Ее заявления оказалось достаточно, чтобы навсегда скрепить их дружбу. Впоследствии они, разумеется, точно так же старались перещеголять один другого (главным образом, правда, в учебе), но никогда не вели счет набранным очкам. Они делили поровну и радости и разочарования, памятуя о словах своей однокурсницы. Они давно уже позабыли даже ее имя, однако — отчасти даже с суеверным трепетом в душе — вспоминали тот день, когда она поделилась с ними своим наблюдением.
— В Чайнатауне, по крайней мере, зулусов точно не было, — сказал Донован.
— Не было, — согласился Симбал. — Зато был совсем мертвый белый.
— Как это?
Симбал поморщился. Он встал с кресла и подошел к картине Серо.
— Он производил впечатление готового жаркого на вертеле. На лице практически не осталось ни кусочка мяса. Ты только представь себе: Алан Тюн, изжаренный драконом.
— Не понял?
Симбал продолжал, не отрываясь, изучать полотно.
— Это произошло на китайский Новый Год. Тюн заявился туда, чтобы получить деньги за три четверти тонны опиума номер четыре. Проще говоря, героина. Но вместо должников нарвался на дракона с огнедышащей пастью.
Донован взглянул на Симбала, и тот усмехнулся.
— Драконы — традиционное новогоднее развлечение у китайцев. Голова делается из папье-маше. Внутри—люди. Только на сей раз вместе с ними там оказался еще и противопехотный огнемет.
— Значит, от него и в самом деле почти ничего не осталось? — переспросил Донован. Симбал кивнул.
— Почти ничего. Впрочем, наши ребята сделали молекулярный анализ останков. Ошибки не могло быть: это Алан.
— Ублюдок, — Донован откинулся на спинку кожаного вращающегося кресла. — Жаль только, что это сделал не я.
За его спиной сквозь узкие щели в темно-синих шторах Симбал видел Белый Дом и часть безукоризненно ухоженного цветника. Косые струи дождя укутывали все это полупрозрачным покрывалом. Тони недоумевал по поводу того, чем Тюн так насолил Доновану. Насколько он помнил, в Стэнфорде ничто не могло омрачить безмятежное выражение на красивом лице его товарища: будь то особенно сложный экзамен или разрыв с девушкой. Хотя в конце концов Симбал понял, что Донован вовсе не лишен эмоций, но просто не любит их демонстрировать. Вот так, как произошло только что.
— Ты провел два года в Юго-Восточной Азии, — промолвил Донован чуть погодя. — Все это время ты следил за деятельностью дццуй. — Слово дицуй на мандаринском наречии китайского языка, обозначавшее планету Земля, как нельзя лучше подходило для названия столь могущественной и влиятельной организации, как та, о которой шла речь.
— Какие у тебя соображения насчет того, что происходит?
Симбал никак не мог оторваться от полотна.
— Это подлинник? — поинтересовался он.
— Нет, — отозвался Донован, — копия. Хотя я не перестаю мечтать о подлиннике. Надо будет как-нибудь смотаться за ним в Париж.
—Симбал вздохнул и повернулся спиной к картина За окном уже смеркалось.
— Вряд ли можно найти простое объяснение тому, почему дракон сжигает человека. Но одно можно утверждать наверняка: это был броский, откровенный ход, рассчитанный на привлечение внимания. И это для нас кое-что значит.
— Предупреждение? Симбал кивнул.
— Вне всяких сомнений. Но о чем? Тюн являлся главным американским агентом дицуй. Пытался ли он прикарманить часть доходов? Или это борьба конкурентов? Или личная месть? А может, Тюн чем-то не устраивал верхушку дицуй? — он пожал плечами. — Прямо так, с ходу, невозможно сказать ничего определенного.
Серые глаза Донована некоторое время пристально следили за Симбалом. В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь тиканьем антикварных часов работы французского мастера. Зато снаружи ветер рвал козырьки над окнами, поднимая такой шум, точно разъяренная толпа демонстрантов швыряла булыжники в обтянутые металлической сеткой окна.
— Я не признаю слова “невозможно”. Какой вариант представляется тебе наиболее вероятным?
Симбал прошел к своему креслу и уселся в него. Он не спешил с ответом.
— Я пропустил все, что у меня имелось, через компьютер, — веско произнес он наконец. — Но ведь ты знаешь, Роджер, какого мнения я придерживаюсь в отношении компьютеров. Они лишь выдают то, что другие люди вложили в них. Все федеральные агенты по большому счету придурки. Когда речь заходит не о событиях прошлого, то они годятся в лучшем случае только на то, чтобы составлять бюджет. Ни у кого из них нет ни капли воображения, а стало быть, и их информационные банки данных имеют тот же недостаток.
Донован принялся нетерпеливо постукивать пальцами по столу.
— Только не говори, что в своей башке ты хотя бы отчасти сузил крут версий.
Симбал тонко улыбнулся.
— Чутье подсказывает мне, что дицуй в данном случае ни при чем. Я пас Тюна довольно долго. Его положение внутри организации было надежным и вряд ли могло пошатнуться, если он, конечно, не набедокурил всерьез, а я к тому же умудрился это прохлопать. Наоборот, я подозреваю, что его ждало повышение. Кто-то готовил его к более серьезным делам, чем снабжение всевозможной дрянью Города развлечений.
— Кто бы это мог быть?
— Прости, — Симбал покачал головой, — мне еще не удалось забраться так глубоко.
— Тогда измени подход.
Симбал следил за лицом Донована. Ему казалось, что тот лишь благодаря огромному внутреннему усилию сохраняет одно и то же, бесстрастное выражение лица. Тони вновь задумался над вопросом: что же могло так глубоко задеть его друга?
— Чего бы это ни стоило.
Симбал широко открыл глаза.
— Шифферу это не понравится. Он даже возмущался по поводу того, что я отправился в Нью-Йорк, не поставив его в известность. Сегодня утром он мне все уши прожужжал на эту тему.
— Теперь можешь больше не волноваться.
— Как тебя понимать?
— Отныне ты будешь отчитываться только передо мной — и все. Ясно?
— В Бирме я повстречался с женщиной. Точнее говоря, девушкой. Прямо-таки полинезийская красавица, хотя она и бирманка. С точки зрения западного человека она необразованна, но зато стреляла лучше многих наших снайперов, включая меня, а ее отец — владелец несметных сокровищ, преимущественно неотшлифованных алмазов, хотя я припоминаю, что он был связан и с торговлей опиумом. На территориях, объединенных названием Шань, не существует понятия цивилизация. Там есть только жизнь и смерть. Любовь и ненависть. Встретившись с этим, я был просто потрясен. Я вдруг понял, что именно за этим я и приехал туда, отказавшись от заманчивого места в Компьютерном центре Крэя, за которое лучшие ученики нашего курса перегрызли бы горло кому угодно. В глубине души я сомневаюсь, что меня можно назвать цивилизованным человеком, — Симбал, слегка ссутулившись, наклонился вперед, и Донован обратил внимание на его необычайно сильные кисти рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
— В Чайнатауне, по крайней мере, зулусов точно не было, — сказал Донован.
— Не было, — согласился Симбал. — Зато был совсем мертвый белый.
— Как это?
Симбал поморщился. Он встал с кресла и подошел к картине Серо.
— Он производил впечатление готового жаркого на вертеле. На лице практически не осталось ни кусочка мяса. Ты только представь себе: Алан Тюн, изжаренный драконом.
— Не понял?
Симбал продолжал, не отрываясь, изучать полотно.
— Это произошло на китайский Новый Год. Тюн заявился туда, чтобы получить деньги за три четверти тонны опиума номер четыре. Проще говоря, героина. Но вместо должников нарвался на дракона с огнедышащей пастью.
Донован взглянул на Симбала, и тот усмехнулся.
— Драконы — традиционное новогоднее развлечение у китайцев. Голова делается из папье-маше. Внутри—люди. Только на сей раз вместе с ними там оказался еще и противопехотный огнемет.
— Значит, от него и в самом деле почти ничего не осталось? — переспросил Донован. Симбал кивнул.
— Почти ничего. Впрочем, наши ребята сделали молекулярный анализ останков. Ошибки не могло быть: это Алан.
— Ублюдок, — Донован откинулся на спинку кожаного вращающегося кресла. — Жаль только, что это сделал не я.
За его спиной сквозь узкие щели в темно-синих шторах Симбал видел Белый Дом и часть безукоризненно ухоженного цветника. Косые струи дождя укутывали все это полупрозрачным покрывалом. Тони недоумевал по поводу того, чем Тюн так насолил Доновану. Насколько он помнил, в Стэнфорде ничто не могло омрачить безмятежное выражение на красивом лице его товарища: будь то особенно сложный экзамен или разрыв с девушкой. Хотя в конце концов Симбал понял, что Донован вовсе не лишен эмоций, но просто не любит их демонстрировать. Вот так, как произошло только что.
— Ты провел два года в Юго-Восточной Азии, — промолвил Донован чуть погодя. — Все это время ты следил за деятельностью дццуй. — Слово дицуй на мандаринском наречии китайского языка, обозначавшее планету Земля, как нельзя лучше подходило для названия столь могущественной и влиятельной организации, как та, о которой шла речь.
— Какие у тебя соображения насчет того, что происходит?
Симбал никак не мог оторваться от полотна.
— Это подлинник? — поинтересовался он.
— Нет, — отозвался Донован, — копия. Хотя я не перестаю мечтать о подлиннике. Надо будет как-нибудь смотаться за ним в Париж.
—Симбал вздохнул и повернулся спиной к картина За окном уже смеркалось.
— Вряд ли можно найти простое объяснение тому, почему дракон сжигает человека. Но одно можно утверждать наверняка: это был броский, откровенный ход, рассчитанный на привлечение внимания. И это для нас кое-что значит.
— Предупреждение? Симбал кивнул.
— Вне всяких сомнений. Но о чем? Тюн являлся главным американским агентом дицуй. Пытался ли он прикарманить часть доходов? Или это борьба конкурентов? Или личная месть? А может, Тюн чем-то не устраивал верхушку дицуй? — он пожал плечами. — Прямо так, с ходу, невозможно сказать ничего определенного.
Серые глаза Донована некоторое время пристально следили за Симбалом. В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь тиканьем антикварных часов работы французского мастера. Зато снаружи ветер рвал козырьки над окнами, поднимая такой шум, точно разъяренная толпа демонстрантов швыряла булыжники в обтянутые металлической сеткой окна.
— Я не признаю слова “невозможно”. Какой вариант представляется тебе наиболее вероятным?
Симбал прошел к своему креслу и уселся в него. Он не спешил с ответом.
— Я пропустил все, что у меня имелось, через компьютер, — веско произнес он наконец. — Но ведь ты знаешь, Роджер, какого мнения я придерживаюсь в отношении компьютеров. Они лишь выдают то, что другие люди вложили в них. Все федеральные агенты по большому счету придурки. Когда речь заходит не о событиях прошлого, то они годятся в лучшем случае только на то, чтобы составлять бюджет. Ни у кого из них нет ни капли воображения, а стало быть, и их информационные банки данных имеют тот же недостаток.
Донован принялся нетерпеливо постукивать пальцами по столу.
— Только не говори, что в своей башке ты хотя бы отчасти сузил крут версий.
Симбал тонко улыбнулся.
— Чутье подсказывает мне, что дицуй в данном случае ни при чем. Я пас Тюна довольно долго. Его положение внутри организации было надежным и вряд ли могло пошатнуться, если он, конечно, не набедокурил всерьез, а я к тому же умудрился это прохлопать. Наоборот, я подозреваю, что его ждало повышение. Кто-то готовил его к более серьезным делам, чем снабжение всевозможной дрянью Города развлечений.
— Кто бы это мог быть?
— Прости, — Симбал покачал головой, — мне еще не удалось забраться так глубоко.
— Тогда измени подход.
Симбал следил за лицом Донована. Ему казалось, что тот лишь благодаря огромному внутреннему усилию сохраняет одно и то же, бесстрастное выражение лица. Тони вновь задумался над вопросом: что же могло так глубоко задеть его друга?
— Чего бы это ни стоило.
Симбал широко открыл глаза.
— Шифферу это не понравится. Он даже возмущался по поводу того, что я отправился в Нью-Йорк, не поставив его в известность. Сегодня утром он мне все уши прожужжал на эту тему.
— Теперь можешь больше не волноваться.
— Как тебя понимать?
— Отныне ты будешь отчитываться только передо мной — и все. Ясно?
— В Бирме я повстречался с женщиной. Точнее говоря, девушкой. Прямо-таки полинезийская красавица, хотя она и бирманка. С точки зрения западного человека она необразованна, но зато стреляла лучше многих наших снайперов, включая меня, а ее отец — владелец несметных сокровищ, преимущественно неотшлифованных алмазов, хотя я припоминаю, что он был связан и с торговлей опиумом. На территориях, объединенных названием Шань, не существует понятия цивилизация. Там есть только жизнь и смерть. Любовь и ненависть. Встретившись с этим, я был просто потрясен. Я вдруг понял, что именно за этим я и приехал туда, отказавшись от заманчивого места в Компьютерном центре Крэя, за которое лучшие ученики нашего курса перегрызли бы горло кому угодно. В глубине души я сомневаюсь, что меня можно назвать цивилизованным человеком, — Симбал, слегка ссутулившись, наклонился вперед, и Донован обратил внимание на его необычайно сильные кисти рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182