Чарлз Блейн кивнул, словно после длительных переговоров, соглашаясь на не слишком выгодные условия. Откинулся на спинку стула.
— Полагаю, я должен перед вами извиниться.
— Наконец-то мы куда-то приплыли.
— Действительно, я вас использовал. Сознательно. Разумеется, не вас лично. За это я и извиняюсь. Я использовал прессу. Мне казалось, что я вправе это сделать. К сожалению, я упустил из виду, забыл, что пресса состоит из конкретных людей, которым мои действия могут причинить немалый урон.
— Черт побери. Я сейчас заплачу.
— Я извинялся, — пояснил Блейн.
— Будем считать, что вы прощены. Пока. А теперь, пожалуйста, переходите к фактам.
— Фактов-то у меня нет. Я сам хотел выяснить, что к чему. Едва ли можно ставить мне это в вину.
— Разберемся и с этим.
— Итак, я работал… работаю… в «Уэгнолл-Фиппс». Не самая большая компания в мире, но эффективный, слаженно работающий концерн, приносящий немалую прибыль. Томас Бредли, его основатель, занимает пост председателя совета директоров. Благоразумный, спокойный человек, хороший бизнесмен. Все в нем хорошо, кроме длинных похабных анекдотов, которые он так любил рассказывать.
— Вам не нравились его похабные анекдоты?
— Я не понимал, в чем, собственно, соль. Моя жена и я… мы — самая обычная супружеская пара. И в семейной жизни не признаем экстравагантности, — Блейн чихнул.
— Понятно.
— Он женат на Энид больше двадцати лет. У них двое детей.
— Это я знаю.
— Любил ездить верхом. Для удовольствия или… может на лошади ездят для чего-то еще?
— Говорят, верховая езда полезна для пищеварения.
— Потом пошли разговоры, что он болен.
— Кто вам это сказал? Когда?
— Алекс Коркоран, занимающий, если вы этого еще не знаете, пост президента «Уэгнолл-Фиппс».
— Я знаю.
— Разумеется, рядом с Алексом все кажутся больными. Он — крупный, пышущий здоровьем мужчина, чуть ли не каждый день играющий в гольф. И это хорошо. На поле для гольфа он зарабатывает для «Уэгнолл-Фиппс» больше денег, чем все другие коммивояжеры вместе взятые.
— Когда Алекс упомянул, что, по его мнению, Бредли болен?
— Примерно два года тому назад. Точно сказать не могу. Возможно, я сам это заметил.
— Что вы заметили?
— Насчет Тома? Он похудел… стал спокойнее. Сдержанее. Ушел в себя.
— То есть вы поняли, что с ним что-то происходит.
— Да. А потом нам объявили, что он уезжает в Европу на лечение. Длительное лечение. Ничего конкретного сказано не было. Уезжает, и все. Мы, естественно, подумали о самом худшем. Решили, что у Томаса Бредли рак.
— Но никто не пожелал выяснить, чем именно вызван отъезд в Европу?
— Нет, конечно. Одновременно нам сообщили, что исполнение обязанностей председателя совета директоров возлагается на Энид Бредли.
— И как она справлялась с этими обязанностями?
— По-моему, хорошо. Если она не могла сразу ответить на мой вопрос, то брала тайм-аут, и отвечала на него следующим утром, причем ее решение всегда оказывалось оптимальным.
— Как вы объясняли себе подобные ситуации? Полагали, что вечером она обсуждала возникшую проблему с Томасом Бредли?
— Да. Поначалу. Тем более, что по утрам, раз или два в неделю, я получал от Бредли служебные записки, с подробным анализом тех или иных вопросов. Разумеется, от Томаса Бредли. Личные отношения в них не затрагивались. Речь шла только о функционировании «Уэгнолл-Фиппс».
— Что значит, вы их получали? Они приходили по почте? Откуда?
— Нет. Я всегда находил их на своем столе. Мне представлялось, что их приносила Энид Бредли.
— Ладно. Посмотрим, что у нас получается. Этот парень лежит в больнице, возможно, в Европе, поддерживает связь с женой по телефону и держит руку на пульсе своего бизнеса, посылая начальнику финансового отдела подробные служебные записки.
— Все правильно. А потом, в конце ноября, в пятницу, прошел слух, что Томас Бредли умер. Напрямую никто ничего не говорил. Но атмосфера в конторе изменилась. Все как-то погрустнели. Лица стали печальными. Вы меня понимаете?
— Конечно. Но вы не из тех, кому достаточно одних слухов. Вероятно, вы захотели выяснить их первопричину.
— Захотел. Естественно, это сообщение взволновало меня. Около восьми вечера я позвонил Алексу Коркорану. Он был крепко выпивши. По голосу чувствовалось, что он очень расстроен. Он подтвердил мои подозрения.
— То есть прямо сказал, что Томас Бредли умер?
— Да. Голос его дрожал, язык заплетался. Он сказал, что Энид сейчас очень тяжело. И попросил не говорить с ней о смерти мужа. У нее, мол, сильный характер. Ей не нужны ни соболезнования, ни цветы. Она не собирается заказывать церковную службу.
— И это показалось вам странным?
— Да нет. Бредли — люди спокойные, предпочитали уединение веселой компании. Друзей у них, насколько мне известно, было мало. Тесных отношений с сослуживцами Томас Бредли не поддерживал. Короче, Алекс попросил меня не докучать Энид в связи со смертью мужа.
— И вы не докучали.
— Нет. К моему удивлению, в понедельник она пришла в контору. А в Швейцарию улетела лишь во вторник.
— Вы точно знаете, что она улетела в Швейцарию?
— Дайте-ка вспомнить… Да, Алекс Коркоран сказал мне, что она улетела в Швейцарию.
— Потому что Томас Бредли умер там?
— Да. Я, во всяком случае, понял его именно так.
— И долго она отсутствовала?
— Энид вернулась в конце следующей недели. В четверг или пятницу.
— То есть, примерно десять дней.
— Да, десять дней. С этим, как говорится, все в порядке. Насторожило меня другое. Меня, естественно, мучил вопрос, а как отразится смерть Томаса на благополучии и внутренней политике компании?
— И как же она отразилась?
— Да никак. Если не считать того, что Коркоран сказал мне о смерти Томаса Бредли, это событие более не упоминалось.
— Но сомнений в том, что он умер, у вас не возникло?
— На тот момент, нет. Тем более, что Энид продолжала числиться исполняющей обязанности председателя совета директоров.
— Как я понимаю, Франсина…
— Компания функционировала, как и прежде. Я ожидал изменения финансовых приоритетов, уменьшения расходов, перераспределения акций, покупку новых активов за счет продажи старых. Ничего этого не случилось. Разумеется, контрольный пакет акций принадлежал не лично Томасу Бредли, но «Бредли фэмили компани».
— Вы говорите о необходимости уплаты налогов. На наследство, недвижимость, и так далее?
— Я полагал, что Бредли достаточно богаты, чтобы заплатить налоги, не трогая основного капитала.
— Вы уверены?
— Да. Бредли не из тех, кто сорит деньгами. Насколько я знаю, семье принадлежали один дом, четыре автомобиля и одна лошадь. Много ли денег уходит на покупку овса для одной лошади? Был у них еще один источник расходов — на обучение сына.
— С таким же успехом они могли спустить эти деньги в унитаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44