Потом она задышала, но в себя
сразу не пришла. И тогда вы, директор, заслуженный учитель, коммунар, кто вы
там еще, не знаю, вы ее... Нет, не изнасиловали, но...
- Замолчите!
- Вы без женщины-то как живете, Илья Петрович? Природу перехитрить хотите?
Вы бы, чем романы ваши писать и против старцев козни строить, завели бы себе
какую-нибудь любовницу - толстую, глупую, которая от всех бы ваших бредней
вас излечила.
- Если вы не заткнетесь наконец, я вас застрелю! - схватился за ружье
побелевший от ярости директор.
- Я ведь там был, Илья Петрович,- тихо произнес его обидчик.- Вот тут, на
этом месте, где мы с вами сейчас беседуем, стоял. Видел, как вы девочку
нашли, как раздели ее, как глядели жадно, как поцеловали и долго после этого
платье не могли застегнуть. Сперва не хотели, а потом не получалось - руки у
вас дрожали. Или скажете, что не дрожали? Да так дрожали, что заболели вы от
расстройства нервов и столько переполоху своей болезнью наде-лали.
Илья Петрович обмяк, ружье у него опустилось, и он стал похож на ученика,
застигнутого во время постыдного поступка.
- Уезжайте отсюда. Ношу вы на себя непомерную взвалили, вот и маетесь. Не
получится из вас подвижника. Один раз греха избежали - другой не устоите. Вы
в Бога-то хотите верьте, хотите нет - это ваше дело. Только в лукавом не
сомневайтесь. Искушает он вас. Преподобный Аввакум, когда соблазняла его
женская нагота, персты в огонь вложил и держал так до тех пор, пока не
отпустила похоть. Но вам-то к чему со святыми равняться?
- Нет,- сказал директор, выпрямляясь.- Я лучше, как Аввакум,- в огонь.
- Вы что же это, серьезно?
- Да.
- А если серьезно, то скажу вам так.- Левая бровь самозванца дернулась,
облик его переменился, и от словоохотливого добродушного толстячка ничего не
осталось.- Уж бить змею, так бей поскорее до смерти. Сказано в писании: "Аще
рука твоя или нога твоя соблазняет тя, отсецы ю и верзи от себя, а аще око
твое соблазняет тя, изми е и верзи от себя". По сему и в прочем следует
поступать. Разумеете ли, что я говорю?
- Нет.
Самозванец наклонился к Илье Петровичу и шепотом прямо в ухо сказал ему:
- Что соблазняет, то и отсеки.
Директор поглядел на него в полной растерянности.
- Да-да, именно то, что вы подумали.
К его лицу опять вернулось прежнее насмешливое выражение, пришелец постучал
трубкой по стволу, вытряхнул табак и стал тщательно жевать смолу.
- Жалко мне вас. Замучают ведь здесь.
- Кто же это замучает?
- Этого добра на Руси всегда хватало. Боюсь, что масштабами поселка так
просто все не закончится. Во всяком случае, я предпочитаю отсюда
подобру-поздорову уехать.
"Ну и слава Богу",- подумал Илья Петрович, но мысль была вялая.
Ему вдруг стало все равно, чьи кости и по какому праву лежат на древнем
погосте и что будет с Машей Цыгановой, точно рассыпалось все его очарованное
нежное чувство, смятое грубым вторжением. Захотелось выпить водки,
согреться, забыться и уснуть.
- Что ж, милый мой директор, прощайте. Кто знает, может, когда-нибудь мы еще
и свидимся.
- Вряд ли.
- От сумы и от тюрьмы не зарекайтесь. А, кстати, знаете, кто сказ про майора
сочинил?
- Кто?
- Здешний старец Вассиан.
По дороге к дому директору встретился Алексей Цыганов. "Вот с ним-то и
выпью",- подумал он, но Машин отец был трезв, смотрел ласково, и Илья
Петрович подумал, что самый гиблый пропойца "Сорок второго" - добрейший, в
сущности, человек.
- Вы куда идете, Алексей Иванович? - спросил директор удивленно: доселе
видеть Шуриного мужика не пьяным ему не случалось ни разу.
- К мощам направляюсь.
Илья Петрович растерянно воззрился на него.
- Зачем?
- Поклониться. И вы бы сходили. Глядишь, полегчало б. А то больно нехорошо
выглядите.
Глава VI. Падение директора
В течение следующей недели на скитском кладбище перебывал весь поселок.
Сектанты этому не препятствовали, и в "Сорок втором" уже достоверно говорили
о творимых возле мощей чудесах. Кто-то исцелился от застарелой хвори, к
кому-то вернулся муж, стала больше молока давать корова, бойчее топтать
курочек петух, заклевала веселее и пошла в сети рыба. Мир сделался похожим
на картины народного умельца Ефима Честнякова. Все это можно было бы отнести
на счет богатой народной фантазии, но один факт сомнения не вызывал: в
"Сорок втором" не пили, не сквернословили на улице и в ларьке, не было
пьяных драк и скандалов. Это был другой поселок и другая жизнь. Жители
ходили чистые и нарядно одетые, вечерами играла давно позабытая гармошка и
слышались песни, за которыми безуспешно охотились в иные времена
фольклористы. Дети не пропускали занятий, делали все уроки и получали
"пятерки". При этом никто не задавал Илье Петровичу коварных вопросов, не
смотрел на него волком. Его даже жалели за то, что он, единственный, не
уверовал в прославление местной святой. В Бухару снова, как в былые времена,
потянулись профессиональные паломники, странники и калики перехожие,
оказалось, не вымершие, а все это время прятавшиеся в недрах каторжной Руси.
За ними понаехала ученая братия, журналисты, философы и вездесущие
правдоискатели-диссиденты, узревшие в случившемся политический протест.
Деревня прогремела по всей стране. Передача о бухарском чуде прозвучала по
западным радиостанциям, о ней узнали и весьма заинтересовались в Ватикане.
Ожидали реакции и московской патриархии. Однако получили совсем другое.
Вскоре в поселок прибыли молчаливые, брезгливые люди, которые вели себя,
однако, так уверенно, точно для них-то никакой ни загадки, ни тайны не было.
Эти люди приехали бы и раньше, не дав подпольной Руси насладиться так редко
случавшимися теперь чудесами, но они имели неосторожность поверить, по
обыкновению, лгущим вражьим голосам и облазили всю среднеазиатскую Бухару,
пока выяснили, в чем дело.
Калики перехожие и диссиденты тотчас же смылись, зато приезжие опросили
свидетелей, сопоставили факты и, приняв во внимание, что земля под сосною
оказалась вскопана, что никак не могло быть связано с молнией, установили,
что кости кто-то подкинул. Подозревали самих сектантов, но крупнейшие
религиоведы, вызванные на место происшествия и рвавшие на себе волосы
оттого, что не смогли лично присутствовать на редкой церемонии, сходу эту
версию отмели. Позабыв о распрях, питерцы и москвичи в один голос заявили,
что сектанты слишком серьезно относятся к подобным вещам и выдать чужие
кости за мощи своей святой не способны.
Тем не менее приезжие выразили намерение побеседовать с самим старцем.
Вассиан держался уверенно и спокойно, но, когда старший из группы попытался
его запугать, между наставником и начальником состоялся довольно долгий
разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
сразу не пришла. И тогда вы, директор, заслуженный учитель, коммунар, кто вы
там еще, не знаю, вы ее... Нет, не изнасиловали, но...
- Замолчите!
- Вы без женщины-то как живете, Илья Петрович? Природу перехитрить хотите?
Вы бы, чем романы ваши писать и против старцев козни строить, завели бы себе
какую-нибудь любовницу - толстую, глупую, которая от всех бы ваших бредней
вас излечила.
- Если вы не заткнетесь наконец, я вас застрелю! - схватился за ружье
побелевший от ярости директор.
- Я ведь там был, Илья Петрович,- тихо произнес его обидчик.- Вот тут, на
этом месте, где мы с вами сейчас беседуем, стоял. Видел, как вы девочку
нашли, как раздели ее, как глядели жадно, как поцеловали и долго после этого
платье не могли застегнуть. Сперва не хотели, а потом не получалось - руки у
вас дрожали. Или скажете, что не дрожали? Да так дрожали, что заболели вы от
расстройства нервов и столько переполоху своей болезнью наде-лали.
Илья Петрович обмяк, ружье у него опустилось, и он стал похож на ученика,
застигнутого во время постыдного поступка.
- Уезжайте отсюда. Ношу вы на себя непомерную взвалили, вот и маетесь. Не
получится из вас подвижника. Один раз греха избежали - другой не устоите. Вы
в Бога-то хотите верьте, хотите нет - это ваше дело. Только в лукавом не
сомневайтесь. Искушает он вас. Преподобный Аввакум, когда соблазняла его
женская нагота, персты в огонь вложил и держал так до тех пор, пока не
отпустила похоть. Но вам-то к чему со святыми равняться?
- Нет,- сказал директор, выпрямляясь.- Я лучше, как Аввакум,- в огонь.
- Вы что же это, серьезно?
- Да.
- А если серьезно, то скажу вам так.- Левая бровь самозванца дернулась,
облик его переменился, и от словоохотливого добродушного толстячка ничего не
осталось.- Уж бить змею, так бей поскорее до смерти. Сказано в писании: "Аще
рука твоя или нога твоя соблазняет тя, отсецы ю и верзи от себя, а аще око
твое соблазняет тя, изми е и верзи от себя". По сему и в прочем следует
поступать. Разумеете ли, что я говорю?
- Нет.
Самозванец наклонился к Илье Петровичу и шепотом прямо в ухо сказал ему:
- Что соблазняет, то и отсеки.
Директор поглядел на него в полной растерянности.
- Да-да, именно то, что вы подумали.
К его лицу опять вернулось прежнее насмешливое выражение, пришелец постучал
трубкой по стволу, вытряхнул табак и стал тщательно жевать смолу.
- Жалко мне вас. Замучают ведь здесь.
- Кто же это замучает?
- Этого добра на Руси всегда хватало. Боюсь, что масштабами поселка так
просто все не закончится. Во всяком случае, я предпочитаю отсюда
подобру-поздорову уехать.
"Ну и слава Богу",- подумал Илья Петрович, но мысль была вялая.
Ему вдруг стало все равно, чьи кости и по какому праву лежат на древнем
погосте и что будет с Машей Цыгановой, точно рассыпалось все его очарованное
нежное чувство, смятое грубым вторжением. Захотелось выпить водки,
согреться, забыться и уснуть.
- Что ж, милый мой директор, прощайте. Кто знает, может, когда-нибудь мы еще
и свидимся.
- Вряд ли.
- От сумы и от тюрьмы не зарекайтесь. А, кстати, знаете, кто сказ про майора
сочинил?
- Кто?
- Здешний старец Вассиан.
По дороге к дому директору встретился Алексей Цыганов. "Вот с ним-то и
выпью",- подумал он, но Машин отец был трезв, смотрел ласково, и Илья
Петрович подумал, что самый гиблый пропойца "Сорок второго" - добрейший, в
сущности, человек.
- Вы куда идете, Алексей Иванович? - спросил директор удивленно: доселе
видеть Шуриного мужика не пьяным ему не случалось ни разу.
- К мощам направляюсь.
Илья Петрович растерянно воззрился на него.
- Зачем?
- Поклониться. И вы бы сходили. Глядишь, полегчало б. А то больно нехорошо
выглядите.
Глава VI. Падение директора
В течение следующей недели на скитском кладбище перебывал весь поселок.
Сектанты этому не препятствовали, и в "Сорок втором" уже достоверно говорили
о творимых возле мощей чудесах. Кто-то исцелился от застарелой хвори, к
кому-то вернулся муж, стала больше молока давать корова, бойчее топтать
курочек петух, заклевала веселее и пошла в сети рыба. Мир сделался похожим
на картины народного умельца Ефима Честнякова. Все это можно было бы отнести
на счет богатой народной фантазии, но один факт сомнения не вызывал: в
"Сорок втором" не пили, не сквернословили на улице и в ларьке, не было
пьяных драк и скандалов. Это был другой поселок и другая жизнь. Жители
ходили чистые и нарядно одетые, вечерами играла давно позабытая гармошка и
слышались песни, за которыми безуспешно охотились в иные времена
фольклористы. Дети не пропускали занятий, делали все уроки и получали
"пятерки". При этом никто не задавал Илье Петровичу коварных вопросов, не
смотрел на него волком. Его даже жалели за то, что он, единственный, не
уверовал в прославление местной святой. В Бухару снова, как в былые времена,
потянулись профессиональные паломники, странники и калики перехожие,
оказалось, не вымершие, а все это время прятавшиеся в недрах каторжной Руси.
За ними понаехала ученая братия, журналисты, философы и вездесущие
правдоискатели-диссиденты, узревшие в случившемся политический протест.
Деревня прогремела по всей стране. Передача о бухарском чуде прозвучала по
западным радиостанциям, о ней узнали и весьма заинтересовались в Ватикане.
Ожидали реакции и московской патриархии. Однако получили совсем другое.
Вскоре в поселок прибыли молчаливые, брезгливые люди, которые вели себя,
однако, так уверенно, точно для них-то никакой ни загадки, ни тайны не было.
Эти люди приехали бы и раньше, не дав подпольной Руси насладиться так редко
случавшимися теперь чудесами, но они имели неосторожность поверить, по
обыкновению, лгущим вражьим голосам и облазили всю среднеазиатскую Бухару,
пока выяснили, в чем дело.
Калики перехожие и диссиденты тотчас же смылись, зато приезжие опросили
свидетелей, сопоставили факты и, приняв во внимание, что земля под сосною
оказалась вскопана, что никак не могло быть связано с молнией, установили,
что кости кто-то подкинул. Подозревали самих сектантов, но крупнейшие
религиоведы, вызванные на место происшествия и рвавшие на себе волосы
оттого, что не смогли лично присутствовать на редкой церемонии, сходу эту
версию отмели. Позабыв о распрях, питерцы и москвичи в один голос заявили,
что сектанты слишком серьезно относятся к подобным вещам и выдать чужие
кости за мощи своей святой не способны.
Тем не менее приезжие выразили намерение побеседовать с самим старцем.
Вассиан держался уверенно и спокойно, но, когда старший из группы попытался
его запугать, между наставником и начальником состоялся довольно долгий
разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58