И на
самом деле жизнь без тебя тоскливая - и ем без аппетита, и живу без радости. А
на что похож майский Крым? Говоришь, что живешь наверху, не у моря? А какая
весна в горах? Или там уже лето? Молоко туманов, холод - не мерзнешь? Хочешь,
я пришлю свой свитер, мне мама его вязала, он большой, даже больше, чем я, и
теплый. Мама и отец передают тебе приветы, каждый день вспоминаем тебя,
говорим о тебе, ждем твоих писем. Не ленись, пиши, устрой нам маленький
праздник. С квартирой опять какая-то задержка, райисполком тянет, я даже ходил
на заседание месткома как комсомольский угол четырехугольника:
администрация-партбюро-местком-комсомол. Наш секретарь гриппует, вот и
пришлось идти мне. Какая-то там неразбериха с очередниками, в общем, придется
подождать нам еще немного, месяц или два. Потерпим? Главное, чтобы ты
поправилась. Я люблю тебя, Наташа. Ужасно люблю.
Ужасно - женское слово, как сказала Марина, помнишь? Тебе от нее при-
веты тоже, она часто звонит, мы вспоминаем нашу свадьбу и наш с тобой
медовый месяц из трех всего-то дней в ее квартире. Были бы слова сильны,
как наши чувства, им не говорить, а звенеть, им бы звучать пением птиц,
журчанием ручья, падением снега, им бы светиться аркой радуги, мерцанием
звезд, им бы греться, зажмурившись, котами на мартовском солнце и осе-
дать морозными узорами на окнах, им бы дышать свежестью розы и хрустеть
ароматным яблоком... Где найти мне слова - про то, чем дыхание наше пол-
нится, про то, чем жизнь наша полнится, про то, чем желания наши светят-
ся...
Не иссякает желание,
нет,
словно сияет полдень,
будто весь мир
словно ярый цвет
или
как осень в Болдино.
Я сейчас переполнен тобой,
мне любое твое движенье
или даже простой покой,
окруженье
так важны
и нужны,
как вершине снег,
словно утру
ночная свежесть,
как важна
и нужна
тебе
моя нежность.
Р.S. Ездил на Яузу, заходил к Воробьеву. Он сказал, что ты обязательно
поправишься, только надо быть очень осторожной и беречься от любой инфекции.
Твой В."
Глава тридцать восьмая
--===Свое время===--
Глава тридцать восьмая
А что было бы, если бы Фурман тогда не подошел ко мне в коридоре издательства?
Но он подошел:
- Я глубоко сочувствую тебе, Валерий. Не имели они права отказывать в
квартире двум больным людям. Кстати, как самочувствие супруги?.. Ничего,
ничего, бог даст и поправится. Слушай, Валера, а я к тебе не просто так.
Не знаю только, с чего начать.
Фурман замолчал и уставился на меня, теребя подбородок.
Молчал и я.
Фурман подождал еще немного, шумно вздохнул, оглянулся.
Наконец, зашептал:
- Обнаружились факты злоупотребления нашим директором Королевым слу-
жебного положения при распределении квартир. Понимаешь, к чему я клоню?
- Нет. Какие факты?
- Об этом пока нельзя говорить, но сведения точные, мне верные люди
сказали.
- Даже если это так, то что дальше?
- А получается, что если факты подтвердятся, а в этом я абсолютно
уверен, то опять пересмотрят очередь и тогда ты получишь квартиру, мо-
жет, даже двухкомнатную, разве неясно?
- И что же я должен сделать?
- Вот! Завтра будет собрание, и я собираюсь выступить. Против Короле-
ва, понимаешь? И если ты от своего имени потребуешь пересмотра решения
месткома, то создадут специальную комиссию. И тогда директору несдобро-
вать.
- Как же я могу выступать, не зная, что у вас за факты? И откуда вы
их взяли?
Фурман испытывающее посмотрел мне в глаза. Словно глубоко в душу хо-
тел заглянуть. Не знаю, что он там увидел, но в какой-то момент решился
и выпалил скороговоркой:
- Ладно, тебе скажу. Но только тебе, учти. Не проговорись, смотри.
Особенно Фалину. Этот Лева и в самом деле не пожалеет родного папу ради
пустой хохмы. Слушай сюда. Выступлю не только я, не только ты, но и По-
ляков, главный редактор. Он мне и рассказал всю правду. Дело в том, что
совершенно незаконно но отдали на сторону еще одну однокомнатную кварти-
ру.
- Разве такое возможно?
- Я тоже так думал. Но оказывается, в этой жизни все возможно. Коро-
лев отдал квартиру одному, имеющему достаточно важный пост товарищу из
Госкомиздата. Сам сообрази, зачем и почему.
- Как же ему это удалось?
- Ты не учитываешь Горского. У Давида Борисовича, как признал сам ди-
ректор на нашем заседании давеча, очень хорошие связи в райисполкоме.
Скорее всего, высокого начальника оформили как очередника Моссовета. Не
имеет значения - сделали. Получается следующая арифметика: товарищу из
Госкомиздата - квартиру, Горскому - квартиру, Анюте-секретарше - кварти-
ру, всем сестрам - по серьгам, и себя не забыл, а тебе - шиш и уборщице
Голиковой вместо двухкомнатной - однокомнатную. Где справедливость, где
правда, я спрашиваю?
- Ее нет, - сумрачно сказал я.
- Вот и я также считаю. Я тут походил, поговорил с людьми, оказывает-
ся, было еще несколько различных случаев и коллизий, например, в план
редакции массовой литературы почему-то включена книга зампредрайисполко-
ма.
- С кем же ты говорил, Ефим Сергеевич?
- Обошел почти всех. Кроме этой вертихвостки Аньки да еще нескольких
королевских приспешников вроде Зверевой - люди за, поддерживают меня. А
ты?
Я лихорадочно соображал. А ведь, действительно, подтвердятся факты -
сразу две квартиры освободятся, неужели мне одна не достанется?
- И я за.
- Принципиально?
- Конечно.
- Вот молодец! Принципиальным надо быть всегда и до конца.
Глава тридцать девятая
--===Свое время===--
Глава тридцать девятая
- Истомин, можно тебя на минуточку? - заглянула в редакцию Анюта-секретарша.
Наклонилась в дверь из коридора так, что вертикально повисли серьги в ушах на
длинных подвесках, разноцветная нитка бус на шее, а груди оттянули блузку.
Я вышел.
- Директор зовет. Иди, только лучше незаметно. Не хочет, чтобы про
тебя болтали разное.
- О чем болтали?
- Беги скорей, пока никого нет, - капризно сморщила носик Анюта.
- Здесь тебе не стадион, чтобы бегать, - огрызнулся я, но споро заша-
гал по коридору. Миновал пустую приемную, двойные двери.
Портрет Брежнева, сочинения Ленина, два желтых стожка на лужке.
Директор оторвался от бумаг, кивнул на кресло напротив.
- Садись.
Скинул очки на стол, поднял седые кустистые брови и наклонился в мою
сторону.
- Как работается?
- Как обычно, - пожал плечами я, не понимая, к чему он клонит.
- Малика не обижает? - весело усмехнулся он.
- Нет, что вы, она женщина добрая.
- Добрая женщина - это не профессия. Как и хороший парень. Сколько же
лет ты у нас в издательстве?
- В июле будет пять.
- А получаешь те же сто сорок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
самом деле жизнь без тебя тоскливая - и ем без аппетита, и живу без радости. А
на что похож майский Крым? Говоришь, что живешь наверху, не у моря? А какая
весна в горах? Или там уже лето? Молоко туманов, холод - не мерзнешь? Хочешь,
я пришлю свой свитер, мне мама его вязала, он большой, даже больше, чем я, и
теплый. Мама и отец передают тебе приветы, каждый день вспоминаем тебя,
говорим о тебе, ждем твоих писем. Не ленись, пиши, устрой нам маленький
праздник. С квартирой опять какая-то задержка, райисполком тянет, я даже ходил
на заседание месткома как комсомольский угол четырехугольника:
администрация-партбюро-местком-комсомол. Наш секретарь гриппует, вот и
пришлось идти мне. Какая-то там неразбериха с очередниками, в общем, придется
подождать нам еще немного, месяц или два. Потерпим? Главное, чтобы ты
поправилась. Я люблю тебя, Наташа. Ужасно люблю.
Ужасно - женское слово, как сказала Марина, помнишь? Тебе от нее при-
веты тоже, она часто звонит, мы вспоминаем нашу свадьбу и наш с тобой
медовый месяц из трех всего-то дней в ее квартире. Были бы слова сильны,
как наши чувства, им не говорить, а звенеть, им бы звучать пением птиц,
журчанием ручья, падением снега, им бы светиться аркой радуги, мерцанием
звезд, им бы греться, зажмурившись, котами на мартовском солнце и осе-
дать морозными узорами на окнах, им бы дышать свежестью розы и хрустеть
ароматным яблоком... Где найти мне слова - про то, чем дыхание наше пол-
нится, про то, чем жизнь наша полнится, про то, чем желания наши светят-
ся...
Не иссякает желание,
нет,
словно сияет полдень,
будто весь мир
словно ярый цвет
или
как осень в Болдино.
Я сейчас переполнен тобой,
мне любое твое движенье
или даже простой покой,
окруженье
так важны
и нужны,
как вершине снег,
словно утру
ночная свежесть,
как важна
и нужна
тебе
моя нежность.
Р.S. Ездил на Яузу, заходил к Воробьеву. Он сказал, что ты обязательно
поправишься, только надо быть очень осторожной и беречься от любой инфекции.
Твой В."
Глава тридцать восьмая
--===Свое время===--
Глава тридцать восьмая
А что было бы, если бы Фурман тогда не подошел ко мне в коридоре издательства?
Но он подошел:
- Я глубоко сочувствую тебе, Валерий. Не имели они права отказывать в
квартире двум больным людям. Кстати, как самочувствие супруги?.. Ничего,
ничего, бог даст и поправится. Слушай, Валера, а я к тебе не просто так.
Не знаю только, с чего начать.
Фурман замолчал и уставился на меня, теребя подбородок.
Молчал и я.
Фурман подождал еще немного, шумно вздохнул, оглянулся.
Наконец, зашептал:
- Обнаружились факты злоупотребления нашим директором Королевым слу-
жебного положения при распределении квартир. Понимаешь, к чему я клоню?
- Нет. Какие факты?
- Об этом пока нельзя говорить, но сведения точные, мне верные люди
сказали.
- Даже если это так, то что дальше?
- А получается, что если факты подтвердятся, а в этом я абсолютно
уверен, то опять пересмотрят очередь и тогда ты получишь квартиру, мо-
жет, даже двухкомнатную, разве неясно?
- И что же я должен сделать?
- Вот! Завтра будет собрание, и я собираюсь выступить. Против Короле-
ва, понимаешь? И если ты от своего имени потребуешь пересмотра решения
месткома, то создадут специальную комиссию. И тогда директору несдобро-
вать.
- Как же я могу выступать, не зная, что у вас за факты? И откуда вы
их взяли?
Фурман испытывающее посмотрел мне в глаза. Словно глубоко в душу хо-
тел заглянуть. Не знаю, что он там увидел, но в какой-то момент решился
и выпалил скороговоркой:
- Ладно, тебе скажу. Но только тебе, учти. Не проговорись, смотри.
Особенно Фалину. Этот Лева и в самом деле не пожалеет родного папу ради
пустой хохмы. Слушай сюда. Выступлю не только я, не только ты, но и По-
ляков, главный редактор. Он мне и рассказал всю правду. Дело в том, что
совершенно незаконно но отдали на сторону еще одну однокомнатную кварти-
ру.
- Разве такое возможно?
- Я тоже так думал. Но оказывается, в этой жизни все возможно. Коро-
лев отдал квартиру одному, имеющему достаточно важный пост товарищу из
Госкомиздата. Сам сообрази, зачем и почему.
- Как же ему это удалось?
- Ты не учитываешь Горского. У Давида Борисовича, как признал сам ди-
ректор на нашем заседании давеча, очень хорошие связи в райисполкоме.
Скорее всего, высокого начальника оформили как очередника Моссовета. Не
имеет значения - сделали. Получается следующая арифметика: товарищу из
Госкомиздата - квартиру, Горскому - квартиру, Анюте-секретарше - кварти-
ру, всем сестрам - по серьгам, и себя не забыл, а тебе - шиш и уборщице
Голиковой вместо двухкомнатной - однокомнатную. Где справедливость, где
правда, я спрашиваю?
- Ее нет, - сумрачно сказал я.
- Вот и я также считаю. Я тут походил, поговорил с людьми, оказывает-
ся, было еще несколько различных случаев и коллизий, например, в план
редакции массовой литературы почему-то включена книга зампредрайисполко-
ма.
- С кем же ты говорил, Ефим Сергеевич?
- Обошел почти всех. Кроме этой вертихвостки Аньки да еще нескольких
королевских приспешников вроде Зверевой - люди за, поддерживают меня. А
ты?
Я лихорадочно соображал. А ведь, действительно, подтвердятся факты -
сразу две квартиры освободятся, неужели мне одна не достанется?
- И я за.
- Принципиально?
- Конечно.
- Вот молодец! Принципиальным надо быть всегда и до конца.
Глава тридцать девятая
--===Свое время===--
Глава тридцать девятая
- Истомин, можно тебя на минуточку? - заглянула в редакцию Анюта-секретарша.
Наклонилась в дверь из коридора так, что вертикально повисли серьги в ушах на
длинных подвесках, разноцветная нитка бус на шее, а груди оттянули блузку.
Я вышел.
- Директор зовет. Иди, только лучше незаметно. Не хочет, чтобы про
тебя болтали разное.
- О чем болтали?
- Беги скорей, пока никого нет, - капризно сморщила носик Анюта.
- Здесь тебе не стадион, чтобы бегать, - огрызнулся я, но споро заша-
гал по коридору. Миновал пустую приемную, двойные двери.
Портрет Брежнева, сочинения Ленина, два желтых стожка на лужке.
Директор оторвался от бумаг, кивнул на кресло напротив.
- Садись.
Скинул очки на стол, поднял седые кустистые брови и наклонился в мою
сторону.
- Как работается?
- Как обычно, - пожал плечами я, не понимая, к чему он клонит.
- Малика не обижает? - весело усмехнулся он.
- Нет, что вы, она женщина добрая.
- Добрая женщина - это не профессия. Как и хороший парень. Сколько же
лет ты у нас в издательстве?
- В июле будет пять.
- А получаешь те же сто сорок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54