Но эффект был такой же, как будто я был один, Я ничего
этим не добился. Потом я вроде бы привык к этому. И все-таки жаль. Не себя.
Свидетелей жаль. Им-то ведь еще хуже.
МЫ ВСЕ СОТРУДНИКИ
Скажи откровенно, спросил Неврастеник, Социолог -- ваш сотрудник? Наш,
сказал Сотрудник. А Мыслитель, спросил Неврастеник. Наш, сказал Сотрудник. А
Супруга, спросил Неврастеник. Наш, сказал Сотрудник. Какой кошмар, сказал
Неврастеник. Почему кошмар, сказал Сотрудник. Норма. У нас все сотрудники
наши. Но я, положим, нет, сказал Неврастеник. Ты -- потенциальный сотрудник,
сказал Сотрудник. Мы тебя имеем в виду. Впрочем, я ведь в принципе не
против, сказал Неврастеник. За хорошую плату, конечно. Я мог бы делать
доклады для вас не хуже Социолога. Социолог, кстати, халтурщик, дилетант и
лгун. Да, сказал Сотрудник, последнее время он начал много врать и
халтурить. И потом его престиж там сильно снизился. Пора заменить. Поговорим
на эту тему потом. Ну, а Правдец, спросил Неврастеник. Правдец тоже был
потенциально нашим сотрудником, сказал Сотрудник. Если бы Хряк не сглупил в
свое время, Правдец сейчас был бы заведующим над писателями. Хряк, удивился
Неврастеник. Но ведь он же его и выпустил в свет. Да, сказал Сотрудник. Но
он же испугался и приказал потом его зажать. Какой все-таки кошмар, сказал
Неврастеник. Странно это слышать от тебя, сказал Сотрудник. Нельзя быть
членом нашего общества, не испытав на себе его влияния. Как только человек у
нас рождается на свет, он первым делом становится нашим сотрудником. Потом
он учится ходить, говорить, писать. И научившись этому, начинает сочинять
доносы. Дело в том, что наши сотрудники разделяются на две группы: на
актуальных и потенциальных. Актуальные делятся в свою очередь на три группы:
на регулярных, спорадических и стыдливых. Регулярные либо состоят в штате,
либо систематически выполняют наши поручения. Спорадические выполняют наши
поручения при случае. Иногда -- всего один раз. Стыдливые либо не
подозревают, что они сотрудничают с нами (но практически так не бывает; я,
во всяком случае, не знаю ни одного случая такого рода), либо делают вид,
что не подозревают. Таких очень много. Невероятно много. От них просто
спасения нету. Потенциальные сотрудники -- все остальное население. Они
остаются таковыми либо потому, что непригодны по тем или иным причинам,
сотрудничать с нами, либо потому, что у нас нет возможности их использовать,
либо потому, что не пришло их время. Ну, а оппозиционеры, спросил
Неврастеник. Оппозиционеров мы делаем сами, сказал Сотрудник. Или по
недосмотру. Или по мере надобности. Поскреби всех наших самых рьяных
оппозиционеров поосновательнее, и увидишь неудавшегося Социолога, Мыслителя,
Супругу, Претендента и т.п. Оппозиционеры -- это пустяк, не стоящий
серьезного внимания. А что заслуживает внимания, спросил Неврастеник.
Стоящие вне и над, сказал Сотрудник. Независимые. Это -- чужеродные
вкрапления в наше общество. Их очень мало. Но они опасны, ибо они суверенны.
Один такой независимый может причинить нам хлопот неизмеримо больше, чем
миллионная оппозиционная партия. Я бы лично партии разрешил. У нас они все
равно выродились бы в ублюдочную комедию. Без принуждения. В силу внутренних
причин. И вообще я противник принуждения. Тех же целей можно добиться и без
насилия. И даже лучше. Надо только иметь терпение и уметь подождать. Когда
людей насилуют, им кажется, что они способны на многое. Дай им свободу, и
скоро всем станет ясно, что они не способны на что. Способность сделать
нечто есть мутация. Звучит наукообразно, сказал Неврастеник. Откуда эти
идеи? В свое время я читал Шизофреника и Клеветника, сказал Сотрудник.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Допустим, меня сейчас вышибут отсюда или я сдохну, что ожидает меня
здесь, спросил Мазила. Быстрое забвение, сказал Болтун. Через пару месяцев
жизнь будет здесь выглядеть так, как будто тебя тут не было вообще. Неужели
я тут совсем не нужен, спросил Мазила. Нужен, сказал Болтун. Но тут каждый
сам должен доказывать и навязывать свою нужность другим. Конкуренция тут ни
при чем. Конкуренция есть борьба сильных. Она заставляет помнить. Тут же --
борьба слабых против сильных. А оружие слабых в этой борьбе -- забвение
сильного. Сильный должен бороться за свою нужность обществу даже тогда,
когда он уникален. В последнем случае -- в особенности. Чем исключительнее
личность, в которой нуждается общество, тем более ожесточенную борьбу с
обществом она должна выдержать для утверждения своей нужности. К тому же
люди активно предают забвению свою прошлую культуру, Чем рафинированнее и
тоньше эта культура, тем больше нужно приложить сознательных усилий к тому,
чтобы ее не забыть. Чтобы человека помнили, о нем надо постоянно напоминать.
Память в истории тоже есть работа. Выброси Шекспира из школьных хрестоматий
и прикрой всякого рода организации, поддерживающие память о нем, и через
пару поколений даже о нем забудут. Наконец, ты тут нужен не персонально, а в
качестве неопределенной потребности. Твое потенциальное место может занять
другой. Или никто. Потребность не обязательно удовлетворяется. Более того,
такого рода потребности осознаются в качестве потребности лишь тогда, когда
есть чем их удовлетворять или даже когда обстоятельства вынуждают к этому
насильно.
ПСЕВДОЛОЖЬ
Мы живем кругом во лжи, говорит Неврастеник. То, что врут газеты,
радио, журналы, кино и т.п., это само собой разумеется. Им по штату
положено. Они выполняют миссию. Я имею в виду нашу обычную жизнь. Вот
сегодня, например, я беседовал с заведующим отделом. Он мне пытался всучить
одну вшивую тему и врал о ее великой теоретической и практической важности.
Я врал ему, признавая важность темы и настаивая на том, что ее должен
разрабатывать более опытный и широко образованный Р. А Р, на самом деле,
законченный старый кретин и невежда. Я выторговал себе другую тему. Не менее
паскудную, но фразеологически более европейскую. Потом мы обсуждали книгу
другого кретина С. Все хвалили, хотя все знали, что книга -- пустая
болтовня. И я хвалил. Это не ложь, говорит Болтун. Это лжеподобная форма
поведения, вполне естественная для данного общества. А может быть, и для
любого. Это -- ложная ложь. Представь себе такую ситуацию. Некто Н
произносит речь перед группой людей Х с целью убедить ее в чем-то. Н сам
считает, что его речь есть ложь. У него, очевидно, есть для этого свои
критерии оценок. Пусть некто Б заявляет, что речь Н есть ложь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
этим не добился. Потом я вроде бы привык к этому. И все-таки жаль. Не себя.
Свидетелей жаль. Им-то ведь еще хуже.
МЫ ВСЕ СОТРУДНИКИ
Скажи откровенно, спросил Неврастеник, Социолог -- ваш сотрудник? Наш,
сказал Сотрудник. А Мыслитель, спросил Неврастеник. Наш, сказал Сотрудник. А
Супруга, спросил Неврастеник. Наш, сказал Сотрудник. Какой кошмар, сказал
Неврастеник. Почему кошмар, сказал Сотрудник. Норма. У нас все сотрудники
наши. Но я, положим, нет, сказал Неврастеник. Ты -- потенциальный сотрудник,
сказал Сотрудник. Мы тебя имеем в виду. Впрочем, я ведь в принципе не
против, сказал Неврастеник. За хорошую плату, конечно. Я мог бы делать
доклады для вас не хуже Социолога. Социолог, кстати, халтурщик, дилетант и
лгун. Да, сказал Сотрудник, последнее время он начал много врать и
халтурить. И потом его престиж там сильно снизился. Пора заменить. Поговорим
на эту тему потом. Ну, а Правдец, спросил Неврастеник. Правдец тоже был
потенциально нашим сотрудником, сказал Сотрудник. Если бы Хряк не сглупил в
свое время, Правдец сейчас был бы заведующим над писателями. Хряк, удивился
Неврастеник. Но ведь он же его и выпустил в свет. Да, сказал Сотрудник. Но
он же испугался и приказал потом его зажать. Какой все-таки кошмар, сказал
Неврастеник. Странно это слышать от тебя, сказал Сотрудник. Нельзя быть
членом нашего общества, не испытав на себе его влияния. Как только человек у
нас рождается на свет, он первым делом становится нашим сотрудником. Потом
он учится ходить, говорить, писать. И научившись этому, начинает сочинять
доносы. Дело в том, что наши сотрудники разделяются на две группы: на
актуальных и потенциальных. Актуальные делятся в свою очередь на три группы:
на регулярных, спорадических и стыдливых. Регулярные либо состоят в штате,
либо систематически выполняют наши поручения. Спорадические выполняют наши
поручения при случае. Иногда -- всего один раз. Стыдливые либо не
подозревают, что они сотрудничают с нами (но практически так не бывает; я,
во всяком случае, не знаю ни одного случая такого рода), либо делают вид,
что не подозревают. Таких очень много. Невероятно много. От них просто
спасения нету. Потенциальные сотрудники -- все остальное население. Они
остаются таковыми либо потому, что непригодны по тем или иным причинам,
сотрудничать с нами, либо потому, что у нас нет возможности их использовать,
либо потому, что не пришло их время. Ну, а оппозиционеры, спросил
Неврастеник. Оппозиционеров мы делаем сами, сказал Сотрудник. Или по
недосмотру. Или по мере надобности. Поскреби всех наших самых рьяных
оппозиционеров поосновательнее, и увидишь неудавшегося Социолога, Мыслителя,
Супругу, Претендента и т.п. Оппозиционеры -- это пустяк, не стоящий
серьезного внимания. А что заслуживает внимания, спросил Неврастеник.
Стоящие вне и над, сказал Сотрудник. Независимые. Это -- чужеродные
вкрапления в наше общество. Их очень мало. Но они опасны, ибо они суверенны.
Один такой независимый может причинить нам хлопот неизмеримо больше, чем
миллионная оппозиционная партия. Я бы лично партии разрешил. У нас они все
равно выродились бы в ублюдочную комедию. Без принуждения. В силу внутренних
причин. И вообще я противник принуждения. Тех же целей можно добиться и без
насилия. И даже лучше. Надо только иметь терпение и уметь подождать. Когда
людей насилуют, им кажется, что они способны на многое. Дай им свободу, и
скоро всем станет ясно, что они не способны на что. Способность сделать
нечто есть мутация. Звучит наукообразно, сказал Неврастеник. Откуда эти
идеи? В свое время я читал Шизофреника и Клеветника, сказал Сотрудник.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Допустим, меня сейчас вышибут отсюда или я сдохну, что ожидает меня
здесь, спросил Мазила. Быстрое забвение, сказал Болтун. Через пару месяцев
жизнь будет здесь выглядеть так, как будто тебя тут не было вообще. Неужели
я тут совсем не нужен, спросил Мазила. Нужен, сказал Болтун. Но тут каждый
сам должен доказывать и навязывать свою нужность другим. Конкуренция тут ни
при чем. Конкуренция есть борьба сильных. Она заставляет помнить. Тут же --
борьба слабых против сильных. А оружие слабых в этой борьбе -- забвение
сильного. Сильный должен бороться за свою нужность обществу даже тогда,
когда он уникален. В последнем случае -- в особенности. Чем исключительнее
личность, в которой нуждается общество, тем более ожесточенную борьбу с
обществом она должна выдержать для утверждения своей нужности. К тому же
люди активно предают забвению свою прошлую культуру, Чем рафинированнее и
тоньше эта культура, тем больше нужно приложить сознательных усилий к тому,
чтобы ее не забыть. Чтобы человека помнили, о нем надо постоянно напоминать.
Память в истории тоже есть работа. Выброси Шекспира из школьных хрестоматий
и прикрой всякого рода организации, поддерживающие память о нем, и через
пару поколений даже о нем забудут. Наконец, ты тут нужен не персонально, а в
качестве неопределенной потребности. Твое потенциальное место может занять
другой. Или никто. Потребность не обязательно удовлетворяется. Более того,
такого рода потребности осознаются в качестве потребности лишь тогда, когда
есть чем их удовлетворять или даже когда обстоятельства вынуждают к этому
насильно.
ПСЕВДОЛОЖЬ
Мы живем кругом во лжи, говорит Неврастеник. То, что врут газеты,
радио, журналы, кино и т.п., это само собой разумеется. Им по штату
положено. Они выполняют миссию. Я имею в виду нашу обычную жизнь. Вот
сегодня, например, я беседовал с заведующим отделом. Он мне пытался всучить
одну вшивую тему и врал о ее великой теоретической и практической важности.
Я врал ему, признавая важность темы и настаивая на том, что ее должен
разрабатывать более опытный и широко образованный Р. А Р, на самом деле,
законченный старый кретин и невежда. Я выторговал себе другую тему. Не менее
паскудную, но фразеологически более европейскую. Потом мы обсуждали книгу
другого кретина С. Все хвалили, хотя все знали, что книга -- пустая
болтовня. И я хвалил. Это не ложь, говорит Болтун. Это лжеподобная форма
поведения, вполне естественная для данного общества. А может быть, и для
любого. Это -- ложная ложь. Представь себе такую ситуацию. Некто Н
произносит речь перед группой людей Х с целью убедить ее в чем-то. Н сам
считает, что его речь есть ложь. У него, очевидно, есть для этого свои
критерии оценок. Пусть некто Б заявляет, что речь Н есть ложь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127