Но люди продолжали идти, потому что впереди, в
лесном квадрате, очерченном рукой Учителя, их ждал Он Сам, и подобно древним
иудеям, бежавшим из египетского плена, они шли через лесную пустыню в
обетованную землю, незримо предводимые своим мессией.
На исходе сорокового дня путники миновали сорок второй квартал и подошли к
Бухаре. Какое же разочарование их ждало... На искомом месте, в этой
обетованной земле, не было ни деревни, ни Учителя. Ветер гулял по каменным
фундаментам изб, черннела трава, и стояла такая жуткая тишина, какой не было
и в ночном лесу. Казалось, страшнее, чем эта картина, трудно было что-либо
вообразить, и еще невозможнее представить, что здесь была жизнь. Пришедшие
растерянно бродили по деревне и в старой картофельной яме случайно
обнаружили волосатого, жилистого старика.
Они попытались узнать от него, что здесь случилось и не видел ли он их
Учителя, но старик не говорил ни слова. Он смотрел на них каким-то звериным
взглядом, а потом грубо повернулся, ушел в землянку и больше оттуда не
выходил.
Приближалась ночь, пришельцы снова разбили палатки, развели костры и стали
ждать, когда придет Искупитель. Они не верили в то, что он мог их бросить в
этом горелом месте с обезумевшим стариком. Но проходили дни, а Учителя не
было - только ветер мерно шумел над озером, зеленел по берегам не тронутый
огнем тростник, плескалась рыба и хмурое небо висело от края до края над их
головами. Меж тем у переселенцев кончилась еда. Искупитель обещал им, что в
Бухаре у них будет все необходимое для лесной жизни: продукты, теплая
одежда, инструменты,- теперь же не было ничего, и между пришельцами возникло
разногласие. Одни говорили о том, что надо возвращаться назад, другие хотели
идти дальше через лес и искать Учителя, третьи же считали необходимым с
точностью выполнить его волю и поселиться именно в этом
месте.
В Бухаре осталось чуть меньше половины из тех, кто пришел. Начались затяжные
осенние дожди, стало холодно, и целыми днями они сидели у костра, кипятили
воду и в унынии пили кипяток. Многие из них были простужены, и высокие
голоса женщин и неженщин сделались сиплыми и приглушенными.
Ночами они сбивались в кучу и так спали, накрывшись полиэтиленом, доедали
крошки сухарей и принесенные с собою концентраты. Скопцы не заботились о
будущем. Они еще верили, что Учитель не оставит их, придет и принесет все,
как обещал, но с каждым днем вера их таяла и не было уже ни желания, ни сил
жить дальше.
Старик не обращал на них никакого внимания. Целые дни он проводил в своей
землянке, иногда уходил в лес. Но однажды в конце сентября, когда ночами
застывала вода в лужах и выпадал иней, старик стал копаться на пепелищах
домов и овинов и извлек оттуда несколько лопат и топоров. Он приделал к
лопатам ручки, потом велел скопцам вставать и идти за ним. Они посмотрели на
него равнодушно. Тогда он стал бить их палкой, по-прежнему не говоря ни
слова. Скопцы жалобно заскулили, встали и нехотя поплелись за стариком. Он
дал каждому из них лопату, стал рыть яму и велел им делать то же самое. Они
не понимали, чего он хочет, и думали сперва, что роют себе могилу, но
оказалось, что старик заставлял их копать землянки. Потом он отобрал
нескольких человек, отправил их далеко в лес рубить деревья.
С этого дня они перестали собираться вечерами в магический круг, потому что
у них не было сил. Руки их огрубели, и даже лица стали другими. Особенно
изменились женщины - природа взывала к их инстинкту, они сильнее цеплялись
за жизнь, поддерживали старика и помогали ему заставлять неженщин работать.
Они ходили на болото и приносили клюкву и бруснику. Собирали в лесу грибы,
которых уродилось невиданное, сумасшедшее количество,- точно все, что не
могло произрасти на сгоревших местах, сгруппировалось в уцелевшей части
тайги. Старик плел из ивы большие корзины и ставил их в устье речки,
впадавшей в озеро. Они отказывались сперва есть мясо и рыбу, но старик
заставлял их это делать. Однако все равно еды было мало, и как пережить
зиму, они не знали.
Однажды старик стал рыться в их вещах. Они не возмущались, потому что
привыкли к любым его действиям. Он взял все деньги, которые у них были.
Потом заставил их снять кольца и часы - они безропотно и молча ему отдали,
хотя и недоумевали, кому и зачем это может потребоваться в лесу,- и исчез.
Скопцы подумали, что он бросил их, больше не вернется, и почувствовали себя
сиротами. Прошла неделя, другая, они не знали, что им делать,- положение их
было отчаянным, и они молили Бога, чтобы старик вернулся. Потерять его для
них теперь было страшнее, чем когда-то потерять своего Учителя. Снова жутко
им было одним в ночной осенней тайге, снова пугали их звуки, доносившиеся из
обгорелого леса, и представлялись медведи, волки и никому не ведомые
многоголовые чудища и змеи.
И старик вернулся. Он пришел тяжело навьюченный, подгоняя перед собой
корову, с мешком соли и пороха за плечами и ружьем. Они не спрашивали его,
куда он ходил и откуда все это взял. Они верили ему теперь во всем и стали
постепенно забывать прежнего Учителя.
Зима настала рано, и была она лютая, как их спаситель. Случалось, целыми
днями завывали метели, снег наглухо засыпал землянки, и приходилось долго их
откапывать. Ударяли морозы, и в такие дни не то что выйти наружу, даже
представить, как можно встать и покинуть душное, пахучее тепло землянки,
казалось невозможным. Но едва светало, ужасный удар топора о лопату будил
новых обитателей Бухары, и они знали, что если кто-то из них не встанет или
опоздает, то будет жестоко наказан: его бросят одного на целую ночь в лесу
или оставят без еды. Они боялись этого наказания и из страха работали так
хорошо, как только могли.
Всю зиму старик заставлял и женщин, и неженщин валить деревья. Потом эти
деревья они волокли по снегу на себе в деревню. Успевали мало - рассветало
поздно, и смеркалось рано, он выгонял их из деревни утром, когда было еще
темно, и в темноте же они возвращались. Дежурная бригада встречала с готовым
ужином. Ели жадно, быстро, молча, потом без сил валились спать. Когда
засыпали, то перед глазами вставал бесконечный, бездонный снег, а потом
опять, не то во сне, не то наяву, начинался изматывающий день.
Когда они заготовили достаточно леса, стали строить в деревне два барака,
как велел старик, для женщин и для неженщин. На пепелищах они разгребали и
выпрямляли старые гвозди. Сам же он, покуда, выбиваясь из сил, они тащили,
запрягшись, как лошади, бревна по снегу, смастерил лыжи и еще несколько раз
уходил в Чужгу и приносил оттуда инструменты и семена. С утра до ночи в
Бухаре стучали топоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
лесном квадрате, очерченном рукой Учителя, их ждал Он Сам, и подобно древним
иудеям, бежавшим из египетского плена, они шли через лесную пустыню в
обетованную землю, незримо предводимые своим мессией.
На исходе сорокового дня путники миновали сорок второй квартал и подошли к
Бухаре. Какое же разочарование их ждало... На искомом месте, в этой
обетованной земле, не было ни деревни, ни Учителя. Ветер гулял по каменным
фундаментам изб, черннела трава, и стояла такая жуткая тишина, какой не было
и в ночном лесу. Казалось, страшнее, чем эта картина, трудно было что-либо
вообразить, и еще невозможнее представить, что здесь была жизнь. Пришедшие
растерянно бродили по деревне и в старой картофельной яме случайно
обнаружили волосатого, жилистого старика.
Они попытались узнать от него, что здесь случилось и не видел ли он их
Учителя, но старик не говорил ни слова. Он смотрел на них каким-то звериным
взглядом, а потом грубо повернулся, ушел в землянку и больше оттуда не
выходил.
Приближалась ночь, пришельцы снова разбили палатки, развели костры и стали
ждать, когда придет Искупитель. Они не верили в то, что он мог их бросить в
этом горелом месте с обезумевшим стариком. Но проходили дни, а Учителя не
было - только ветер мерно шумел над озером, зеленел по берегам не тронутый
огнем тростник, плескалась рыба и хмурое небо висело от края до края над их
головами. Меж тем у переселенцев кончилась еда. Искупитель обещал им, что в
Бухаре у них будет все необходимое для лесной жизни: продукты, теплая
одежда, инструменты,- теперь же не было ничего, и между пришельцами возникло
разногласие. Одни говорили о том, что надо возвращаться назад, другие хотели
идти дальше через лес и искать Учителя, третьи же считали необходимым с
точностью выполнить его волю и поселиться именно в этом
месте.
В Бухаре осталось чуть меньше половины из тех, кто пришел. Начались затяжные
осенние дожди, стало холодно, и целыми днями они сидели у костра, кипятили
воду и в унынии пили кипяток. Многие из них были простужены, и высокие
голоса женщин и неженщин сделались сиплыми и приглушенными.
Ночами они сбивались в кучу и так спали, накрывшись полиэтиленом, доедали
крошки сухарей и принесенные с собою концентраты. Скопцы не заботились о
будущем. Они еще верили, что Учитель не оставит их, придет и принесет все,
как обещал, но с каждым днем вера их таяла и не было уже ни желания, ни сил
жить дальше.
Старик не обращал на них никакого внимания. Целые дни он проводил в своей
землянке, иногда уходил в лес. Но однажды в конце сентября, когда ночами
застывала вода в лужах и выпадал иней, старик стал копаться на пепелищах
домов и овинов и извлек оттуда несколько лопат и топоров. Он приделал к
лопатам ручки, потом велел скопцам вставать и идти за ним. Они посмотрели на
него равнодушно. Тогда он стал бить их палкой, по-прежнему не говоря ни
слова. Скопцы жалобно заскулили, встали и нехотя поплелись за стариком. Он
дал каждому из них лопату, стал рыть яму и велел им делать то же самое. Они
не понимали, чего он хочет, и думали сперва, что роют себе могилу, но
оказалось, что старик заставлял их копать землянки. Потом он отобрал
нескольких человек, отправил их далеко в лес рубить деревья.
С этого дня они перестали собираться вечерами в магический круг, потому что
у них не было сил. Руки их огрубели, и даже лица стали другими. Особенно
изменились женщины - природа взывала к их инстинкту, они сильнее цеплялись
за жизнь, поддерживали старика и помогали ему заставлять неженщин работать.
Они ходили на болото и приносили клюкву и бруснику. Собирали в лесу грибы,
которых уродилось невиданное, сумасшедшее количество,- точно все, что не
могло произрасти на сгоревших местах, сгруппировалось в уцелевшей части
тайги. Старик плел из ивы большие корзины и ставил их в устье речки,
впадавшей в озеро. Они отказывались сперва есть мясо и рыбу, но старик
заставлял их это делать. Однако все равно еды было мало, и как пережить
зиму, они не знали.
Однажды старик стал рыться в их вещах. Они не возмущались, потому что
привыкли к любым его действиям. Он взял все деньги, которые у них были.
Потом заставил их снять кольца и часы - они безропотно и молча ему отдали,
хотя и недоумевали, кому и зачем это может потребоваться в лесу,- и исчез.
Скопцы подумали, что он бросил их, больше не вернется, и почувствовали себя
сиротами. Прошла неделя, другая, они не знали, что им делать,- положение их
было отчаянным, и они молили Бога, чтобы старик вернулся. Потерять его для
них теперь было страшнее, чем когда-то потерять своего Учителя. Снова жутко
им было одним в ночной осенней тайге, снова пугали их звуки, доносившиеся из
обгорелого леса, и представлялись медведи, волки и никому не ведомые
многоголовые чудища и змеи.
И старик вернулся. Он пришел тяжело навьюченный, подгоняя перед собой
корову, с мешком соли и пороха за плечами и ружьем. Они не спрашивали его,
куда он ходил и откуда все это взял. Они верили ему теперь во всем и стали
постепенно забывать прежнего Учителя.
Зима настала рано, и была она лютая, как их спаситель. Случалось, целыми
днями завывали метели, снег наглухо засыпал землянки, и приходилось долго их
откапывать. Ударяли морозы, и в такие дни не то что выйти наружу, даже
представить, как можно встать и покинуть душное, пахучее тепло землянки,
казалось невозможным. Но едва светало, ужасный удар топора о лопату будил
новых обитателей Бухары, и они знали, что если кто-то из них не встанет или
опоздает, то будет жестоко наказан: его бросят одного на целую ночь в лесу
или оставят без еды. Они боялись этого наказания и из страха работали так
хорошо, как только могли.
Всю зиму старик заставлял и женщин, и неженщин валить деревья. Потом эти
деревья они волокли по снегу на себе в деревню. Успевали мало - рассветало
поздно, и смеркалось рано, он выгонял их из деревни утром, когда было еще
темно, и в темноте же они возвращались. Дежурная бригада встречала с готовым
ужином. Ели жадно, быстро, молча, потом без сил валились спать. Когда
засыпали, то перед глазами вставал бесконечный, бездонный снег, а потом
опять, не то во сне, не то наяву, начинался изматывающий день.
Когда они заготовили достаточно леса, стали строить в деревне два барака,
как велел старик, для женщин и для неженщин. На пепелищах они разгребали и
выпрямляли старые гвозди. Сам же он, покуда, выбиваясь из сил, они тащили,
запрягшись, как лошади, бревна по снегу, смастерил лыжи и еще несколько раз
уходил в Чужгу и приносил оттуда инструменты и семена. С утра до ночи в
Бухаре стучали топоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58