Может быть, эти подвязки изменят весь ход твоей жизни.
Не стану утверждать, что я собрала все желание радоваться, но натягивала платье через голову в менее мрачном настроении. Платья цвета шампанского было не так уж много. На мне были черные туфли с каблуками и гагатовые серьги, и я пыталась сообразить, не слишком ли страшным выглядит мое зимнее пальто, или ну его к черту, пусть зад мерзнет. Тщеславие важнее. Со вздохом я разглядывала свое сильно поношенное синее пальто. Перекинув его через руку, вышла в гостиную. Уже готовый, Олси в ожидании меня стоял посреди комнаты. Я отметила, что он сильно волнуется. И тут он извлек большую коробку из кучи накупленных утром подарков. На его лице появилось то самое виноватое выражение, какое я заметила сегодня утром, придя с прогулки.
— Считай, что это мой долг тебе, — и вручил мне коробку.
— О-о, Олси! Это подарок от тебя? — Да, все так, я действительно стояла посреди комнаты, держа эту коробку. Но надо меня понять: со мной такое бывает не очень часто.
— Ты открой, — хрипло промолвил он.
Швырнув пальто на ближайший стул, я неловко развернула дар — я еще не привыкла к накладным ногтям. Повозившись немного, открыла белую картонную коробку и обнаружила в ней замену моей прежней вечерней накидки. Медленно, смакуя каждое движение, я вытащила длинный прямоугольный кусок ткани. Новая накидка была великолепна: черный бархат с бусами по краям. Я не могла не сообразить, что она стоит раз в пять дороже прежней, испорченной.
Я потеряла дар речи, что со мной бывает крайне редко. Но я не получаю много подарков, и я не могу воспринимать их легко. Я набросила бархат на плечи, наслаждаясь роскошным ощущением. Потерлась о ткань щекой.
— Спасибо, — у меня голос вибрировал в экстазе.
— Да пожалуйста, — ответил он. — Боже мой, ты только не плачь, Сьюки. Я хотел тебя обрадовать.
— Ты меня действительно обрадовал, я не собираюсь плакать. — Я подавила слезы и пошла в свою ванную посмотреть на себя в зеркало. — Ой, какая прекрасная, — это я от всей души.
— Ну и хорошо, рад, что тебе понравилось, — деловито сказал Олси. — Я решил, что это минимум того, что я могу для тебя сделать. — И он задрапировал ее на мне так, что совершенно исчезли из виду красные царапины на левом плече.
— Ничего ты мне не должен, это я тебе должна. — И заметила, что моя серьезность обеспокоила Олси ровно так же, как мои слезы.
— Ну, пошли, — сказала я. — В Клуб Мертвяков. Сегодня мы узнаем все, и никого не обидим.
И эти мои слова — доказательство того, что я не обладаю даром ясновидения.
На Олси был другой костюм, на мне — другое платье, но «Джозефина» осталась той же самой. Пустынный тротуар, угрожающая атмосфера. Сегодня было холоднее, чем вчера, в воздухе вился пар от моего дыхания, мне оставалось только радоваться, что меня как-никак греет бархатная накидка. Сегодня Олси буквально выпрыгнул из машины под навес над входом, даже не помог мне выбраться, и стоял там, ожидая меня.
— Полнолуние, — напряженным голосом объяснил он. — Тяжелая будет ночь.
— Прости меня, — я вдруг почувствовала беспомощность. — Тебе наверное ужасно трудно. — Если бы ему не надо было сопровождать меня, он бы сейчас прыгал по лесу за оленями и кроликами. Он отмахнулся от моего извинения: — Всегда есть завтрашняя ночь, она ничуть не хуже. — Но эти слова он прогудел, напрягшись.
Сегодня я не подпрыгнула от неожиданности, когда машина отъехала сама по себе, и даже не вздрогнула, когда мистер Хоб открыл нам дверь. Не могу сказать, что при виде нас гоблин выказал большую радость, но его обычное выражение лица я не могла бы разгадать. Может, оно означает воз и маленькую тележку радости, но мне это неизвестно.
Некоторым образом я усомнилась, что его вдохновило мое второе появление в клубе. Да он ли владелец? Трудновато вообразить, чтобы мистер Хоб назвал свой клуб «У Джозефины». Скорее «Дохлая гниющая собака» или «Пылающие черви», но никак не «У Джозефины».
— Сегодня нам неприятности не нужны, — угрюмо предупредил нас мистер Хоб. Голос у него был ржавый и гулкий, как будто он говорил немного, а если и приходилось, то радости ему это не приносило.
— Это произошло не по ее вине, — заметил Олси.
— Тем не менее, — и больше Хоб не сказал ни слова. Наверное, решил, что нечего болтать попусту, и был прав. Коротенький неуклюжий гоблин кивнул в сторону нескольких сдвинутых вместе столиков: — Король вас ждет.
Когда я подошла, мужчины встали. Рассел Эджингтон и его ближайший друг Тальбот сидели лицом к танцевальной площадке; а напротив них расположился пожилой вампир (то есть ставший мертвяком в более солидном возрасте) с дамой, которая при моем приближении осталась сидеть. Я окинула ее взглядом и заорала от восторга:
— Тара!
Моя бывшая одноклассница тоже заорала и вскочила. Мы обнялись от всей души, не так, как было принято в школе — формально похлопать друг друга по бокам без особого восторга. Обе мы оказались в чужой стране, здесь, в Клубе Мертвяков.
Тара выше меня ростом на несколько дюймов, темноволосая, с темными глазами и кожей оливкового цвета. На ней было платье с длинными рукавами в золотисто-бронзовых тонах, при ее движениях ткань мерцала и переливалась, и каблуки у нее были необычайной высоты. Чтобы соответствовать росту своего кавалера.
Выбравшись из Тариных объятий и радостно хлопая ее по спине, я сообразила, что встреча с ней — самое худшее, что могло случиться. Я прислушалась к ее мыслям, увидела, что она, конечно, сейчас спросит, почему я не с Биллом.
— Пошли, подруга, сбегаем на минутку в дамскую комнату! — весело предложила я, она схватила свою сумочку, многообещающе и озорно улыбнувшись своему кавалеру. Я помахала Олси, попросила мужчин извинить нас, и мы энергично зашагали в дамскую комнату, вход в них был из коридора, ведущего к черному ходу. Комната была пуста. Спиной я прижала дверь, чтобы никого не впускать. Тара стояла лицом ко мне, глаза ее прямо желанием засыпать меня вопросами.
— Прошу тебя, Тара, ничего не говори ни о Билле, ни о Бон Темпс.
— А почему, не можешь сказать?
— Просто… — я безуспешно старалась придумать реальное объяснение. Но не смогла. — Тара, если задашь такие вопросы, это будет стоить мне жизни.
Ее передернуло и она уставилась на меня неподвижным взглядом. Да и кто отреагировал бы по-другому? Но Тара пережила в жизни всякое, и она была птица тертая, хоть и обжегшаяся. — Так рада видеть тебя, — сказала она. — В этой толпе чувствуешь себя одиноко. Кто твой друг? Чем занимается?
Я всегда умела забыть то, что нельзя рассказывать о других. И иногда я даже забывала, что другие люди ничего не знают о вервольфах и оборотнях. И ответила ей:
— Он геодезист. Пойдем, познакомлю.
— Прошу прощения, что мы так быстро вас покинули, — я широко улыбалась всем мужчинам сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Не стану утверждать, что я собрала все желание радоваться, но натягивала платье через голову в менее мрачном настроении. Платья цвета шампанского было не так уж много. На мне были черные туфли с каблуками и гагатовые серьги, и я пыталась сообразить, не слишком ли страшным выглядит мое зимнее пальто, или ну его к черту, пусть зад мерзнет. Тщеславие важнее. Со вздохом я разглядывала свое сильно поношенное синее пальто. Перекинув его через руку, вышла в гостиную. Уже готовый, Олси в ожидании меня стоял посреди комнаты. Я отметила, что он сильно волнуется. И тут он извлек большую коробку из кучи накупленных утром подарков. На его лице появилось то самое виноватое выражение, какое я заметила сегодня утром, придя с прогулки.
— Считай, что это мой долг тебе, — и вручил мне коробку.
— О-о, Олси! Это подарок от тебя? — Да, все так, я действительно стояла посреди комнаты, держа эту коробку. Но надо меня понять: со мной такое бывает не очень часто.
— Ты открой, — хрипло промолвил он.
Швырнув пальто на ближайший стул, я неловко развернула дар — я еще не привыкла к накладным ногтям. Повозившись немного, открыла белую картонную коробку и обнаружила в ней замену моей прежней вечерней накидки. Медленно, смакуя каждое движение, я вытащила длинный прямоугольный кусок ткани. Новая накидка была великолепна: черный бархат с бусами по краям. Я не могла не сообразить, что она стоит раз в пять дороже прежней, испорченной.
Я потеряла дар речи, что со мной бывает крайне редко. Но я не получаю много подарков, и я не могу воспринимать их легко. Я набросила бархат на плечи, наслаждаясь роскошным ощущением. Потерлась о ткань щекой.
— Спасибо, — у меня голос вибрировал в экстазе.
— Да пожалуйста, — ответил он. — Боже мой, ты только не плачь, Сьюки. Я хотел тебя обрадовать.
— Ты меня действительно обрадовал, я не собираюсь плакать. — Я подавила слезы и пошла в свою ванную посмотреть на себя в зеркало. — Ой, какая прекрасная, — это я от всей души.
— Ну и хорошо, рад, что тебе понравилось, — деловито сказал Олси. — Я решил, что это минимум того, что я могу для тебя сделать. — И он задрапировал ее на мне так, что совершенно исчезли из виду красные царапины на левом плече.
— Ничего ты мне не должен, это я тебе должна. — И заметила, что моя серьезность обеспокоила Олси ровно так же, как мои слезы.
— Ну, пошли, — сказала я. — В Клуб Мертвяков. Сегодня мы узнаем все, и никого не обидим.
И эти мои слова — доказательство того, что я не обладаю даром ясновидения.
На Олси был другой костюм, на мне — другое платье, но «Джозефина» осталась той же самой. Пустынный тротуар, угрожающая атмосфера. Сегодня было холоднее, чем вчера, в воздухе вился пар от моего дыхания, мне оставалось только радоваться, что меня как-никак греет бархатная накидка. Сегодня Олси буквально выпрыгнул из машины под навес над входом, даже не помог мне выбраться, и стоял там, ожидая меня.
— Полнолуние, — напряженным голосом объяснил он. — Тяжелая будет ночь.
— Прости меня, — я вдруг почувствовала беспомощность. — Тебе наверное ужасно трудно. — Если бы ему не надо было сопровождать меня, он бы сейчас прыгал по лесу за оленями и кроликами. Он отмахнулся от моего извинения: — Всегда есть завтрашняя ночь, она ничуть не хуже. — Но эти слова он прогудел, напрягшись.
Сегодня я не подпрыгнула от неожиданности, когда машина отъехала сама по себе, и даже не вздрогнула, когда мистер Хоб открыл нам дверь. Не могу сказать, что при виде нас гоблин выказал большую радость, но его обычное выражение лица я не могла бы разгадать. Может, оно означает воз и маленькую тележку радости, но мне это неизвестно.
Некоторым образом я усомнилась, что его вдохновило мое второе появление в клубе. Да он ли владелец? Трудновато вообразить, чтобы мистер Хоб назвал свой клуб «У Джозефины». Скорее «Дохлая гниющая собака» или «Пылающие черви», но никак не «У Джозефины».
— Сегодня нам неприятности не нужны, — угрюмо предупредил нас мистер Хоб. Голос у него был ржавый и гулкий, как будто он говорил немного, а если и приходилось, то радости ему это не приносило.
— Это произошло не по ее вине, — заметил Олси.
— Тем не менее, — и больше Хоб не сказал ни слова. Наверное, решил, что нечего болтать попусту, и был прав. Коротенький неуклюжий гоблин кивнул в сторону нескольких сдвинутых вместе столиков: — Король вас ждет.
Когда я подошла, мужчины встали. Рассел Эджингтон и его ближайший друг Тальбот сидели лицом к танцевальной площадке; а напротив них расположился пожилой вампир (то есть ставший мертвяком в более солидном возрасте) с дамой, которая при моем приближении осталась сидеть. Я окинула ее взглядом и заорала от восторга:
— Тара!
Моя бывшая одноклассница тоже заорала и вскочила. Мы обнялись от всей души, не так, как было принято в школе — формально похлопать друг друга по бокам без особого восторга. Обе мы оказались в чужой стране, здесь, в Клубе Мертвяков.
Тара выше меня ростом на несколько дюймов, темноволосая, с темными глазами и кожей оливкового цвета. На ней было платье с длинными рукавами в золотисто-бронзовых тонах, при ее движениях ткань мерцала и переливалась, и каблуки у нее были необычайной высоты. Чтобы соответствовать росту своего кавалера.
Выбравшись из Тариных объятий и радостно хлопая ее по спине, я сообразила, что встреча с ней — самое худшее, что могло случиться. Я прислушалась к ее мыслям, увидела, что она, конечно, сейчас спросит, почему я не с Биллом.
— Пошли, подруга, сбегаем на минутку в дамскую комнату! — весело предложила я, она схватила свою сумочку, многообещающе и озорно улыбнувшись своему кавалеру. Я помахала Олси, попросила мужчин извинить нас, и мы энергично зашагали в дамскую комнату, вход в них был из коридора, ведущего к черному ходу. Комната была пуста. Спиной я прижала дверь, чтобы никого не впускать. Тара стояла лицом ко мне, глаза ее прямо желанием засыпать меня вопросами.
— Прошу тебя, Тара, ничего не говори ни о Билле, ни о Бон Темпс.
— А почему, не можешь сказать?
— Просто… — я безуспешно старалась придумать реальное объяснение. Но не смогла. — Тара, если задашь такие вопросы, это будет стоить мне жизни.
Ее передернуло и она уставилась на меня неподвижным взглядом. Да и кто отреагировал бы по-другому? Но Тара пережила в жизни всякое, и она была птица тертая, хоть и обжегшаяся. — Так рада видеть тебя, — сказала она. — В этой толпе чувствуешь себя одиноко. Кто твой друг? Чем занимается?
Я всегда умела забыть то, что нельзя рассказывать о других. И иногда я даже забывала, что другие люди ничего не знают о вервольфах и оборотнях. И ответила ей:
— Он геодезист. Пойдем, познакомлю.
— Прошу прощения, что мы так быстро вас покинули, — я широко улыбалась всем мужчинам сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65