С рассветом путники поднимались и двигались дальше, на ночь останавливались на отдых. Им приходилось переносить и жажду и голод. Незаметно минула весна, прошло лето и снова наступила осень. И вот однажды, когда стемнело, Трипитака остановил своего коня и, обращаясь к своим ученикам, спросил:
- Где же мы сегодня остановимся на ночлег?
- Учитель, - с укором сказал Сунь У-кун, - такой вопрос может задавать мирянин, но человеку, ушедшему от мира, это не к лицу.
- Не все ли равно, кто спрашивает: мирянин или человек, ушедший от мира? - удивился Трипитака.
- Дело в том, что миряне могут возиться с ребятишками или же спать со своими женами в теплой постели. Но разве можно нам, монахам, думать о подобных вещах? Мы должны при луне и звездах, перенося голод и жажду, двигаться вперед и останавливаться лишь когда на пути возникает препятствие.
- Дорогой брат, - вмешался тут Чжу Ба-цзе, - ты помнишь об одном, но совершенно забываешь о другом. Мы прошли сегодня очень трудный и опасный путь, и мне с такой тяжелой ношей было особенно тяжело идти. Поэтому совершенно необходимо найти сейчас какое-нибудь пристанище, где бы я мог хоть немного поспать и подкрепиться, набравшись сил для завтрашнего дня. В противном случае я могу ноги протянуть от усталости.
- Пока светит луна, мы будем идти, - сказал на это Сунь У-кун, - и если нам встретится какое-нибудь жилище, остановимся.
Трипитаке и его ученикам не оставалось ничего другого, как последовать за Сунь У-куном. Они прошли еще немного и вдруг услышали шум воды.
- Ну вот! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Кончился наш путь!
- Дорогу нам преграждает вода, - подтвердил Ша-сэн.
- Как же мы переправимся? - забеспокоился Трипитака.
- Погодите, я посмотрю глубока ли эта речка, - сказал Чжу Ба-цзе.
- Перестань болтать глупости, - рассердился Трипитака. - Каким образом ты можешь узнать, глубока ли река?
- Я возьму камень величиной с гусиное яйцо и брошу его на середину. Если раздастся всплеск и пойдут пузыри - значит, река мелкая. Если же камень с шумом пойдет на дно - значит, здесь глубоко.
- Ну что ж, пойди посмотри, - согласился Сунь У-кун.
Чжу Ба-цзе разыскал камень, бросил его в воду, и они услышали, как он с гулом опустился на дно.
- Да, здесь очень глубоко, - сказал Чжу Ба-цзе. - На тот берег нам не перебраться.
- Глубину ты узнал, - сказал тогда Трипитака, - а вот ширина реки нам так и неизвестна.
- Этого я не могу узнать, - отвечал Чжу Ба-цзе.
- Погодите, - сказал Сунь У-кун, - я узнаю.
С этими словами наш чудесный Мудрец совершил прыжок в воздух и стал пристально всматриваться. И вы послушайте, что он увидел:
Воды широкие просторы
Легли в сиянии луны,
И рукава реки искусно,
Казалось, были сплетены.
Речной простор сливался с небом,
И только маковки вершин
В цветенье пышном подымались
Из поглощающих глубин.
Как будто сто приняв притоков,
Реки росла величина,
И домом тысячеэтажным
Вздымалась мощная волна.
И, друг на друга налетая,
Стремились вдаль гряды валов;
На отмелях гуляли цапли -
Здесь не встречался рыболов.
Река раздвинулась, как море,
Необозримо широка…
Вглядись! И все-таки безбрежной
Тебе покажется река.
Сунь У-кун быстро спустился на землю и сказал:
- Учитель, река эта так широка, что нечего и думать перейти ее. Вы знаете, что мои глаза очень зорки. Днем я вижу все, что ожидает нас на расстоянии в тысячу ли, и даже ночью могу рассмотреть все, что делается на расстоянии в пятьсот ли. Но сейчас, сколько я ни смотрел, я никак не мог увидеть противоположного берега. Трудно даже представить себе, какой ширины эта река.
Услышав это, Трипитака пришел в отчаяние. Он не мог даже слова выговорить и, всхлипывая, бормотал:
- Ученики мои, что же мы будем делать?
- Не горюйте, учитель, - сказал тут Ша-сэн. - Взгляните, мне кажется, что там стоит человек.
- Да это как будто рыбак вытаскивает сеть, - подтвердил Сунь У-кун. - Обождите, сейчас я пойду поговорю с ним.
В несколько прыжков Сунь У-кун с посохом в руках очутился около того места, где они увидели рыбака. И каково же было его удивление, когда перед ним оказался не человек, а каменная плита. На плите в старинном стиле «чжуань» были написаны три крупных иероглифа: «Река, Достигающая неба». Пониже были еще две строчки в десять иероглифов, только поменьше. Надпись гласила: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее».
- Учитель! - крикнул Сунь У-кун, - посмотрите, что здесь написано.
Когда Трипитака подошел к плите и прочел надпись, из глаз его полились слезы.
- Ученик мой, - молвил он. - Покидая город Чанъань, я не думал, что путь в Индию так труден. Мне и в голову не приходило, что всякие злые духи и демоны будут чинить мне препятствия и что мне придется пересекать столько гор и рек.
- Прислушайтесь, учитель! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Вам не кажется, что где-то бьют в гонг? Очевидно, кто-то устроил для монахов трапезу. Хорошо бы нам попасть туда. Мы подкрепились бы немного, узнали бы, где переправа, и завтра перебрались бы через реку.
Трипитака прислушался: откуда-то действительно доносились удары гонга.
- Это, несомненно, буддийские монахи, - молвил Трипитака. - У даосов не бывает такой музыки. Мы должны сейчас же отправиться туда.
И они пошли прямо на звуки. Сунь У-кун, как всегда, шел впереди. Дорога была ужасная. С трудом, по ухабам, перейдя песчаную отмель, они увидели селение, дворов примерно на пятьсот; по виду дома принадлежали зажиточным хозяевам.
Вдоль горы идет дорога,
Бьет источник у обрыва,
Крики жалобные птицы
Раздаются в ветках ивы.
Все калитки на запоре,
На засовах - все ворота,
И на отмелях песчаных
Цапель сладкая дремота.
Уж не слышно звуков флейты,
Не гремят вальков удары,
Лишь качается осока,
Шелестя листвою старой.
Да камыш под ветром гнется
И трепещет на болоте;
Лай доносится собачий
Из закрытых подворотен.
Не видать в окошках света,
И людей - как не бывало;
Лишь рыбак на переезде
В лодке дремлет у причала.
В небе диск висит зеркальный,
И дыханье ряски белой
С ветром с берега другого
Чуть заметно долетело.
Трипитака сошел с коня. Возле одного дома, находившегося как раз в начале улицы, развевался флаг. Во дворе был виден свет фонарей, оттуда доносился аромат благовоний.
- Сунь У-кун, - сказал тут Трипитака. - Пожалуй, здесь лучше, чем в пещере у реки или на горе. В доме мы сможем укрыться от холода и спокойно поспать. Только вам пока лучше не ходить туда. Вы настолько безобразны, что одним своим видом можете навлечь беду, и мы останемся без пристанища. Сначала пойду я и попрошу хозяина пустить нас на ночь. Если он согласится, я позову вас. Если же откажет, все равно не устраивайте скандала.
- Пожалуй, это правильно, - согласился Сунь У-кун. - Вы идите, а мы подождем вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
- Где же мы сегодня остановимся на ночлег?
- Учитель, - с укором сказал Сунь У-кун, - такой вопрос может задавать мирянин, но человеку, ушедшему от мира, это не к лицу.
- Не все ли равно, кто спрашивает: мирянин или человек, ушедший от мира? - удивился Трипитака.
- Дело в том, что миряне могут возиться с ребятишками или же спать со своими женами в теплой постели. Но разве можно нам, монахам, думать о подобных вещах? Мы должны при луне и звездах, перенося голод и жажду, двигаться вперед и останавливаться лишь когда на пути возникает препятствие.
- Дорогой брат, - вмешался тут Чжу Ба-цзе, - ты помнишь об одном, но совершенно забываешь о другом. Мы прошли сегодня очень трудный и опасный путь, и мне с такой тяжелой ношей было особенно тяжело идти. Поэтому совершенно необходимо найти сейчас какое-нибудь пристанище, где бы я мог хоть немного поспать и подкрепиться, набравшись сил для завтрашнего дня. В противном случае я могу ноги протянуть от усталости.
- Пока светит луна, мы будем идти, - сказал на это Сунь У-кун, - и если нам встретится какое-нибудь жилище, остановимся.
Трипитаке и его ученикам не оставалось ничего другого, как последовать за Сунь У-куном. Они прошли еще немного и вдруг услышали шум воды.
- Ну вот! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Кончился наш путь!
- Дорогу нам преграждает вода, - подтвердил Ша-сэн.
- Как же мы переправимся? - забеспокоился Трипитака.
- Погодите, я посмотрю глубока ли эта речка, - сказал Чжу Ба-цзе.
- Перестань болтать глупости, - рассердился Трипитака. - Каким образом ты можешь узнать, глубока ли река?
- Я возьму камень величиной с гусиное яйцо и брошу его на середину. Если раздастся всплеск и пойдут пузыри - значит, река мелкая. Если же камень с шумом пойдет на дно - значит, здесь глубоко.
- Ну что ж, пойди посмотри, - согласился Сунь У-кун.
Чжу Ба-цзе разыскал камень, бросил его в воду, и они услышали, как он с гулом опустился на дно.
- Да, здесь очень глубоко, - сказал Чжу Ба-цзе. - На тот берег нам не перебраться.
- Глубину ты узнал, - сказал тогда Трипитака, - а вот ширина реки нам так и неизвестна.
- Этого я не могу узнать, - отвечал Чжу Ба-цзе.
- Погодите, - сказал Сунь У-кун, - я узнаю.
С этими словами наш чудесный Мудрец совершил прыжок в воздух и стал пристально всматриваться. И вы послушайте, что он увидел:
Воды широкие просторы
Легли в сиянии луны,
И рукава реки искусно,
Казалось, были сплетены.
Речной простор сливался с небом,
И только маковки вершин
В цветенье пышном подымались
Из поглощающих глубин.
Как будто сто приняв притоков,
Реки росла величина,
И домом тысячеэтажным
Вздымалась мощная волна.
И, друг на друга налетая,
Стремились вдаль гряды валов;
На отмелях гуляли цапли -
Здесь не встречался рыболов.
Река раздвинулась, как море,
Необозримо широка…
Вглядись! И все-таки безбрежной
Тебе покажется река.
Сунь У-кун быстро спустился на землю и сказал:
- Учитель, река эта так широка, что нечего и думать перейти ее. Вы знаете, что мои глаза очень зорки. Днем я вижу все, что ожидает нас на расстоянии в тысячу ли, и даже ночью могу рассмотреть все, что делается на расстоянии в пятьсот ли. Но сейчас, сколько я ни смотрел, я никак не мог увидеть противоположного берега. Трудно даже представить себе, какой ширины эта река.
Услышав это, Трипитака пришел в отчаяние. Он не мог даже слова выговорить и, всхлипывая, бормотал:
- Ученики мои, что же мы будем делать?
- Не горюйте, учитель, - сказал тут Ша-сэн. - Взгляните, мне кажется, что там стоит человек.
- Да это как будто рыбак вытаскивает сеть, - подтвердил Сунь У-кун. - Обождите, сейчас я пойду поговорю с ним.
В несколько прыжков Сунь У-кун с посохом в руках очутился около того места, где они увидели рыбака. И каково же было его удивление, когда перед ним оказался не человек, а каменная плита. На плите в старинном стиле «чжуань» были написаны три крупных иероглифа: «Река, Достигающая неба». Пониже были еще две строчки в десять иероглифов, только поменьше. Надпись гласила: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее».
- Учитель! - крикнул Сунь У-кун, - посмотрите, что здесь написано.
Когда Трипитака подошел к плите и прочел надпись, из глаз его полились слезы.
- Ученик мой, - молвил он. - Покидая город Чанъань, я не думал, что путь в Индию так труден. Мне и в голову не приходило, что всякие злые духи и демоны будут чинить мне препятствия и что мне придется пересекать столько гор и рек.
- Прислушайтесь, учитель! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Вам не кажется, что где-то бьют в гонг? Очевидно, кто-то устроил для монахов трапезу. Хорошо бы нам попасть туда. Мы подкрепились бы немного, узнали бы, где переправа, и завтра перебрались бы через реку.
Трипитака прислушался: откуда-то действительно доносились удары гонга.
- Это, несомненно, буддийские монахи, - молвил Трипитака. - У даосов не бывает такой музыки. Мы должны сейчас же отправиться туда.
И они пошли прямо на звуки. Сунь У-кун, как всегда, шел впереди. Дорога была ужасная. С трудом, по ухабам, перейдя песчаную отмель, они увидели селение, дворов примерно на пятьсот; по виду дома принадлежали зажиточным хозяевам.
Вдоль горы идет дорога,
Бьет источник у обрыва,
Крики жалобные птицы
Раздаются в ветках ивы.
Все калитки на запоре,
На засовах - все ворота,
И на отмелях песчаных
Цапель сладкая дремота.
Уж не слышно звуков флейты,
Не гремят вальков удары,
Лишь качается осока,
Шелестя листвою старой.
Да камыш под ветром гнется
И трепещет на болоте;
Лай доносится собачий
Из закрытых подворотен.
Не видать в окошках света,
И людей - как не бывало;
Лишь рыбак на переезде
В лодке дремлет у причала.
В небе диск висит зеркальный,
И дыханье ряски белой
С ветром с берега другого
Чуть заметно долетело.
Трипитака сошел с коня. Возле одного дома, находившегося как раз в начале улицы, развевался флаг. Во дворе был виден свет фонарей, оттуда доносился аромат благовоний.
- Сунь У-кун, - сказал тут Трипитака. - Пожалуй, здесь лучше, чем в пещере у реки или на горе. В доме мы сможем укрыться от холода и спокойно поспать. Только вам пока лучше не ходить туда. Вы настолько безобразны, что одним своим видом можете навлечь беду, и мы останемся без пристанища. Сначала пойду я и попрошу хозяина пустить нас на ночь. Если он согласится, я позову вас. Если же откажет, все равно не устраивайте скандала.
- Пожалуй, это правильно, - согласился Сунь У-кун. - Вы идите, а мы подождем вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135