Под материей способности желания я разумею предмет, действительности
которого желают. Если желание обладать этим предметом предшествует
практическому правилу и если оно служит условием для того, чтобы сделать
это правило принципом, то я говорю (во-первых), что этот принцип в таком
случае всегда эмпирический. В самом деле, тогда определяющее основание
произвольного выбора (Willkur) есть представление об объекте и то отношение
этого представления к субъекту, которым способность желания определяется к
осуществлению этого объекта. А такое отношение к субъекту называется
удовольствием, доставляемым действительностью предмета. Следовательно, это
удовольствие надо было бы предполагать как условие возможности определения
произвольного выбора. Но ни об одном представлении о каком-нибудь предмете,
каким бы оно ни было, нельзя a priori знать, связывается ли оно с
удовольствием или с неудовольствием или будет [к ним ] безразличным.
Следовательно, в таком случае определяющее основание произвольного выбора
всегда должно бить эмпирическим, стало быть, и практический материальный
принцип, который предполагает его как условие, должен быть таим же. А так
как (во-вторых) принцип, который основывается только на субъективном
условии восприимчивости к удовольствию и неудовольствию (которое всегда
познается только эмпирически и не может иметь одинаковой значимости для
всех разумных существ), хотя н может служить дня субъекта, который обладает
ею, его максимой, но даже и для него (так как в этом принципе нет
объективной необходимости, которую надо познать a priori) не может служить
законом,- то такой принцип никогда не может быть практическим законом.

я3
Теорема II

Все материальные принципы, как таковые, суть совершенно одного итого же
рода н подпадают под общий принцип себялюбия или личного счастья.
Удовольствие, доставляемое представлением о существовании вещи, поскольку
оно должно быть определяющим основанием желания обладать этой вещью,
зиждется на восприимчивости субъекта, так как это удовольствие зависит от
существования предмета; стадо быть, оно относится к чувственности, а не к
рассудку, который выражает отношение представления к объекту согласно
понятиям, а не к субъекту согласно чувствам. Оно, следовательно, лишь
постольку бывает практическим, поскольку ощущение приятного, которого
субъект ожидает от действительности предмета, определяет способность
желания. А сознание приятности жизни у разумного существа, постоянно
сопутствующее ему на протяжении всего его существования, есть счастье, а
принцип сделать счастье высшим, определяющим основанием произвольного
выбора есть принцип себялюбия. Таким образом, все материальные принципы,
которые определяющее основание произвольного выбора полагают в удовольствии
Ѕли неудовольствии, испытываемых от действительности какого-нибудь
предмета, совершенно одинаковы в том смысле, что все они относятся к
принципу себялюбия или личного счастья.

Вывод
Все материальные практические правила полагают определяющее основание воли
в низшей способности желания, и если бы не было чисто формальных законов
ее, которые, в достаточном мере определяли бы волю, то нельзя было бы
допустить и какую-либо высшую способность желания.

Примечание I
Поразительно, как люди, вообще-то проницательные, полагают, будто различие
между высшей и низшей способностью желания можно найти, если определить,
имеют ли представления, связанные с чувством удовольствия, свое
происхождение в чувствах или в рассудке. Когда речь идет об определяющих
основаниях желания и усматривают их в приятном, откуда-то ожидаемом, вопрос
вовсе не в том, откуда происходит представление об этом доставляющем
удовольствие предмете, а только в том, насколько это представление
доставляет удовольствие. Предположим, что представление имеет свое место и
происхождение в рассудке; если оно может определять произвольный выбор
только благодаря тому, что оно предполагает чувство удовольствия в
субъекте, тоща то обстоятельство, что оно служит определяющим основанием
произвольного выбора, полностью зависит от того свойства внутреннего
чувства, благодаря которому на это чувство может быть оказано приятное
воздействие. Как бы ни были неоднородны представления о предметах -
представления ли они рассудка или даже разума в противоположность
представлениям чувств, все же чувство удовольствия, благодаря которому
представления о предметах и составляют, собственно, определяющее основание
воли (приятность, удовольствие, которого от этого ожидают и которое
побуждает деятельность к осущестлению объекта), -одно и то же не только в
том смысле, что оно всегда может быть познано лишь эмпирически, но и в том,
что оно всегда воздействует на одну и ту же жизненную силу, которая
проявляется в способности желания; и в этом отношении оно может отличаться
от всякого другого определяющего основания только по степени. Иначе каким
образом можно было бы сравнивать величину двух определяющих основании,
совершенно различных по способу представления, чтобы предпочесть ту,
которая больше всего воздействует на способность желания? Один и тот же
человек может поучительную для него киту, которая как раз попала ему в
руки, возвратить непрочитанной, чтобы не опоздать на охоту, может уйти, не
дослушав прекрасной речи, чтобы не опоздать к обеду, может отказаться от
интересной и разумной беседы, которую он обычно очень ценит, чтобы сесть за
карточный стол, может даже отказать в милостыне нищему, благотворить
которому для него доставляет удовольствие, так как у него теперь в кармане
ровно столько, сколько нужно заплатить за вход в театр. Если определение
воли основывается на чувстве приятного или неприятного, которое человек
ожидает от той или другой причины, то ему совершенно безразлично, какой
способ представления на него оказывает воздействие. Для его выбора имеет
значение только то, насколько сильна и продолжительна эта приятность, легко
ли она достижима и может ли она повторяться часто. Тому, кому нужны деньги
на расходы, совершенно безразлично, добыта ли их материя - золото - из недр
гор или из речного песка, лишь бы цена ее была везде одинакова; точно так
же ни один человек, если дело касается только удовольствия жизни, не
спрашивает, какие это представления - рассудка или чувств, а интересуется
только тем, в какой мере и какое удовольствие он может получить от них на
максимально длительное время. Только те, кто хотел бы отрицать за чистым
разумом способность определять волю без предположения какого-либо чувства,
могут настолько отклоняться от своей собственной дефиниции, что то, что
прежде они сводили к одному и тому же принципу, признают впоследствии
совершенно неоднородным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58