- Папа, не надо, прощу вас, папа, - громко, но очень спокойно, даже
равнодушно, сказал лысенький, утомленно подняв брови. - Люди ждут. Им
еще много ходить надо. Где ваш паспорт? Вы вечно куда-нибудь его пряче-
те.
Старик сел, весь как-то съежился, посмотрел снизу благодарно на Свет-
лану, не отпуская ее рук.
Я поставил урну на край стола.
Старик поднялся, выпрямился, взял избирательные бюллетени и торжест-
венно опустил их в прорезь.
- За власть Советов! - твердо сказал он.
Он смотрел на нас невидящими глазами, потому что ему открывалось то,
что неведомо нам, может быть степь, эскадрон в буденовках с саблями на-
голо, Тося...
Следующий наш адресат проживал рядом, в этом же доме, в соседнем
подъезде.
Дверь открыла строго, но нарядно одетая... дама, иное определение к
ней не подходило. Сдержанно-любезная, но не надменная, а с большим дос-
тоинством и чем-то очень привлекательная.
- Прошу вас, раздевайтесь, - плавным жестом руки предложила она нам.
- Да мы на минутку, - сказала Светлана, доставая избирательную урну
из авоськи.
- Неудобно, молодые люди, в верхней одежде находиться в доме. Прошу
вас.
Наверное, Светлана почувствовала себя также неловко, как и я, - ведь
это так естественно: раздеться, раз пришел.
В этой квартире, в отличие от предыдущей, было тихо и чисто. Тисненые
обои, мебель красного дерева, старинные напольные часы в мой рост, на
стенах картины.
За столом в гостиной сидел высокий, если так можно сказать о сидящем,
человек с густыми белоснежными волосами, очень чистой, без морщинок, ко-
жей и умными спокойными глазами.
- Папастов Евгений Валерианович, экономист, - представился он, не
вставая. - Прошу простить великодушно, ноги отказывают, приходится си-
деть. Присаживайтесь и вы. С кем имею честь, молодые люди?
Мы назвались.
- Вот и чудесно. Машенька, угости Светлану и Валерия чаем, ничего,
что я вас так запросто называю?
Дама уже вносила поднос с ажурным сервизом.
Я принялся помогать расставлять чашки, а Светлана поднялась и пошла
вдоль стен, рассматривая картины. У одной из них она задержалась надол-
го. Сквозь кусты и деревья деревенского погоста, покосившиеся кресты
проглядывала стоящая на пригорке церквушка. Белая, как невеста.
- Нестеров, - Евгений Валерианович тоже взглянул на картину, хотя бы-
ло заметно, что ему интереснее было наблюдать за Светланой. - Как тут не
вспомнить:
Эти бедные селенья,
эта скудная природа,
край родной долготерпенья,
край ты русского народа.
Н о не поймет и не заметит
гордый взор иноплеменный,
что сквозит и тайно светит
в наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
всю тебя, земля родная,
в рабском виде царь небесный
исходил, благословляя...
А вы не задумывались, молодые люди, о таком странном сочетании, ведь Федор
Иванович Тютчев почти всю жизнь прожил заграницей, аристократ, высший свет, а
вот Россию воспел так, как мало кому удавалось. Отчего же это?
Я ждал, что скажет Светлана. Она помедлила, подыскивая точные слова:
- Интересно, что я тоже думала об этом, Евгений Валерианович... Как
бы лучше выразиться?.. Тютчев - патриот, вот нашла нужное. Патриот - по-
нятие высокое, в него входит не только любовь к родным местам, к Родине,
но и духовные постижения всего человечества. Тютчев знал и высоко ценил
западноевропейский гуманизм, а сердцем любил Россию.
- Вы совершенно правы, Светлана, - благодарно улыбнулся Евгений Вале-
рианович, - именно любил, а любовь...
Он посмотрел на жену.
- Когда любишь, сердцу не прикажешь... И у понятия патриот иного
смысла, кроме высокого, быть не может, тут вы опять правы. Правда сей-
час, к сожалению, это слово как-то реже употребимо, стерлось, потускне-
ло. Как вы считаете, Валерий?
Я поймал себя на том, что не могу отделаться чем-то вежливо необяза-
тельным, но понял, что сидящему напротив седовласому человеку действи-
тельно интересно знать мое мнение, и настала моя очередь держать ответ.
Перед этим патриархом? Нет, если разобраться поглубже, то я и сам должен
знать - почему сейчас, в конце шестидесятых, на пятидесятом году советс-
кой власти тускнеют идеалы, пропадает вера в них... В день выборов... И
почему не поется народом с патриотическим воодушевлением "Союз нерушимый
республик свободных..."
- Евгений Валерианович, наверное, всех причин назвать не смогу, но
считаю, что так уж сложилось исторически. Нас же всю жизнь учили, по те-
ории Маркса, что главное в развитии общества - экономический базис, а
культуру, мораль, этика - это надстройка, нечто вторичное. Занялись ба-
зисом, забыли о надстройке. И потом не до стихов, когда живешь в комму-
нальной квартире а туго с едой и одеждой, когда вкалываешь от гудка до
гудка. Кстати, Евгений Валерианович, вы же экономист. Почему, скажем, до
сих пор нет учебника по политэкономии социализма?.. Хотя, получается,
что я опять о базисе.
- И правильно, что о нем... - задумчиво сказал Папастов.
- С чего бы начать?.. Скорее всего так... Идеальная модель общества
справедливости, то есть модель социалистического общества, была создана
с одной целью - раскрепостить человека, освободить его физически и ду-
ховно от усилий, направленных на удовлетворение социальных нужд, порабо-
щенного труда. Но реальная модель нашего социализма вынуждена работать
на развитие производительных сил, на создание материально-технической
базы, то есть она порабощает человека. А порабощенный человек не в сос-
тоянии стать личностью. Почему?.. Человек накапливает, осознает и ощуща-
ет духовное богатство только тогда, когда он может принять решение сам и
осуществить его. Здесь и есть момент истинной свободы: человек - творец,
созидатель, осознанно реализующий свои возможности для всеобщего бла-
га... Заманчивая перспектива? Конечно, это же и есть реализация мечты о
счастье человека и человечества. А у нас получилось на деле, что вот как
раз этой возможности, этой свободы выбора человек лишен. Порабощенный же
человек морально опустошен, не верит в идеалы, добавьте к этому разруше-
ние семьи как хозяйственной, экономической ячейки, несовершенный инсти-
тут брака...
- Евгений, ты только не волнуйся, - мягко вступила молчавшая до сих
пор его жена.
- Ну, что ты, Машенька, я спокоен, мне хорошо, мне радостно, что мо-
лодым людям так интересно, что тянутся они к свету истины... Кстати, о
коммунальных квартирах и голоде - революцию делали в рваных обмотках, но
стихи писали. И какие стихи! А царизм, монархию, Николая с Распутиным мы
ненавидели. В восемнадцатом году мне довелось в Ливадии от имени Советов
реквизировать царский дворец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54