Это правда! От себя не должно скрывать. Поэтому теперь, под старость, приходится, глядя на своих слабых детей, самую крепкую из дочерей отдать самому умному и сильному иностранцу с надеждой на будущее. Известно, говорят, что во всех странах без исключения, даже в тех, где женщин прячут или где занавешивают им лица черной тряпкой, самыми сильными мужчинами считаются приезжие иностранцы. В этом нет ничего обидного. Поэтому свои женщины прячутся и лица их закрываются, как и ноги.
Но судьба Сайо так складывается не потому, что ее отец дурен в своих помыслах и втягивает ее в такие дела ради выгод. Нет, пороки Ябадоо были лишь его слабостью. Выгод он не искал. Временный брак Сайо – это лишь служба стране. Народ, у которого нет сильных детей, погибнет. Каждая семья это должна знать, ни одна семья не должна погибать.
Ареса, конечно, мало понял из этой исповеди. Но иностранца надо изучить, также и его товарищей, как и его народ. А то может с иностранцем быть еще хуже, чем со своим. Ведь женщины неразборчивы и глупы, и тогда лишь увеличится количество преступников в Японии, и для государства и нации это будет несчастье, из-за которого страна погибнет. Поэтому Ябадоо старался изучать Алешу и Александра и всех их товарищей и морских воинов, чтобы не ошибиться, и поэтому он охотно оказывал гостеприимство западным людям в своем доме. Но при этом строго запрещал что-то подобное поднадзорным рыбакам. Его же дом был как бы опытным, лабораторией, созданной по частной инициативе старого патриота, виноватого в расточительстве собственных сил и здоровья как в годы своей молодости, так и в старости.
Путятин зяб сегодня на жестоком ветру и ежился, как старик. В Хэда холодней, чем в Симода. Но тут же вынул руку, которую держал в широких рукавах, как в муфте, и поднялся по ступенькам на стапель.
– Молебен при закладке отслужили?
– Да. Отец Василий... – отвечал Колокольцов. – Японцы не протестовали.
Путятин нагнулся и погладил дерево.
– Столярные работы, – сказал Евфимий Васильевич и глянул на пожилого плотника Кикути.
Тот подумал, что адмирал заметил неровность, за которой он, Кикути, недосмотрел. Кикути поклонился, показывая, что готов отвечать мужественно и все исправить, надо только указать.
– Не хуже, Евфимий Васильевич, чем в Архангельске, – сказал Аввакумов.
За последние дни Колокольцов, по мнению матросов и плотников, появлялся редко, – видно, возился с японкой, – а за всем смотрел самурай Ябадоо. Ничего не знает и только делает вид, что распоряжается. Его хлебом не корми – дай поважничать. Спросит через переводчика: «Вы что сейчас делаете?» – «А мы вот ставим столбы, будет кнехт, за него закрепим шхуну». – «А-а! Хорошо! Приказываю крепко поставить эти столбы и закрепить за них кость-дракона, при этом смотреть без упущений!» – «Да не за столбы, а за перекладину». Но ему и нечего говорить, он все равно ничего не понимает.
– А, вот и ты тут, старая образина! – сказал Глухарев и похлопал самурая по выпяченному тощему брюху.
– Я очень вам благодарен, – сказал Евфимий Васильевич, – всегда считал вас дельным офицером. Но вы превзошли мои ожидания.
– Рад стараться, Евфимий Васильевич! – ответил Колокольцов сурово, как бы еще более озабоченный предстоящим дальнейшим делом.
– Завтра праздничный день. Японский Новый год. Работы остановите. Объявите людям.
Адмирал ушел на баркас. Колокольцов собрал рабочих.
– Ну, братцы, теперь за дело!
– Как же, тесть, поди, утром и вина подаст, и угощений, – ворчал Глухарев.
Америка еще недавно была сельской, «гужевой» страной. В тридцатых годах флот ее военный стоял на восьмом месте, был хуже и слабей, даже чем у Турции и Египта. Вот это «литературно-историческое» сообщение в одном из американских справочников поразило Сибирцева. Так было еще двадцать лет назад.
Оказывается, Перри был одним из тех, кто все это понял и со всей энергией, наверно и со свирепостью, осуществлял обновление американского флота. За двадцать лет совершены чудеса.
Теперь новейшие корабли военного флота строятся из железа. Давно уже построен «Принстон» со стальным корпусом, который Перри включал в свою эскадру. На «Поухатане» всюду клепаная сталь.
Все, о чем читал еще прежде, ожило на «Поухатане». Близким стал молодой гений изобретатель Джон Эриксон, творец новейших устройств, применяемых на «Поухатане». «Снаряд, заменяющий бомбу, на принятых бомбических орудиях, – скажет Пегрэйм, – это изобретение Джона Эриксона».
Да где же теперь сам Эриксон? Американцы улыбнутся невесело. Изобретатель уволен. Почему? Ведь он совсем еще молодой человек? Во время испытания новейшей пушки «Миротворец» в присутствии президента и правительства лопнул ствол, убило семь человек, в том числе двух министров.
Мало ли чего бывает при испытаниях! Грех да беда на кого не живут! Министров много, а Эриксон один. Но у Эриксона дела много и без американского флота. А вот наш Александр Федорович рисует машины с чужого позволения. Вот судьба своего изобретателя! А он немало дельного советует адмиралу... Но разве у него все так, как ему полагается? Если ему дать заказы от ведомства или определить его к миллионеру на завод...
На «Диане» и «Палладе» старые чугунные пушки... На фрегате под каждым орудием висели в полнейшем порядке банник, прибойник и пыжевник, и много старания требовалось от матроса, чтобы вся эта старинная мощь содержалась как следует.
Может быть, поэтому и Евфимий Васильевич угрюм, ведь он тоже знает много нового! Однако и из старой чугунной пушки придется поразить врага, коли нет другой. Таких судов, как «Поухатан», и цельноклепанных из стали мониторов нет, кажется, и в английском флоте под Севастополем. Союзники бомбардируют там из старых пушек ядрами и бомбами.
Поначалу американцы не желали назначать Перри командующим экспедицией в Японию. Не за то, как мы думаем, что он отстал. Напротив, он много крови всем испортил, всю свою жизнь требуя обновлений и улучшений. Перри представляется теперь совсем в другом свете.
...Подошел Аввакумов:
– Завтра праздник у японцев, Новый год, ваше благородие, вот артельный приглашает нас с Глухаревым. Дозвольте пойти.
Кикути тут же, держа шляпу в руках, переминался с ноги на ногу.
Адмирал уже предупреждал офицеров, чтобы по приглашению благонадежных японцев и под их ответственность людей отпускать на праздник с унтер-офицерами или под наблюдением более солидных матросов и пожилых. А молодых крепко держать в лагере и не выпускать, а заниматься с ними священнику.
Алексей пришел в дом при храме, быстро прошел через коридор и, открыв дверь, увидел, что Оюки сидит у него в комнате и плачет.
– Что с вами, Оюки? Оюки...
Она хотела показать, как ей тяжело, но когда Ареса-сан вошел, на самом деле горько расплакалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Но судьба Сайо так складывается не потому, что ее отец дурен в своих помыслах и втягивает ее в такие дела ради выгод. Нет, пороки Ябадоо были лишь его слабостью. Выгод он не искал. Временный брак Сайо – это лишь служба стране. Народ, у которого нет сильных детей, погибнет. Каждая семья это должна знать, ни одна семья не должна погибать.
Ареса, конечно, мало понял из этой исповеди. Но иностранца надо изучить, также и его товарищей, как и его народ. А то может с иностранцем быть еще хуже, чем со своим. Ведь женщины неразборчивы и глупы, и тогда лишь увеличится количество преступников в Японии, и для государства и нации это будет несчастье, из-за которого страна погибнет. Поэтому Ябадоо старался изучать Алешу и Александра и всех их товарищей и морских воинов, чтобы не ошибиться, и поэтому он охотно оказывал гостеприимство западным людям в своем доме. Но при этом строго запрещал что-то подобное поднадзорным рыбакам. Его же дом был как бы опытным, лабораторией, созданной по частной инициативе старого патриота, виноватого в расточительстве собственных сил и здоровья как в годы своей молодости, так и в старости.
Путятин зяб сегодня на жестоком ветру и ежился, как старик. В Хэда холодней, чем в Симода. Но тут же вынул руку, которую держал в широких рукавах, как в муфте, и поднялся по ступенькам на стапель.
– Молебен при закладке отслужили?
– Да. Отец Василий... – отвечал Колокольцов. – Японцы не протестовали.
Путятин нагнулся и погладил дерево.
– Столярные работы, – сказал Евфимий Васильевич и глянул на пожилого плотника Кикути.
Тот подумал, что адмирал заметил неровность, за которой он, Кикути, недосмотрел. Кикути поклонился, показывая, что готов отвечать мужественно и все исправить, надо только указать.
– Не хуже, Евфимий Васильевич, чем в Архангельске, – сказал Аввакумов.
За последние дни Колокольцов, по мнению матросов и плотников, появлялся редко, – видно, возился с японкой, – а за всем смотрел самурай Ябадоо. Ничего не знает и только делает вид, что распоряжается. Его хлебом не корми – дай поважничать. Спросит через переводчика: «Вы что сейчас делаете?» – «А мы вот ставим столбы, будет кнехт, за него закрепим шхуну». – «А-а! Хорошо! Приказываю крепко поставить эти столбы и закрепить за них кость-дракона, при этом смотреть без упущений!» – «Да не за столбы, а за перекладину». Но ему и нечего говорить, он все равно ничего не понимает.
– А, вот и ты тут, старая образина! – сказал Глухарев и похлопал самурая по выпяченному тощему брюху.
– Я очень вам благодарен, – сказал Евфимий Васильевич, – всегда считал вас дельным офицером. Но вы превзошли мои ожидания.
– Рад стараться, Евфимий Васильевич! – ответил Колокольцов сурово, как бы еще более озабоченный предстоящим дальнейшим делом.
– Завтра праздничный день. Японский Новый год. Работы остановите. Объявите людям.
Адмирал ушел на баркас. Колокольцов собрал рабочих.
– Ну, братцы, теперь за дело!
– Как же, тесть, поди, утром и вина подаст, и угощений, – ворчал Глухарев.
Америка еще недавно была сельской, «гужевой» страной. В тридцатых годах флот ее военный стоял на восьмом месте, был хуже и слабей, даже чем у Турции и Египта. Вот это «литературно-историческое» сообщение в одном из американских справочников поразило Сибирцева. Так было еще двадцать лет назад.
Оказывается, Перри был одним из тех, кто все это понял и со всей энергией, наверно и со свирепостью, осуществлял обновление американского флота. За двадцать лет совершены чудеса.
Теперь новейшие корабли военного флота строятся из железа. Давно уже построен «Принстон» со стальным корпусом, который Перри включал в свою эскадру. На «Поухатане» всюду клепаная сталь.
Все, о чем читал еще прежде, ожило на «Поухатане». Близким стал молодой гений изобретатель Джон Эриксон, творец новейших устройств, применяемых на «Поухатане». «Снаряд, заменяющий бомбу, на принятых бомбических орудиях, – скажет Пегрэйм, – это изобретение Джона Эриксона».
Да где же теперь сам Эриксон? Американцы улыбнутся невесело. Изобретатель уволен. Почему? Ведь он совсем еще молодой человек? Во время испытания новейшей пушки «Миротворец» в присутствии президента и правительства лопнул ствол, убило семь человек, в том числе двух министров.
Мало ли чего бывает при испытаниях! Грех да беда на кого не живут! Министров много, а Эриксон один. Но у Эриксона дела много и без американского флота. А вот наш Александр Федорович рисует машины с чужого позволения. Вот судьба своего изобретателя! А он немало дельного советует адмиралу... Но разве у него все так, как ему полагается? Если ему дать заказы от ведомства или определить его к миллионеру на завод...
На «Диане» и «Палладе» старые чугунные пушки... На фрегате под каждым орудием висели в полнейшем порядке банник, прибойник и пыжевник, и много старания требовалось от матроса, чтобы вся эта старинная мощь содержалась как следует.
Может быть, поэтому и Евфимий Васильевич угрюм, ведь он тоже знает много нового! Однако и из старой чугунной пушки придется поразить врага, коли нет другой. Таких судов, как «Поухатан», и цельноклепанных из стали мониторов нет, кажется, и в английском флоте под Севастополем. Союзники бомбардируют там из старых пушек ядрами и бомбами.
Поначалу американцы не желали назначать Перри командующим экспедицией в Японию. Не за то, как мы думаем, что он отстал. Напротив, он много крови всем испортил, всю свою жизнь требуя обновлений и улучшений. Перри представляется теперь совсем в другом свете.
...Подошел Аввакумов:
– Завтра праздник у японцев, Новый год, ваше благородие, вот артельный приглашает нас с Глухаревым. Дозвольте пойти.
Кикути тут же, держа шляпу в руках, переминался с ноги на ногу.
Адмирал уже предупреждал офицеров, чтобы по приглашению благонадежных японцев и под их ответственность людей отпускать на праздник с унтер-офицерами или под наблюдением более солидных матросов и пожилых. А молодых крепко держать в лагере и не выпускать, а заниматься с ними священнику.
Алексей пришел в дом при храме, быстро прошел через коридор и, открыв дверь, увидел, что Оюки сидит у него в комнате и плачет.
– Что с вами, Оюки? Оюки...
Она хотела показать, как ей тяжело, но когда Ареса-сан вошел, на самом деле горько расплакалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122