Вспомни-ка, что приснилось
тебе, когда Сержант и Интеллигент напоролись на мину! В землянке наступила
зловещая тишина. Тоска, сказал Лейтенант. А ну, гони что-нибудь отвлекающее!
В семнадцать лет еще мальчишка
Служить в пилоты я пошел,
не то запел, не то заплакал Паникер.
В машине быстрой и послушной
Себе подругу я нашел,
зашептал опьяневший взвод. Слушать "летчиков" пришли из соседнего
взвода. Стало теплее.
Прошли года, промчались версты
Войной исхоженных дорог.
Ах где ты, где ты потерялся,
Мой не взлетевший ястребок.
ТИПИЧНОСТЬ ИСКЛЮЧЕНИЯ
Я полностью согласен с тем, что мы составляем ничтожную часть
населения, говорит Болтун. Но значит ли это, что наши проблемы несущественны
для этого общества? Мазила, например, может быть вообще один в нашем
обществе художник такого масштаба и типа. И именно реакция на Мазилу
обнаруживает, что из себя представляет данное общество с такой-то точки
зрения. Этим объясняется, почему художников такого типа у нас нет или почти
нет. Или они не процветают. Наши проблемы не типичны в смысле общности или
массовости. Но они глубже, ибо они характерны. Они суть индикаторные или
характеристические проблемы нашего общества. Мне не совсем ясно, говорит
Мазила, в каком смысле они характерны. Представь себе, говорит Болтун, есть
некая среда, которую ты хочешь изучить. Есть разные способы изучения. И в
частности -- такой способ. В среду погружается некое экспериментальное тело
с заранее установленными свойствами. И по каким-то признакам фиксируют
реакции изучаемой среды на это тело. Потом на вопрос о том, что из себя
представляет эта среда, указывают именно на эту реакцию. Особенность нашего
случая состоит в том, что такие характеристические тела вырастают сами
внутри данной среды, а не помещаются в нее извне, являются ее законным
продуктом и, вместе с тем, испытывают на себе воздействие этой своей родной
среды как чужеродные ей явления. А поскольку эти тела имеют душу, мечтают,
любят, ненавидят, страдают, творят и т.п., возникают специфические для них
проблемы. Общество усиленно старается избавиться от этих проблем и
представить дело так, будто это не его проблемы. Но, увы, они суть его
собственные проблемы в неизмеримо большей степени, чем все те проблемы,
которые оно официально рекламирует как органически присущие ему.
Естественно, говорит Мазила, общество прячет свои болячки. Нет, говорит
Болтун, это не болячки. Тут наоборот, общество стремится спрятать и
ликвидировать заложенные в нем самом здоровые начала. Общество прячет свои
здоровячки.
ДВОЙСТВЕННОСТЬ[x]
Почти все искусствоведы, изучающие творчество ЭН, отмечают
двойственность его положения. С одной стороны, он не выставляется, при
всяком удобном и неудобном случае его поносят, его имя вычеркивают из
списков авторских коллективов, за границу его не пускают, никаких званий у
него нет. С этой точки зрения он занимает самое низкое положение в системе
нашего изобразительного искусства. С другой стороны, он выполняет работы,
которые у нас доверяют выполнять лишь немногим скульптурным генералам. В чем
дело? Случайность? Наличие двух борющихся сил в стране? Мне кажется, дело
тут гораздо серьезнее. По идее, ЭН должен был бы быть признанным
государственным скульптором. Он мог бы дать гениальное воплощение в
скульптуре идеологии этого общества. Те люди, которые привлекают его для
создания грандиозных барельефов и монументов, чуют это. Но наше общество
сложилось в определенных исторически данных условиях и живет в определенной
международной среде. Есть исторически сложившиеся традиции. Взять хотя бы
такой пример. Засилие колонн в архитектуре до войны и первые годы после
войны. Откуда это? Ясно, от прошлого. Мы" то пережили. Усвоили модернистские
формы в архитектуре. Традиции передвижников, и те уже фактически пережиты.
Однако, эти случаи пока единичны. В целом же у нас господствуют традиционные
представления в искусстве и об искусстве (в особенности -- в самой среде
искусства), с точки зрения которых ЭН выглядит как нечто враждебное
официальному искусству. Его коллеги усиленно культивируют такое
представление о нем. Отсюда -- приниженность его положения. Вот и получается
очередной парадокс: ЭН есть враг существующего положения в нашем искусстве
вследствие того, что мог бы стать его блестящим представителем.
ГДЕ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Прислали к нам в полк одного типа из высших сфер, говорит Юморист. Ему,
видите ли, нужно дать большой орден, а для этого нужно участие в боях.
Посадили ко мне стрелком. И полет-то был пустяковый. Слегка постреляли
зенитки, пара истребителей попугала. А он всю машину мне облевал. Прилетели
домой. Говорю, чисть машину. Он на меня, мол, с кем разговариваешь. Вытащил
я пистолет. Если не вычистишь машину, говорю, пристрелю. Вычистил. А если бы
отказался, спрашивает Паникер. Пристрелил бы, говорит Юморист. Из-за такого
пустяка, говорит Мерин. Иногда пустяк становится символом чего-то
значительного, говорит Юморист. А чем кончилось, спрашивает Уклонист. Каждый
получил по заслугам, сказал Юморист.
ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО
Вы правы, говорит Неврастеник. В наших старых писателях чувствуется
двойственность. В чем ее причина? В писатели они отбирались по старым
критериям, т.е. как талантливые люди. А врали они уже по новым канонам. Для
теперешних писателей это противоречие снято. Они отбираются в писатели в
полном соответствии с теми задачами, которые им предстоит решать. Для этого
вполне достаточно посредственности. Поскольку несколько десятков тысяч
писателей, это несколько десятков тысяч посредственностей, то гармония
полная. Значит Ваша литература, не есть искусство в собственном смысле
слова, говорит Журналист. Нет, говорит Неврастеник. Она-то и есть искусство
в собственном смысле слова. Так же, как и ваша. У вас только качество
нормального писателя повыше, тип несколько иной. Может быть отдельные
таланты ухитряются выжить. В общем, различие такое же, как в любом другом
виде массовой продукции. Мы предпочитаем читать ваших писателей по той же
причине, по какой предпочитаем носить импортные штаны и жрать импортных кур.
Значит все идет нормально, говорит Журналист. К чему же драмы? Какие драмы,
говорит Неврастеник. Вы спрашиваете, мы отвечаем. А говорить правду -- еще
не значит драматизировать. Драматизируете вы сами, глядя на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
тебе, когда Сержант и Интеллигент напоролись на мину! В землянке наступила
зловещая тишина. Тоска, сказал Лейтенант. А ну, гони что-нибудь отвлекающее!
В семнадцать лет еще мальчишка
Служить в пилоты я пошел,
не то запел, не то заплакал Паникер.
В машине быстрой и послушной
Себе подругу я нашел,
зашептал опьяневший взвод. Слушать "летчиков" пришли из соседнего
взвода. Стало теплее.
Прошли года, промчались версты
Войной исхоженных дорог.
Ах где ты, где ты потерялся,
Мой не взлетевший ястребок.
ТИПИЧНОСТЬ ИСКЛЮЧЕНИЯ
Я полностью согласен с тем, что мы составляем ничтожную часть
населения, говорит Болтун. Но значит ли это, что наши проблемы несущественны
для этого общества? Мазила, например, может быть вообще один в нашем
обществе художник такого масштаба и типа. И именно реакция на Мазилу
обнаруживает, что из себя представляет данное общество с такой-то точки
зрения. Этим объясняется, почему художников такого типа у нас нет или почти
нет. Или они не процветают. Наши проблемы не типичны в смысле общности или
массовости. Но они глубже, ибо они характерны. Они суть индикаторные или
характеристические проблемы нашего общества. Мне не совсем ясно, говорит
Мазила, в каком смысле они характерны. Представь себе, говорит Болтун, есть
некая среда, которую ты хочешь изучить. Есть разные способы изучения. И в
частности -- такой способ. В среду погружается некое экспериментальное тело
с заранее установленными свойствами. И по каким-то признакам фиксируют
реакции изучаемой среды на это тело. Потом на вопрос о том, что из себя
представляет эта среда, указывают именно на эту реакцию. Особенность нашего
случая состоит в том, что такие характеристические тела вырастают сами
внутри данной среды, а не помещаются в нее извне, являются ее законным
продуктом и, вместе с тем, испытывают на себе воздействие этой своей родной
среды как чужеродные ей явления. А поскольку эти тела имеют душу, мечтают,
любят, ненавидят, страдают, творят и т.п., возникают специфические для них
проблемы. Общество усиленно старается избавиться от этих проблем и
представить дело так, будто это не его проблемы. Но, увы, они суть его
собственные проблемы в неизмеримо большей степени, чем все те проблемы,
которые оно официально рекламирует как органически присущие ему.
Естественно, говорит Мазила, общество прячет свои болячки. Нет, говорит
Болтун, это не болячки. Тут наоборот, общество стремится спрятать и
ликвидировать заложенные в нем самом здоровые начала. Общество прячет свои
здоровячки.
ДВОЙСТВЕННОСТЬ[x]
Почти все искусствоведы, изучающие творчество ЭН, отмечают
двойственность его положения. С одной стороны, он не выставляется, при
всяком удобном и неудобном случае его поносят, его имя вычеркивают из
списков авторских коллективов, за границу его не пускают, никаких званий у
него нет. С этой точки зрения он занимает самое низкое положение в системе
нашего изобразительного искусства. С другой стороны, он выполняет работы,
которые у нас доверяют выполнять лишь немногим скульптурным генералам. В чем
дело? Случайность? Наличие двух борющихся сил в стране? Мне кажется, дело
тут гораздо серьезнее. По идее, ЭН должен был бы быть признанным
государственным скульптором. Он мог бы дать гениальное воплощение в
скульптуре идеологии этого общества. Те люди, которые привлекают его для
создания грандиозных барельефов и монументов, чуют это. Но наше общество
сложилось в определенных исторически данных условиях и живет в определенной
международной среде. Есть исторически сложившиеся традиции. Взять хотя бы
такой пример. Засилие колонн в архитектуре до войны и первые годы после
войны. Откуда это? Ясно, от прошлого. Мы" то пережили. Усвоили модернистские
формы в архитектуре. Традиции передвижников, и те уже фактически пережиты.
Однако, эти случаи пока единичны. В целом же у нас господствуют традиционные
представления в искусстве и об искусстве (в особенности -- в самой среде
искусства), с точки зрения которых ЭН выглядит как нечто враждебное
официальному искусству. Его коллеги усиленно культивируют такое
представление о нем. Отсюда -- приниженность его положения. Вот и получается
очередной парадокс: ЭН есть враг существующего положения в нашем искусстве
вследствие того, что мог бы стать его блестящим представителем.
ГДЕ СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Прислали к нам в полк одного типа из высших сфер, говорит Юморист. Ему,
видите ли, нужно дать большой орден, а для этого нужно участие в боях.
Посадили ко мне стрелком. И полет-то был пустяковый. Слегка постреляли
зенитки, пара истребителей попугала. А он всю машину мне облевал. Прилетели
домой. Говорю, чисть машину. Он на меня, мол, с кем разговариваешь. Вытащил
я пистолет. Если не вычистишь машину, говорю, пристрелю. Вычистил. А если бы
отказался, спрашивает Паникер. Пристрелил бы, говорит Юморист. Из-за такого
пустяка, говорит Мерин. Иногда пустяк становится символом чего-то
значительного, говорит Юморист. А чем кончилось, спрашивает Уклонист. Каждый
получил по заслугам, сказал Юморист.
ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО
Вы правы, говорит Неврастеник. В наших старых писателях чувствуется
двойственность. В чем ее причина? В писатели они отбирались по старым
критериям, т.е. как талантливые люди. А врали они уже по новым канонам. Для
теперешних писателей это противоречие снято. Они отбираются в писатели в
полном соответствии с теми задачами, которые им предстоит решать. Для этого
вполне достаточно посредственности. Поскольку несколько десятков тысяч
писателей, это несколько десятков тысяч посредственностей, то гармония
полная. Значит Ваша литература, не есть искусство в собственном смысле
слова, говорит Журналист. Нет, говорит Неврастеник. Она-то и есть искусство
в собственном смысле слова. Так же, как и ваша. У вас только качество
нормального писателя повыше, тип несколько иной. Может быть отдельные
таланты ухитряются выжить. В общем, различие такое же, как в любом другом
виде массовой продукции. Мы предпочитаем читать ваших писателей по той же
причине, по какой предпочитаем носить импортные штаны и жрать импортных кур.
Значит все идет нормально, говорит Журналист. К чему же драмы? Какие драмы,
говорит Неврастеник. Вы спрашиваете, мы отвечаем. А говорить правду -- еще
не значит драматизировать. Драматизируете вы сами, глядя на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127