- Дорого - не дешево. Счастье не в
деньгах, счастье в их количестве, как говорит один мой знакомый. Теперь
можно спокойно чаю попить. Я книжку читала про чайную церемонию - в Япо-
нии целый ритуал, оказывается... Вы, Валерий, случайно не были в Японии?
Марина по-великосветски, рассеянно-приветливо одарила меня улыбкой.
Так, словно само собой разумелось, что для меня поехать в Японию так же
просто, как на Яузу "зайцем".
- Перестань, Марина, - рассмеялась Наташа. - Спасибо тебе огромное за
подарки, и лучше перейдите на ты, ребята, вы же мои самые близкие люди.
Марина фыркнула и отрицательно покачала головой:
- На брудершафт мы с Валерием не пили, а чтобы на настоящее ты перей-
ти, это надо, как нам с тобой, с детства дружить. Помнишь наш комму-
нальный Шанхай в Марьиной Роще, а Натуська? Один сортир на тридцать зад-
ниц. Раньше квартирка одной тете Фросе принадлежала, а доживала она свою
старость в чулане с маленьким окошком, никому не нужная. Но барыней, как
была, так и осталась. И жа-а-адная...
- Пожалуйста, не преувеличивай, Марина, все люди к старости становят-
ся совсем как дети. И она была старенькая и больная. Жалела я ее очень.
- Это точно, жалела, пропадала ты в ее каморке частенько. Не то, что
я.
- Тетя Фрося любила рассказывать мне, как ее насильно замуж выдали.
За нелюбимого.
Марина саркастически усмехнулась:
- Меня бы кто выдал. Можно и насильно. Согласна. Хотя, какое же это
насилие, если согласна... Что-то заболтались мы с вами, дети мои. Прове-
рим-ка лучше, как молодой наш человек стол сервирует... Ошибочки, оши-
бочки допускаете... Ножи надо класть лезвием вовнутрь, десертная ложечка
сверху, все по ранжиру, все по протоколу, чтобы минимум движений за сто-
лом с приборами делать, не звякать, не звенеть бокалами, не греметь по-
судой, иначе официанты сбегутся, соседи заметят, что невоспитанный вах-
лак вы, молодой человек. На двоечку работа.
- Подумаешь, нож не так положил, пальчик не оттопырил, глазки не за-
катил, - я готов был обидеться на Марину.
- Неправда ваша, дяденька, - с интересом взглянула на меня Марина и
нравоучительно добавила: - в жизни все надо знать, все уметь делать са-
мому. И делать хорошо. Как Мэри Поппинс.
Марина неожиданно заливисто расхохоталась:
- А ведь он у тебя зеленый еще совсем, Натуся, и чувствительный,
весьма чувствительный, ох, и трудно будет вам, ребятки, в жизни. Не ро-
бейте, месье, не тушуйтесь, сэр, все о¦кей.
Она тряхнула головой.
Цыганистая брюнетка в отличие от моей светловолосой Наташи. Черное и
белое. Что их связывает, кроме детства? Или подругами обязательно стано-
вятся женщины, внешне и внутренне, казалось бы, диаметрально противопо-
ложные? Женская дружба, наверное, понятие особое, живущее по своим зако-
нам и коренным образом отличающееся от мужского братства. Они нуждаются
друг в друге, потому что неуверены в себе - кто подскажет, как я сегодня
выгляжу, что надеть, чтобы нравиться, чтобы быть в центре внимания? Ко-
нечно, подруга. Подруга всегда предупредительна, ласкова, внимательна,
подруге доверены самые тайные тайны. Подруге нравится эта власть, и она
не станет делиться ею с другой... С другими... Со мной, например. Я для
Марины - соперник. Если, не дай бог, мы с Наташей поссоримся, то она
пойдет к Марине. И еще неизвестно, что ей та насоветует... Треугольник.
Мужчина - Женщина - Подруга. Бермудский... Похоже, что я ревную Наташу к
ее подруге...
Марина шумно вздохнула:
- Мое воспитание - тяжелое наследие прошлого, - сказала она, обраща-
ясь ко мне. - Среда, как говорится, дурно влияла на меня. Родители,
светлая им память, укатили в гниющий ад проклятого капитализма, а ма-
ленькую девочку-дюймовочку сдали в интернат. Школы не было для советских
детей в Токио, понятно?.. Домаригато, что по-японски спасибо большое
значит... Чему же мы в нашем славном интернате обучались? Науки в голову
не лезли, да и кому они нужны, если тебе с детства в голову вдалбливала
мамаша, что для девушки важнее всего красиво одеться, модно причесаться,
элегантно накрыть на стол, умно вести светскую беседу, и все это для то-
го, чтобы точно в сердце поразить свою цель, свою добычу - мужа, который
увезет тебя заграницу, где ты горя не будешь знать. Такие вот были мои
университеты. Неофициальные. Интернатские. Учила жизнь. Детки в интерна-
те четко делились на тех, у кого родители в капстранах работают, у кого
- в соцстранах. Капиталисты и социалисты. Самая тяжелая, самая нервная,
истеричная пора для детишек - встреча после каникул: кто кому что пона-
вез, кто куда съездил к мамочке, к папочке... Кто в Париж, а кто и к
тетке в Тамбов... Есть разница, не так ли?.. Ченч шел... Обмен значит...
Меняли не только барахло, меняли душу, тело... Преподавателей просто по-
купали... Дешевка - она и есть дешевка...
Марина умолкла.
Молчали и мы.
- Что-то непохоже на меня, - сказала она наконец. - А случилось, надо
же... Вы меня не слушайте, просто завидую я вам, ребята, и праздник ваш,
честное слово, не хотела испортить, да так уж вышло. Пойду-ка я лучше,
завтра свидимся.
В передней Марина звонко расцеловала Наташу и меня.
- Простите интернатского звереныша, прячется он во мне, а иногда так
и лезет, так и лезет, хоть бы сдох, проклятый.
Мы с Наташей вернулись в комнату.
Сели за стол.
- До чего паршиво ей сейчас, - сказал я. - А когда у нее родители по-
гибли?
- Ты меня извини, не успела я тебе рассказать про Марину, а видно
следовало бы. Жили мы в коммуналке, школа у универмага, время послевоен-
ное, тяжелое, голодное. Жили, как и все тогда, бедно, но дружно. Отец
ее, химик, на заводе работал, мать - на шляпной фабрике. Обрезки от фет-
ра, отходы домой таскала, коврики из них мастерила разноцветные, прода-
вала на рынке. Попал дядя Коля, отец Маринки, в академию внешнеторговую.
Он не хотел, но в райкоме сказали надо, специалисты требовались. В пер-
вую командировку, в Австрию, они Марину с собой взяли, а потом в интер-
нат ее сдали. С годами словно подменили людей. Поначалу подарки всем во-
зили, потом перестали. Барахла натащили воз. И хотя Маринку в институт
международных отношений устроили, пай за квартиру эту внесли, но все
равно, как будто откупились от нее, долг свой выполнили и забыли про
нее. Словно профсоюзные взносы уплатили. Мать ее у жен послов первой со-
ветницей по шляпкам была. Потому и сидели за рубежом по пять-шесть лет.
Когда случилось это, Аэрофлот и Минвнешторг хоронили их, как героев. А
Марина на похороны не пришла... Носит ее по жизни... То бухгалтером, то
администратором работает... И что-то никак ей хороший человек не попа-
дется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
деньгах, счастье в их количестве, как говорит один мой знакомый. Теперь
можно спокойно чаю попить. Я книжку читала про чайную церемонию - в Япо-
нии целый ритуал, оказывается... Вы, Валерий, случайно не были в Японии?
Марина по-великосветски, рассеянно-приветливо одарила меня улыбкой.
Так, словно само собой разумелось, что для меня поехать в Японию так же
просто, как на Яузу "зайцем".
- Перестань, Марина, - рассмеялась Наташа. - Спасибо тебе огромное за
подарки, и лучше перейдите на ты, ребята, вы же мои самые близкие люди.
Марина фыркнула и отрицательно покачала головой:
- На брудершафт мы с Валерием не пили, а чтобы на настоящее ты перей-
ти, это надо, как нам с тобой, с детства дружить. Помнишь наш комму-
нальный Шанхай в Марьиной Роще, а Натуська? Один сортир на тридцать зад-
ниц. Раньше квартирка одной тете Фросе принадлежала, а доживала она свою
старость в чулане с маленьким окошком, никому не нужная. Но барыней, как
была, так и осталась. И жа-а-адная...
- Пожалуйста, не преувеличивай, Марина, все люди к старости становят-
ся совсем как дети. И она была старенькая и больная. Жалела я ее очень.
- Это точно, жалела, пропадала ты в ее каморке частенько. Не то, что
я.
- Тетя Фрося любила рассказывать мне, как ее насильно замуж выдали.
За нелюбимого.
Марина саркастически усмехнулась:
- Меня бы кто выдал. Можно и насильно. Согласна. Хотя, какое же это
насилие, если согласна... Что-то заболтались мы с вами, дети мои. Прове-
рим-ка лучше, как молодой наш человек стол сервирует... Ошибочки, оши-
бочки допускаете... Ножи надо класть лезвием вовнутрь, десертная ложечка
сверху, все по ранжиру, все по протоколу, чтобы минимум движений за сто-
лом с приборами делать, не звякать, не звенеть бокалами, не греметь по-
судой, иначе официанты сбегутся, соседи заметят, что невоспитанный вах-
лак вы, молодой человек. На двоечку работа.
- Подумаешь, нож не так положил, пальчик не оттопырил, глазки не за-
катил, - я готов был обидеться на Марину.
- Неправда ваша, дяденька, - с интересом взглянула на меня Марина и
нравоучительно добавила: - в жизни все надо знать, все уметь делать са-
мому. И делать хорошо. Как Мэри Поппинс.
Марина неожиданно заливисто расхохоталась:
- А ведь он у тебя зеленый еще совсем, Натуся, и чувствительный,
весьма чувствительный, ох, и трудно будет вам, ребятки, в жизни. Не ро-
бейте, месье, не тушуйтесь, сэр, все о¦кей.
Она тряхнула головой.
Цыганистая брюнетка в отличие от моей светловолосой Наташи. Черное и
белое. Что их связывает, кроме детства? Или подругами обязательно стано-
вятся женщины, внешне и внутренне, казалось бы, диаметрально противопо-
ложные? Женская дружба, наверное, понятие особое, живущее по своим зако-
нам и коренным образом отличающееся от мужского братства. Они нуждаются
друг в друге, потому что неуверены в себе - кто подскажет, как я сегодня
выгляжу, что надеть, чтобы нравиться, чтобы быть в центре внимания? Ко-
нечно, подруга. Подруга всегда предупредительна, ласкова, внимательна,
подруге доверены самые тайные тайны. Подруге нравится эта власть, и она
не станет делиться ею с другой... С другими... Со мной, например. Я для
Марины - соперник. Если, не дай бог, мы с Наташей поссоримся, то она
пойдет к Марине. И еще неизвестно, что ей та насоветует... Треугольник.
Мужчина - Женщина - Подруга. Бермудский... Похоже, что я ревную Наташу к
ее подруге...
Марина шумно вздохнула:
- Мое воспитание - тяжелое наследие прошлого, - сказала она, обраща-
ясь ко мне. - Среда, как говорится, дурно влияла на меня. Родители,
светлая им память, укатили в гниющий ад проклятого капитализма, а ма-
ленькую девочку-дюймовочку сдали в интернат. Школы не было для советских
детей в Токио, понятно?.. Домаригато, что по-японски спасибо большое
значит... Чему же мы в нашем славном интернате обучались? Науки в голову
не лезли, да и кому они нужны, если тебе с детства в голову вдалбливала
мамаша, что для девушки важнее всего красиво одеться, модно причесаться,
элегантно накрыть на стол, умно вести светскую беседу, и все это для то-
го, чтобы точно в сердце поразить свою цель, свою добычу - мужа, который
увезет тебя заграницу, где ты горя не будешь знать. Такие вот были мои
университеты. Неофициальные. Интернатские. Учила жизнь. Детки в интерна-
те четко делились на тех, у кого родители в капстранах работают, у кого
- в соцстранах. Капиталисты и социалисты. Самая тяжелая, самая нервная,
истеричная пора для детишек - встреча после каникул: кто кому что пона-
вез, кто куда съездил к мамочке, к папочке... Кто в Париж, а кто и к
тетке в Тамбов... Есть разница, не так ли?.. Ченч шел... Обмен значит...
Меняли не только барахло, меняли душу, тело... Преподавателей просто по-
купали... Дешевка - она и есть дешевка...
Марина умолкла.
Молчали и мы.
- Что-то непохоже на меня, - сказала она наконец. - А случилось, надо
же... Вы меня не слушайте, просто завидую я вам, ребята, и праздник ваш,
честное слово, не хотела испортить, да так уж вышло. Пойду-ка я лучше,
завтра свидимся.
В передней Марина звонко расцеловала Наташу и меня.
- Простите интернатского звереныша, прячется он во мне, а иногда так
и лезет, так и лезет, хоть бы сдох, проклятый.
Мы с Наташей вернулись в комнату.
Сели за стол.
- До чего паршиво ей сейчас, - сказал я. - А когда у нее родители по-
гибли?
- Ты меня извини, не успела я тебе рассказать про Марину, а видно
следовало бы. Жили мы в коммуналке, школа у универмага, время послевоен-
ное, тяжелое, голодное. Жили, как и все тогда, бедно, но дружно. Отец
ее, химик, на заводе работал, мать - на шляпной фабрике. Обрезки от фет-
ра, отходы домой таскала, коврики из них мастерила разноцветные, прода-
вала на рынке. Попал дядя Коля, отец Маринки, в академию внешнеторговую.
Он не хотел, но в райкоме сказали надо, специалисты требовались. В пер-
вую командировку, в Австрию, они Марину с собой взяли, а потом в интер-
нат ее сдали. С годами словно подменили людей. Поначалу подарки всем во-
зили, потом перестали. Барахла натащили воз. И хотя Маринку в институт
международных отношений устроили, пай за квартиру эту внесли, но все
равно, как будто откупились от нее, долг свой выполнили и забыли про
нее. Словно профсоюзные взносы уплатили. Мать ее у жен послов первой со-
ветницей по шляпкам была. Потому и сидели за рубежом по пять-шесть лет.
Когда случилось это, Аэрофлот и Минвнешторг хоронили их, как героев. А
Марина на похороны не пришла... Носит ее по жизни... То бухгалтером, то
администратором работает... И что-то никак ей хороший человек не попа-
дется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54