— А сейчас что ты чувствуешь?
— Оцепенение. Глупо, правда? Хотя сам вырываю ее из своего сердца, с корнями. Я же тебе говорил, что вырву. Пришлось на это пойти. Ну совсем как страсть к наркотику. Она ужасная баба.
Я вспомнила о Лорене.
— Иногда, — мне самой было слышно, какой у меня грустный голос, — каждая женщина ужасна. — Для нас с Биллом Лорена была жива. Разговор о Дебби вызвал еще одно неприятное воспоминание. — Эй, когда ты с ней дрался, ты ей говорил, что мы с тобой были в одной постели!
Его это глубоко задело, даже оливковая кожа вспыхнула румянцем.
— Мне стыдно за себя. Я ведь знал, что она вовсю развлекается с женихом: она этим хвасталась. Я вроде упомянул о тебе от отчаяния, я просто озверел. Прости.
Это мне было понятно, хоть и неприятно. Я подняла брови, желая показать, что этих извинений недостаточно.
— Согласен, я проявил низость. Двойное извинение, и обещаю никогда этого больше не делать.
Я кивнула. Такое извинение вполне приемлемо.
— Мне ужасно было неприятно выгонять всех вас из квартиры, но я не хотел, чтобы она видела вас троих, она могла придти к любым умозаключениям. Дебби может всерьез разозлиться, и я подумал, что если она увидит тебя вместе с вампирами, и вдруг до нее дойдет слух, что у Рассела исчез пленник, тогда она сопоставит увиденное. Она может настолько осатанеть, что позвонит Расселу.
— Это к твоим словам о верности среди вервольфов.
— Она не вервольф, она оборотень, — тут же поправил меня Олси, и его слова подтвердили мое подозрение. Я подумала, что Олси, хоть он и полон решимости сохранить в своих потомках ген вервольфа, все же никогда не сможет быть счастлив ни с кем, кроме другого вервольфа. Я вздохнула, но постаралась сделать этот вздох приятным и тихим. В конце концов, может, я неправа.
— Хватит о Дебби, — я взмахнула рукой, демонстрируя, что тема Дебби напрочь уходит из нашего разговора: — кто-то убил Джерри Фалькона и сунул его в твой чулан. Это доставило мне — и тебе — намного больше хлопот, чем наша исходная миссия, поиск Билла. Кто бы мог это сделать? Кто-то по-настоящему злобный.
— Или кто-то по-настоящему глупый, — бесстрастно вставил Олси.
— Я знаю, что это не Билл, он был в плену. И могу поклясться, что не Эрик, он не врал, это точно. — Я поколебалась — надо ли упоминать это имя снова… — Как насчет Дебби? Она… — я не стала говорить «настоящая сука», потому что так называть ее имел право только Олси. — Она разозлилась на тебя за то, что у тебя завелась дама. — Я была очень деликатна. — Не могла ли она запихнуть Джерри Фалькона в твой чулан, чтобы доставить тебе неприятности?
— Дебби — низкий человек и умеет доставлять неприятности, но она никогда никого не убила. Для этого в ней нет твердости характера. Воли к убийству. Железного стержня.
Вот как. Тогда называйте меня Железной Леди.
Олси, видимо, прочел на моем лице испуг. Он пожал плечами:
— Брось, я ведь вервольф. Я бы сделал это, если бы пришлось. Особенно в определенную фазу луны.
— Может, с ним разобрался товарищ по стае, по своим причинам, и решил свалить вину на тебя? — Вполне возможный сценарий.
— Это как раз сомнительно. Другой вервольф бы… ну, тело выглядело бы не так. — Олси щадил мои чувства. Он хотел сказать, что от тела остались бы одни клочки. — И потом, я носом бы учуял другого вервольфа. Правда, я особо не принюхивался.
Фантазия наша исчерпалась. Хотя если бы я записала наш разговор на магнитофон и прослушала запись, я бы запросто вычислила другого возможного преступника.
Олси сказал, что ему надо возвращаться в Шривпорт, и я приподняла ноги, давая ему возможность подняться. Он встал, но тут же опустился на одно колено у изголовья кушетки, чтобы попрощаться со мной. Я сказала положенные вежливости: как мило с его стороны было предоставить мне убежище в своем доме, как мне понравилась его сестра, как забавно было вместе с ним прятать труп. Впрочем, последнюю фразу я не озвучила, она только мелькнула у меня в голове — все же в смысле вежливости я была продуктом бабушкиного воспитания.
Я очень рад, что познакомился с тобой, — он оказался ближе ко мне, чем я думала, и на прощанье клюнул меня в губы. Клюнуть — неплохо, но он вернулся для более долгого прощания. Его губы оказались такими теплыми; а через секунду я обнаружила, что язык у него еще теплее. Он немного повернул голову в сторону, под более удобным углом, и продолжил прерванный процесс. Правая его рука парила надо мной, искала место, куда бы приземлиться так, чтобы не сделать мне больно. Наконец, расположилась на моей руке. Ой-ой-ой, как было хорошо. Но хорошо было только моему рту и нижней части таза, все остальное у меня болело. Его рука нерешительно поползла к моей груди, и я резко втянула воздух.
— Прости, ради Бога, я сделал тебе больно! — после долгого поцелуя губы у него были пухлые и красные, а глаза сияли.
Я подумала, что надо извиниться.
— Просто у меня все болит.
— Так что же они с тобой делали? Нельзя сказать, что ты отделалась несколькими дружескими шлепками.
Ему казалось, что распухшее лицо — моя самая серьезная проблема.
— Если бы, — попыталась я улыбнуться.
Он был искренне потрясен:
— А я тут явился со своими приставаниями.
— Ну, я ведь тебя не отталкивала, — мягко произнесла я. (Чтобы оттолкнуть, надо было напрячься, а где взять силы?). — И я ведь не говорила: «Что вы, сэр, как вы осмелились навязывать мне свое внимание!»
Олси немного удивился.
— Скоро вернусь, — пообещал он. — Если тебе что понадобится, звони. — Выудил из кармана визитную карточку и положил на столик у кушетки. — Тут мой служебный телефон, а на обороте пишу номер трубки и домашний. Дай мне свои телефоны. — Я послушно произнесла номера, он записал, я не шучу, — в маленькую черную книжечку. У меня не хватило сил пошутить.
После его ухода дом показался мне особенно пустым. Олси такой большой и энергичный — такой живой, — он занимал большое пространство своей личностью и физическим присутствием.
Для меня это оказался день сожалений.
Арлена встретила Джейсона в баре Мерлотта и после разговора с ним явилась ко мне в половине шестого. Она меня осмотрела, при этом у нее был такой вид, как будто она с трудом удерживается от комментариев, которые так и вертелись у нее на языке. Она согрела мне супа из пакетиков, я его остудила и съела — осторожно и медленно, но почувствовала себя лучше. Она составила тарелки в мойку, спросила — не нужна ли какая-нибудь помощь. Я вспомнила, что дома ее ждут дети, и сказала, что нет, у меня полный порядок. Визит Арлены взбодрил меня, а когда я сообразила, как она боролась с собой, чтобы не сболтнуть что-нибудь необдуманное, я почувствовала себя еще лучше.
Я все больше коченела. Я заставила себя подняться и походила по дому (скорее поковыляла), но по мере того, как синяки проявлялись на мне все отчетливее, а в доме становилось все холоднее, мое самочувствие ухудшилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65