Уильям, которому так и не удалось пообедать, при виде такого великолепия мрачно проглотил слюну.
Спутник его чувствовал, наверное, то же самое - это было видно по его голодным глазам. Они уселись за грубо сколоченный стол, и Уильям бросил на него серебряную монету, звон которой привлек внимание кабатчика, неприметного, средних лет мужчины, голову которого покрывал завязанный на морской манер синий платок. Джереми, который, похоже, знал местные обычаи получше Уильяма, произнес что-то на ломаном французском языке. Кабатчик неторопливо приблизился, попробовал монету на зуб, и, спрятав ее себе за пазуху, так же неторопливо удалился к очагу. В руках его словно из воздуха возник огромный нож. Ловко отрезав от свиной туши два аппетитных куска мяса, кабатчик поместил их на не слишком чистую оловянную тарелку и невозмутимо подал это нехитрое угощение гостям. Потом он извлек две кружки и наполнил их прямо из бочки светлым пенящимся напитком. Джереми быстро схватил одну из них обеими руками и, запрокинув голову, с видимым удовольствием осушил ее.
- Пальмовое вино! После всяких передряг самое лучшее средство, - похвалил он, вытирая губы. - Попробуйте, сэр! На первый взгляд, ничего особенного, но продирает до самых кишок! Чувствуешь себя, как будто только что на свет народился. Местные переняли этот рецепт у индейцев. Индейцев на острове, по правде говоря, теперь не найдешь, но зато вино после них осталось отменное. Настоящая радость моряка!
Уильяму не хотелось ронять себя в глазах спутника, и он решился на пробацию. Не успел он выпить и трети, как у него зашумело в голове. Ноги и руки его сделались как ватные, отказываясь подчиняться своему хозяину. Уильям с тоской подумал о неминуемом опьянении и его последствиях, и, чтобы хоть как-то спасти положение, схватился за мясо и принялся, орудуя одним ножом, молча поглощать его, не глядя по сторонам.
Внезапно Уильям поднял голову и невольный стон вырвался из его груди. В пяти шагах от него стояли пираты. Он с тоской подумал о недоеденном обеде и приготовился к новой драке.
Впереди, облаченный в видавший виды камзол с оборванными пуговицами и драную рубаху, стоял одноглазый пират с черной повязкой поперек смуглого от загара лица. Его голову покрывала шляпа с помятой тульей, которую украшало одинокое перо из хвоста индюка, а на поясе болталась шпага с гардой, покрытой великолепной чеканкой. Штаны его были столь же дрянными, как и камзол, и, похоже, были сняты с огородного пугала. Но из-под них выглядывали превосходные ботфорты из мягкой юфти. Некие завершающие штрихи оригинальному облику одноглазого придавали иссиня-черная щетина, обрамлявшая его щеки, и свалявшийся, с застрявшими в нем колючками брюнетистый парик, из-за которого загорелое лицо пирата казалось еще более мрачным. Единственный глаз насмешливо сверкал из-под полей шляпы, пока пират разглядывал сидящих за столом Харта и Джереми.
Позади одноглазого толпилось еще с дюжину береговых братьев, большинство из которых были босы, а некоторые, особенно удачливые, были обуты в грубые башмаки из свиной кожи и держали в руках огромные мушкеты.
«Буканьеры, - сообразил Уильям, который уже немного разбирался в сложной береговой иерархии, - подонки с акульими ртами и свиными ушами».
Одетые пестро и не слишком тщательно в традиционные куртки, широкие штаны и грязные полотняные рубахи, все они были по мере своих возможностей обвешаны самым разнообразным холодным и огнестрельным оружием и выглядели угрожающе. Грубые обветренные рожи, отмеченные печатями самых разнообразных пороков, могли смутить даже отъявленного храбреца. Уильяму при взгляде на них стало немного не по себе, даже несмотря на выпитое пальмовое зелье. Однако он напомнил себе, что те же самые пираты отпустили команду «Медузы» на все четыре стороны. «Значит, им нет до меня никакого дела, - решил про себя Уильям. - И не следует ничего бояться».
Новоявленный циклоп высмотрел наконец своим глазом все, что ему было нужно, и решительно двинулся к столу, но не к тому, на котором кабатчик поспешно расставлял глиняную и оловянную посуду, а прямиком туда, где сидели Уильям и Джереми. Спутники циклопа двинулись было следом за ним, но он жестом указал им в другую сторону, и они резко сменили курс, шумно рассевшись за накрытый для них стол.
Циклоп же подошел вплотную к Уильяму и церемонно снял шляпу.
- Пгиветствую вас, господа! - произнес он, отчаянно коверкая английскую речь. - Надеюсь, я вам не помешаю?
Джереми едва не поперхнулся и, вытаращив глаза, уставился на одноглазого, будто ожидая, что тот немедленно прикажет выпустить ему кишки, а Уильям поднялся и поклонился в ответ.
- Прошу вас, - сказал он с достоинством. - Правда, пройдоха-трактирщик уже покинул нас ради новых источников прибыли и нам нечем угостить такого уважаемого гостя...
Циклоп пренебрежительно махнул рукой.
- Не гасстгаивайтесь, пгошу вас! - ужасно картавя, сказал он. - Гасположение этого пгохвоста мы с вами сейчас вегнем. - Пират обернулся и зычно крикнул: - Эй, там, на камбузе! Тащи сюда гому и мяса, а это пгокисшее винцо можешь слить себе в глотку! Да поживее, а не то мои гебята живо подгумянят тебя на твоем же вегтеле! А на какое-то особенное уважение я, сэг, не пгетендую, - продолжил одноглазый, снова оборотившись к Уильяму. - Я, знаете ли, пигат, вольный ветег, так сказать. Шатаюсь по могям и потгошу зазевавшихся купцов и тогговцев. Одним словом, я из тех, для кого всегда найдется лишний пеньковый галстук.
Он ухмыльнулся, по-видимому чрезвычайно довольный произведенным эффектом. В его шутовском говоре Харт без труда разгадал замаскированный вызов. Выбрав столь панибратский тон, он как будто испытывал Уильяма: какой тон найдет дворянин по отношению к бандиту и бродяге? Харту подумалось, что, пожалуй, правильнее всего будет остановиться на уважительно-нейтральном. Ясно, что сей Полифем имел самое непосредственное отношение к захвату «Головы Медузы», но ведь, как оказалось, грабить там было просто нечего, и, по сути, вся предпринятая кампания заведомо была лишена всякого смысла. Можно сказать, что, когда пираты решили напасть на корабль, их, на счастье Харта, вело само Провидение. К тому же главная роль в этом нападении отводилась Черному Биллу. И вообще, как ни крути, Уильяму самому ничего не оставалось, как записаться в пираты. Судьба словно играла с ним в чет и нечет, и пока Харт явно проигрывал. Подумав об этом, Уильям решил и впредь разговаривать с треклятым детищем Нептуна, как с достойным человеком.
Вслух же он ответил нечто в том смысле, что виселицы гораздо чаще заслуживают многие из тех, кто обладает репутацей порядочных джентльменов. Почему-то в этот момент у него перед глазами стояла ханжески-слащавая физиономия Абрабанеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Спутник его чувствовал, наверное, то же самое - это было видно по его голодным глазам. Они уселись за грубо сколоченный стол, и Уильям бросил на него серебряную монету, звон которой привлек внимание кабатчика, неприметного, средних лет мужчины, голову которого покрывал завязанный на морской манер синий платок. Джереми, который, похоже, знал местные обычаи получше Уильяма, произнес что-то на ломаном французском языке. Кабатчик неторопливо приблизился, попробовал монету на зуб, и, спрятав ее себе за пазуху, так же неторопливо удалился к очагу. В руках его словно из воздуха возник огромный нож. Ловко отрезав от свиной туши два аппетитных куска мяса, кабатчик поместил их на не слишком чистую оловянную тарелку и невозмутимо подал это нехитрое угощение гостям. Потом он извлек две кружки и наполнил их прямо из бочки светлым пенящимся напитком. Джереми быстро схватил одну из них обеими руками и, запрокинув голову, с видимым удовольствием осушил ее.
- Пальмовое вино! После всяких передряг самое лучшее средство, - похвалил он, вытирая губы. - Попробуйте, сэр! На первый взгляд, ничего особенного, но продирает до самых кишок! Чувствуешь себя, как будто только что на свет народился. Местные переняли этот рецепт у индейцев. Индейцев на острове, по правде говоря, теперь не найдешь, но зато вино после них осталось отменное. Настоящая радость моряка!
Уильяму не хотелось ронять себя в глазах спутника, и он решился на пробацию. Не успел он выпить и трети, как у него зашумело в голове. Ноги и руки его сделались как ватные, отказываясь подчиняться своему хозяину. Уильям с тоской подумал о неминуемом опьянении и его последствиях, и, чтобы хоть как-то спасти положение, схватился за мясо и принялся, орудуя одним ножом, молча поглощать его, не глядя по сторонам.
Внезапно Уильям поднял голову и невольный стон вырвался из его груди. В пяти шагах от него стояли пираты. Он с тоской подумал о недоеденном обеде и приготовился к новой драке.
Впереди, облаченный в видавший виды камзол с оборванными пуговицами и драную рубаху, стоял одноглазый пират с черной повязкой поперек смуглого от загара лица. Его голову покрывала шляпа с помятой тульей, которую украшало одинокое перо из хвоста индюка, а на поясе болталась шпага с гардой, покрытой великолепной чеканкой. Штаны его были столь же дрянными, как и камзол, и, похоже, были сняты с огородного пугала. Но из-под них выглядывали превосходные ботфорты из мягкой юфти. Некие завершающие штрихи оригинальному облику одноглазого придавали иссиня-черная щетина, обрамлявшая его щеки, и свалявшийся, с застрявшими в нем колючками брюнетистый парик, из-за которого загорелое лицо пирата казалось еще более мрачным. Единственный глаз насмешливо сверкал из-под полей шляпы, пока пират разглядывал сидящих за столом Харта и Джереми.
Позади одноглазого толпилось еще с дюжину береговых братьев, большинство из которых были босы, а некоторые, особенно удачливые, были обуты в грубые башмаки из свиной кожи и держали в руках огромные мушкеты.
«Буканьеры, - сообразил Уильям, который уже немного разбирался в сложной береговой иерархии, - подонки с акульими ртами и свиными ушами».
Одетые пестро и не слишком тщательно в традиционные куртки, широкие штаны и грязные полотняные рубахи, все они были по мере своих возможностей обвешаны самым разнообразным холодным и огнестрельным оружием и выглядели угрожающе. Грубые обветренные рожи, отмеченные печатями самых разнообразных пороков, могли смутить даже отъявленного храбреца. Уильяму при взгляде на них стало немного не по себе, даже несмотря на выпитое пальмовое зелье. Однако он напомнил себе, что те же самые пираты отпустили команду «Медузы» на все четыре стороны. «Значит, им нет до меня никакого дела, - решил про себя Уильям. - И не следует ничего бояться».
Новоявленный циклоп высмотрел наконец своим глазом все, что ему было нужно, и решительно двинулся к столу, но не к тому, на котором кабатчик поспешно расставлял глиняную и оловянную посуду, а прямиком туда, где сидели Уильям и Джереми. Спутники циклопа двинулись было следом за ним, но он жестом указал им в другую сторону, и они резко сменили курс, шумно рассевшись за накрытый для них стол.
Циклоп же подошел вплотную к Уильяму и церемонно снял шляпу.
- Пгиветствую вас, господа! - произнес он, отчаянно коверкая английскую речь. - Надеюсь, я вам не помешаю?
Джереми едва не поперхнулся и, вытаращив глаза, уставился на одноглазого, будто ожидая, что тот немедленно прикажет выпустить ему кишки, а Уильям поднялся и поклонился в ответ.
- Прошу вас, - сказал он с достоинством. - Правда, пройдоха-трактирщик уже покинул нас ради новых источников прибыли и нам нечем угостить такого уважаемого гостя...
Циклоп пренебрежительно махнул рукой.
- Не гасстгаивайтесь, пгошу вас! - ужасно картавя, сказал он. - Гасположение этого пгохвоста мы с вами сейчас вегнем. - Пират обернулся и зычно крикнул: - Эй, там, на камбузе! Тащи сюда гому и мяса, а это пгокисшее винцо можешь слить себе в глотку! Да поживее, а не то мои гебята живо подгумянят тебя на твоем же вегтеле! А на какое-то особенное уважение я, сэг, не пгетендую, - продолжил одноглазый, снова оборотившись к Уильяму. - Я, знаете ли, пигат, вольный ветег, так сказать. Шатаюсь по могям и потгошу зазевавшихся купцов и тогговцев. Одним словом, я из тех, для кого всегда найдется лишний пеньковый галстук.
Он ухмыльнулся, по-видимому чрезвычайно довольный произведенным эффектом. В его шутовском говоре Харт без труда разгадал замаскированный вызов. Выбрав столь панибратский тон, он как будто испытывал Уильяма: какой тон найдет дворянин по отношению к бандиту и бродяге? Харту подумалось, что, пожалуй, правильнее всего будет остановиться на уважительно-нейтральном. Ясно, что сей Полифем имел самое непосредственное отношение к захвату «Головы Медузы», но ведь, как оказалось, грабить там было просто нечего, и, по сути, вся предпринятая кампания заведомо была лишена всякого смысла. Можно сказать, что, когда пираты решили напасть на корабль, их, на счастье Харта, вело само Провидение. К тому же главная роль в этом нападении отводилась Черному Биллу. И вообще, как ни крути, Уильяму самому ничего не оставалось, как записаться в пираты. Судьба словно играла с ним в чет и нечет, и пока Харт явно проигрывал. Подумав об этом, Уильям решил и впредь разговаривать с треклятым детищем Нептуна, как с достойным человеком.
Вслух же он ответил нечто в том смысле, что виселицы гораздо чаще заслуживают многие из тех, кто обладает репутацей порядочных джентльменов. Почему-то в этот момент у него перед глазами стояла ханжески-слащавая физиономия Абрабанеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102