Да, но как мне осуществить свое намерение, если прямо на дороге стоит клятый треножник? Ладно, обойду, а потом…
Вспышка была настолько яркой, что на несколько мгновений я совершенно ослеп и, как все мы в неожиданной и дурацкой ситуации, дернулся, судорожно взмахнул руками, ища опору, и… Повалился на треножник. Никогда бы не думал, что моего веса хватит, чтобы сбить его на пол, да еще с чашей, наполненной водой, но прибежавшая на шум Варита увидела именно это: как я барахтаюсь в луже, пытаясь освободиться от цепкой хватки завитков кованого железа.
Понадобилось не меньше пяти минут, чтобы мои глаза снова стали видеть, я сам принял вертикальное положение, треножник и чудом уцелевшая чаша (наверное, уцелевшая потому, что я схватился за нее и уберег от близкого знакомства с полом посредством собственного тела) убраны от греха подальше, разлитая вода собрана, а пол насухо вытерт. Хорошо, что под ногами не было ковра: он уж точно был бы попорчен.
Закончив уборку устроенного мной погрома, Варита спросила:
– Что случилось? Вам стало плохо? Может быть, Вы больны?
Хм, последнее вовсе не исключается, но причина в другом.
– Нет, со мной все хорошо, hevary. Лучше скажите: после извлечения Вы ведь выливаете воду?
Женщина кивнула:
– Конечно. Она больше не годится.
– А куда Вы ее выливаете?
– В сад, на цветник.
На цветник, значит. Эх, тетенька, тетенька… Впрочем, никто не виноват в том, что под Кенесали есть подземные ручейки и озера.
– Скажите, когда Вы приехали в город, Вы ведь не сразу открыли лавку для посетителей?
Магичка начала настораживаться:
– Почему Вы спрашиваете?
– Нам в Академии во время обучения рассказывали, что маг, прибывая на место, пригодное для извлечения, проводит несколько проб, чтобы установить уровень Силы и все такое прочее. Это правда?
– Да, нужно приноровиться. А что Вас так заинтересовало?
– Ничего особенного… Сколько попыток понадобилось Вам?
Варита хлопнула несколько раз ресницами, покраснела и едва слышно ответила:
– Двадцать семь.
Теперь понимаю ее смущение: в самом деле, многовато. И конечно же, все эти разы она добавляла Потоку (а кроме того, и порченой воде) свои унылые переживания, которые становились все злее и злее, пока, наконец, у магички не стало что-то получаться. Вылитая вода просочилась в землю, слилась со струями подземного течения, достигла озерца, в котором окончила свой бег и… Изменила русло Потока. Заставила его разделиться пополам, чтобы… Обойти. Обычно обходят те места, которые либо могут быть опасными, либо когда-то в прошлом были опасны, и память все еще жива. Какую версию принять в кенесальском случае?
Вода, посредством которой проводилось извлечение. Может ли она быть опасной? Никто и никогда не задавался этим вопросом: необходимо подробное и тщательное изучение, а на него у меня нет ни времени, ни сил, ни… желания, в общем-то, тоже нет. Значит, оставим предположение о затаившейся угрозе в покое и рассмотрим второе – о дурной памяти. Точнее, о следах дурных событий.
Поскольку Варита в своих действиях ничем поначалу не отличалась от всех прочих магиков, то бишь, брала силой то, что ей требовалось, а вода используется при извлечении в том числе и как средство для передачи приказа… Хм. Для того чтобы в точности передать приказ на некоторое расстояние, его сначала нужно распознать и запомнить. Есть! Вода ЗАПОМИНАЕТ. Пусть ненадолго, но все оттенки чувств и неосознанных стремлений, переплетенные с волей магика, остаются в памяти воды. Поток весьма чувствителен к течениям сей прозрачной жидкости: недаром, если в какой-либо местности имеется река, ее струи и струи Силы почти всегда бегут по руслам похожей формы. Значит, встречая на своем пути некоторое количество воды, опустошенной извлечением, Поток находит в ней свидетельство собственных страданий и… Не удивительно, что стремится избежать даже самого малого напоминания о случившемся. Хаос Вечный и Нетленный! Неужели все так просто и управлять Потоками может каждый маг-недоучка?
Вернувшись домой, я дождался Кайрена, чтобы без приветствий и прочих вежливостей сразу задать ему вопрос:
– Ты уже сдавал отчет вьеру?
– Отчет? – Карие глаза непонимающе застыли.
– Ну да, о происшествии в Кенесали. Сдавал?
– Нет.
– Точно?
– У меня пока провалов в памяти не наблюдается, – голос дознавателя прозвучал резче, чем обычно. – Что стряслось?
– Но ты его составил?
Кайрен подобрался, как гончая:
– Мне не нравятся твои вопросы. Чем они вызваны, признавайся!
– Сначала ответь. Очень тебя прошу!
– Я ничего не успел пока составить. Да и когда мне было заниматься отчетом? С этой кутерьмой вокруг принцессы…
– Слава богам!
Обрадованно плюхаюсь на кухонную скамейку. Дознаватель подходит к столу и упирается в него ладонями, нависая над деревянной поверхностью и заодно надо мной.
– В чем дело?
– Не сдавай его.
– Кого?
– Отчет.
– Ну знаешь! Я, в конце концов, служу в управе и попросту не могу сказать вьеру: мол, простите великодушно, но ничего от меня не получите.
– Я не говорил «ничего». Напиши… что хочешь. Хоть о временном помешательстве девицы. Хоть о том, что на нее губительно действует парное молоко, которое она наверняка пьет, и довольно часто. Пиши, что пожелаешь, только… Не вспоминай о Варите и моих словах. Ладно?
– Это еще почему?
И что мне делать? Кайрен заучил все детали произошедших событий наизусть, не пропуская ни единого словечка: заставить его забыть – невозможно. Почти. Но я не хочу ни просить о помощи, ни вмешиваться в чужую волю самому. А раз так, придется рискнуть и объяснить ВСЁ в надежде, что дознаватель останется верным самому себе и своему долгу сохранения безопасности Империи.
Я выдохнул, снова глубоко вдохнул и предложил:
– Присядь.
– Я-то присяду! – Грозно пообещал Кайрен, обосновываясь напротив меня. – Но пока не услышу внятных объяснений, с места не встану. И ты – тоже!
– Хорошо, хорошо, объяснения будут. Только прошу: ни одно из них не должно покинуть пределы этого дома. Ни одна душа не должна узнать то, о чем я расскажу. Ты можешь выполнить такое условие? Подумай хорошенько!
Дознаватель сузил глаза, поглядывая то на меня, то на собственные пальцы, поглаживающие испещренную ножевыми порезами столешницу. Он и правда думал, может быть, серьезнее, чем когда-либо раньше. Но победил не здравый рассудок, а азарт, жажда познания нового. Впрочем, я не сомневался в таком исходе, ожидал и немного побаивался его: любопытство, при всей своей пользе, способно принести и великие беды. Парень выбирал между спокойствием неведения и лихорадкой открытий. И о совершенном выборе я узнал за вдох до того, как услышал утвердительный ответ. Узнал по блеску глаз, выдававшему трепет сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92