Леша попросил позволения налить ему вина и спросил, говорит ли он по-французски.
Пегрэйм ответил, что говорит, но что сегодня он хотел бы говорить по-русски, но не умеет.
– А говорите ли вы по-английски? – спросил он.
Алексей ответил, что немного. Но сегодня мы должны говорить или по-русски, или по-английски.
Высокий лейтенант Коль, тот, чьи руки могли двигаться, как поршни паровой машины, уселся рядом с Елкиным, напротив Леши, и сочувственно выслушал ответ.
– Но пережитая вами катастрофа... – говорит Елкину по-французски тонкий и очень высокий американец с пышной светлой головой.
– Какое ужасное землетрясение! – подтвердил Коль.
– Вуй, оказьон де террибль, – ответил Елкин.
Шиллинг потом уверял, что это была единственная фраза, которую смог Елкин сказать в этот вечер по-французски – и ту неверно, и даже стал насмешливо звать штурмана «оказьон де террибль».
– Вы понимаете, капитан Лесовский, что я не могу заставить молчать своих людей при наших неизбежных встречах с англичанами, – говорил Мак-Клуни, – о том, что произошло сегодня ночью и чего ждали еще вчера.
Лесовский это отлично понимал. Поднялся капитан Мак-Клуни.
– Господа! – переводил Шиллинг. – Сегодня мы принимаем капитана Посьета, представляющего посла дружественной России, адмирала Путятина, капитана Лесовского и офицеров русского корабля «Диана», претерпевшего самую необыкновенную катастрофу из всех когда-либо происходивших на море...
Американский капитан предложил тост за дружбу между Россией и Америкой, между которыми нет и не может быть разногласий. За будущее наших великих молодых держав на Тихом океане. За народ потомков Петра Великого и за народ Соединенных Штатов, протягивающие друг другу руки через океан.
– Вы думаете, что противоречий не может быть? – спросил Пегрэйм.
– Да, мы должны так думать, – ответил Сибирцев. – Становится сегодня очевидным.
– Надо предусмотреть противоречия заранее. На территории Аляски является множество авантюристов из Сан-Франциско и из Канады. Известно ли вам, что по реке Стахин открыты залежи золота? Недалеко то время, когда тысячи людей со сковородами хлынут туда не только из Канады, но также из Калифорнии.
Заговорили о компаниях, что кончается век их монополий. Лейтенант Коль вдруг сказал, что в Сан-Франциско многие говорят, что Россия хочет продать Аляску. Тогда Штаты будут владеть восточным Тихоокеанским побережьем, а Россия – северо-западным, и движение между этими силами составит новое начало мировой цивилизации.
Алексей никогда в жизни не слыхал, чтобы в России говорили о том, что надо продать Аляску.
Сдерживая зычный голос, заговорил Лесовский, и казалось, что тихо играет соло самая низкая труба.
– От имени адмирала Путятина честь имею приветствовать вас, ваше превосходительство коммодор Адамс! Господин капитан Мак-Клуни! Господа офицеры! Наши великие державы встречаются на Тихом океане, и наши моряки впервые в истории знакомятся. Узнав о прибытии в Симода военного корабля дружественной Америки, адмирал повелел мне с частью людей немедля отправиться из Хэда, где мы имеем стоянку после катастрофы, на двух баркасах сюда, чтобы засвидетельствовать вам, господин посол, вам, капитан Мак-Клуни, вам, господа офицеры, наши лучшие чувства. Господа! В нашем положении не было цели важней, чем спасение жизни и поддержание духа матросов и офицеров, очутившихся в чужой, закрытой стране, обычаи которой вам хорошо известны. Поэтому мы сделали все возможное для скорейшей встречи с вами и с благословения всевышнего сегодня прибыли благополучно. Ваше превосходительство, мы выражаем вам глубокую благодарность за вашу готовность содействовать нам...
Американцы притихли. Они сразу почувствовали характер деловой и практический. Лесовский говорил по-английски, без переводчика. Холодность его лица, строгость речи еще более подчеркивались некоторой неправильностью построения фраз, но мысли капитана и его намерения были очевидны.
Вскоре Адамс и капитаны перешли в салон, оставив молодежь веселиться.
– Разберемся, что мы можем предоставить, – сказал Адамс.
Пришел корабельный клерк в клетчатых брюках, с пером за ухом. Он уселся, стал перебирать реестры и щелкать костяшками на счетах.
– Наши родные берега близки отсюда, – сказал Посьет, – и вы могли бы, ваше превосходительство, доставить, нас на Камчатку.
– Англичане пишут в газетах, что ваша Камчатка – второй Севастополь. Вы понимаете?
– Да, я понял. Но куда бы вы предложили?
Адамс взглянул на Мак-Клуни, словно между ними это было уже решено.
– Мы могли бы вас взять в Шанхай.
– В Шанхай, в плен англичанам, – сказал Лесовский.
– Ни о каком плене не может быть речи, – энергично ответил Мак-Клуни.
Адамс сказал, что он хотел бы поехать сегодня в деревню к адмиралу Путятину, выразить ему соболезнование. Видимо, Адамс намеревался о чем-то поговорить подробно. Он, казалось, колебался. Только что флаг-офицер приходил с сообщением, что к храмам, где живут уполномоченные японского правительства, подаются их паланкины.
Клерк опять защелкал на счетах.
– Еще ветчины, морских бисквитов, – приговаривал он.
– Морскими бисквитами называются у них сухари, – пояснил Лесовский.
Посьет сказал, что адмирал готов заплатить за все золотом.
– Я не имею права принять от потерпевших кораблекрушение никакой платы, – ответил Адамс. – Потом наши правительства все решат.
– Золото еще пригодится адмиралу Путятину! – осклабясь, заметил Мак-Клуни.
– Сколько? – спросил Адамс.
– Я сосчитал – две тысячи шестьсот два доллара пятьдесят шесть центов, – ответил клерк. Рыжеватые волосы его торчали теперь над виском, как перья.
– Завтра с утра я жду вас, – сказал Мак-Клуни. – Сведу вас и покажу все, что у нас еще есть. Вы скажите, что вам нужно, и мы с вами сразу все решим.
В кают-компании шестеро китайцев в белоснежных костюмах, как фокусники, артистически быстро скатали скатерть, переставляя бутылки, бананы и бокалы, и почти под нее их быстрые матовые руки застилали, раскатывая, другую, еще более белоснежную, переставляя обратно тончайшего букета южноамериканские вина, названные именами святых великомучениц – Санта Елена, Санта Августина, Санта Эмилиана, серебряные ведерца со льдом и шампанским, вазы с цветами, фрукты и расставляя чистые бокалы.
– Так принято в английских колониях, – объяснял Шиллинг.
Начиналась вторая часть обеда. На столе появлялись горячие блюда.
Совершенно лысый человек лет сорока оказался из шанхайских миссионеров. Он любезно улыбался, подавая широкую в кости руку. От него чуть-чуть отдавало чесноком, как от чайной чашки в харчевне. Видимо, изучая иероглифы, он заодно пристрастился и к шанхайской кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Пегрэйм ответил, что говорит, но что сегодня он хотел бы говорить по-русски, но не умеет.
– А говорите ли вы по-английски? – спросил он.
Алексей ответил, что немного. Но сегодня мы должны говорить или по-русски, или по-английски.
Высокий лейтенант Коль, тот, чьи руки могли двигаться, как поршни паровой машины, уселся рядом с Елкиным, напротив Леши, и сочувственно выслушал ответ.
– Но пережитая вами катастрофа... – говорит Елкину по-французски тонкий и очень высокий американец с пышной светлой головой.
– Какое ужасное землетрясение! – подтвердил Коль.
– Вуй, оказьон де террибль, – ответил Елкин.
Шиллинг потом уверял, что это была единственная фраза, которую смог Елкин сказать в этот вечер по-французски – и ту неверно, и даже стал насмешливо звать штурмана «оказьон де террибль».
– Вы понимаете, капитан Лесовский, что я не могу заставить молчать своих людей при наших неизбежных встречах с англичанами, – говорил Мак-Клуни, – о том, что произошло сегодня ночью и чего ждали еще вчера.
Лесовский это отлично понимал. Поднялся капитан Мак-Клуни.
– Господа! – переводил Шиллинг. – Сегодня мы принимаем капитана Посьета, представляющего посла дружественной России, адмирала Путятина, капитана Лесовского и офицеров русского корабля «Диана», претерпевшего самую необыкновенную катастрофу из всех когда-либо происходивших на море...
Американский капитан предложил тост за дружбу между Россией и Америкой, между которыми нет и не может быть разногласий. За будущее наших великих молодых держав на Тихом океане. За народ потомков Петра Великого и за народ Соединенных Штатов, протягивающие друг другу руки через океан.
– Вы думаете, что противоречий не может быть? – спросил Пегрэйм.
– Да, мы должны так думать, – ответил Сибирцев. – Становится сегодня очевидным.
– Надо предусмотреть противоречия заранее. На территории Аляски является множество авантюристов из Сан-Франциско и из Канады. Известно ли вам, что по реке Стахин открыты залежи золота? Недалеко то время, когда тысячи людей со сковородами хлынут туда не только из Канады, но также из Калифорнии.
Заговорили о компаниях, что кончается век их монополий. Лейтенант Коль вдруг сказал, что в Сан-Франциско многие говорят, что Россия хочет продать Аляску. Тогда Штаты будут владеть восточным Тихоокеанским побережьем, а Россия – северо-западным, и движение между этими силами составит новое начало мировой цивилизации.
Алексей никогда в жизни не слыхал, чтобы в России говорили о том, что надо продать Аляску.
Сдерживая зычный голос, заговорил Лесовский, и казалось, что тихо играет соло самая низкая труба.
– От имени адмирала Путятина честь имею приветствовать вас, ваше превосходительство коммодор Адамс! Господин капитан Мак-Клуни! Господа офицеры! Наши великие державы встречаются на Тихом океане, и наши моряки впервые в истории знакомятся. Узнав о прибытии в Симода военного корабля дружественной Америки, адмирал повелел мне с частью людей немедля отправиться из Хэда, где мы имеем стоянку после катастрофы, на двух баркасах сюда, чтобы засвидетельствовать вам, господин посол, вам, капитан Мак-Клуни, вам, господа офицеры, наши лучшие чувства. Господа! В нашем положении не было цели важней, чем спасение жизни и поддержание духа матросов и офицеров, очутившихся в чужой, закрытой стране, обычаи которой вам хорошо известны. Поэтому мы сделали все возможное для скорейшей встречи с вами и с благословения всевышнего сегодня прибыли благополучно. Ваше превосходительство, мы выражаем вам глубокую благодарность за вашу готовность содействовать нам...
Американцы притихли. Они сразу почувствовали характер деловой и практический. Лесовский говорил по-английски, без переводчика. Холодность его лица, строгость речи еще более подчеркивались некоторой неправильностью построения фраз, но мысли капитана и его намерения были очевидны.
Вскоре Адамс и капитаны перешли в салон, оставив молодежь веселиться.
– Разберемся, что мы можем предоставить, – сказал Адамс.
Пришел корабельный клерк в клетчатых брюках, с пером за ухом. Он уселся, стал перебирать реестры и щелкать костяшками на счетах.
– Наши родные берега близки отсюда, – сказал Посьет, – и вы могли бы, ваше превосходительство, доставить, нас на Камчатку.
– Англичане пишут в газетах, что ваша Камчатка – второй Севастополь. Вы понимаете?
– Да, я понял. Но куда бы вы предложили?
Адамс взглянул на Мак-Клуни, словно между ними это было уже решено.
– Мы могли бы вас взять в Шанхай.
– В Шанхай, в плен англичанам, – сказал Лесовский.
– Ни о каком плене не может быть речи, – энергично ответил Мак-Клуни.
Адамс сказал, что он хотел бы поехать сегодня в деревню к адмиралу Путятину, выразить ему соболезнование. Видимо, Адамс намеревался о чем-то поговорить подробно. Он, казалось, колебался. Только что флаг-офицер приходил с сообщением, что к храмам, где живут уполномоченные японского правительства, подаются их паланкины.
Клерк опять защелкал на счетах.
– Еще ветчины, морских бисквитов, – приговаривал он.
– Морскими бисквитами называются у них сухари, – пояснил Лесовский.
Посьет сказал, что адмирал готов заплатить за все золотом.
– Я не имею права принять от потерпевших кораблекрушение никакой платы, – ответил Адамс. – Потом наши правительства все решат.
– Золото еще пригодится адмиралу Путятину! – осклабясь, заметил Мак-Клуни.
– Сколько? – спросил Адамс.
– Я сосчитал – две тысячи шестьсот два доллара пятьдесят шесть центов, – ответил клерк. Рыжеватые волосы его торчали теперь над виском, как перья.
– Завтра с утра я жду вас, – сказал Мак-Клуни. – Сведу вас и покажу все, что у нас еще есть. Вы скажите, что вам нужно, и мы с вами сразу все решим.
В кают-компании шестеро китайцев в белоснежных костюмах, как фокусники, артистически быстро скатали скатерть, переставляя бутылки, бананы и бокалы, и почти под нее их быстрые матовые руки застилали, раскатывая, другую, еще более белоснежную, переставляя обратно тончайшего букета южноамериканские вина, названные именами святых великомучениц – Санта Елена, Санта Августина, Санта Эмилиана, серебряные ведерца со льдом и шампанским, вазы с цветами, фрукты и расставляя чистые бокалы.
– Так принято в английских колониях, – объяснял Шиллинг.
Начиналась вторая часть обеда. На столе появлялись горячие блюда.
Совершенно лысый человек лет сорока оказался из шанхайских миссионеров. Он любезно улыбался, подавая широкую в кости руку. От него чуть-чуть отдавало чесноком, как от чайной чашки в харчевне. Видимо, изучая иероглифы, он заодно пристрастился и к шанхайской кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122