Обрести внутренний мир. Тогда боль отступает навсегда.
Малюта закрыл глаза. Его губы чуть заметно шевелились, будто он молился про себя. Впрочем, скорее это было лишь секундное замешательство.
— Понятно, — пробормотал он наконец. — Внутренний мир... Надо полагать, у вас крепкий сон.
— Простите?
— Вы хорошо спите?
—Да.
— И вам снятся сны?
— Иногда.
— Только иногда, — с завистью заметил он. — А я вот вижу их каждую ночь.
Внезапно отвернувшись, словно прекращая разговор, он подошел к проигрывателю и поставил пластинку Чайковского. Раздались первые такты “Лебединого озера”.
За окном уже стемнело. Пелена туч рассыпалась на отдельные куски, и между ними проглянула бледная луна. Глядя на серебристую дорожку, протянувшуюся по поверхности воды, Даниэла ясно представила себе волшебное превращение лебедя в человека, очаровавшее охотника из балета Чайковского.
Она подошла к комоду, на котором стоял старомодный проигрыватель. На книжной полке над этим допотопным чудом советской радиоламповой промышленности стояли в рамках многочисленные фотографии. Главным их персонажем был Малюта: в молодости, в детстве с родителями. На одном из снимков совсем еще маленький Олег Малюта был запечатлен сидящим на плече матери, крупной, дородной женщины, с веселым смехом глядящей на его изумленное лицо. За снимками тянулись поставленные в два ряда тома книг в хороших, дорогих переплетах. Многие из них были выпущены за рубежом.
На одной из фотографий в серебряной рамке Даниэла увидела молодую женщину, которую вполне можно было бы принять за сестру Малюты, если бы не очевидный почтенный возраст снимка. В широко открытых глазах женщины, смотревшей в камеру, была та же агрессивность, что Даниэла ощущала и в себе. Рядом стоял небольшой снимок необычайно красивой грузинки. На волевом и выразительном лице ее выделялись угольно-черные глаза. Даниэла тут же решила, что это жена Малюты, хотя никогда прежде не видела ее портретов.
— Ореанда, — промолвила она без всякой задней мысли.
Малюта выхватил фотографию из ее рук и отставил подальше, словно опасаясь, что Даниэла взглядом может замарать ее.
— Она была очень красивой женщиной, — заметила Даниэла.
Малюта, глухо заворчав, положил снимок лицом вниз на полку, как бы желая показать, что разговор окончен.
— Уже поздно, — сказал он. — Пора пожелать друг другу спокойной ночи.
Однако при этом он даже не шелохнулся. Даниэла также осталась стоять на месте. Она хотела еще раз взглянуть на лицо женщины, чье тело превратилось в щепотку золы и пепла в страшном огне, спалившем дотла первую дачу Малюты. Внешность Ореанды произвела на нее сильное впечатление, и Даниэла вновь задумалась, не является ли покойная жена Олега Малюты тем ключом, что отомкнет тайник его души.
— У меня сна ни в одном глазу, — точно вскользь заметила она. — Если вы не возражаете, я еще посижу здесь, почитаю.
— Вам что-нибудь дать? У меня неплохое собрание классики.
— Спасибо, я захватила с собой книгу. Вы знаете, я увлеклась маркизом де Садом. — Даниэла отставила чашку в сторону. — Вы знакомы с его вещью — “Жюстин”?
Она внимательно следила за выражением его лица. Книга, которую она привезла с собой, не имела никакого отношения к творчеству французского маркиза. Она вспомнила о нем лишь потому, что, к своему удивлению, заметила на полке среди прочих книг “Жюстин”. Подобная литература явно не входила в круг чтения Малюты. А Ореанды?
— Что тебе известно обо мне? — осведомился он, сузив глаза. — Ты упомянула именно эту вещь. Я не верю в такие совпадения... Кто рассказал тебе? Никто ничего не знает про Ореанду. Никто, кроме меня.
— Ну, а раз так...
Даниэле стало легко. На лице ее заиграла едва заметная улыбка. Она почувствовала, что стоит на верном пути. Она услышала это в его вдруг ставшем неровном дыхании.
— Из этого следует лишь то, что мне некого было расспрашивать про вашу жену.
— И тем не менее ты что-то знаешь! — Он схватил Даниэлу за руку, точно хотел силой вырвать из нее признание.
— Да, я знаю, что Ореанда была удивительно красивой. Сколько силы...
— Сила... Да, сила... Это так не похоже на женский характер.
Даниэла хотела лишь сказать какой-нибудь комплимент относительно выражения лица Ореанды на снимке, но, однако, позволила Малюте так неожиданно закончить свою фразу. Теперь главным было для нее держать противника на крючке и подбрасывать ему все новую и новую наживку.
— Я думаю, вряд ли можно сыскать вторую такую женщину, — тихо промолвила Даниэла, чувствуя, что она уже недалека от заветной цели. — Она была такой особенной, неповторимой.
— Неповторимой... Особенной... — Его глаза округлились, словно от удивления. — О да, у нее было немало особенностей. Она являлась центром собственной вселенной. — Казалось, холодное, яростное свечение исходило от его лица, выражение которого так страстно хотела разгадать Даниэла. — Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.
— Значит, вы будете любить ее вечно.
— Нет! — внезапно он оживился и сжал ее руку с такой силой, что Даниэле стало больно. — Ореанда! — в этом отчаянном возгласе звучали не столько любовь и тоска, сколько злоба и страх. — Она будет жить вечно.
— Но ведь она умерла. Она уже девять лет как мертва.
Его глаза лихорадочно заблестели.
— Сгорела... Я сам видел труп, когда его вытаскивали из пепелища. От нее остался один обгоревший скелет. Одна рука отвалилась. Я помню ужасный оскал черепа, пустые глазницы. Неужели это была она? Неужели это была Ореанда?
— Но ведь в таком случае наверняка проводилась экспертиза. Чтобы признать кого-то умершим, необходимо точно установить личность погибшего.
Он тупо кивнул.
— Ага, экспертиза... Так оно и было. Результаты не оставляли сомнений. То была Ореанда.
— Значит она мертва. Что...
— Нет! — закричал он. — Она жива! Она здесь! Я своими руками построил для нее этот дом. Она заставила поставить его здесь, на том же самом месте!
Даниэле все стало ясно. Все разрозненные кусочки собрались воедино: полушизофреническое поведение Малюты, неконтролируемые приступы его слепой ярости и ненависти к женщинам, к ней лично, постоянные издевательства, высказывания типа “они продали свои души ради тебя, встали перед тобой на колени”. Как она заблуждалась!
Малюта своими руками наделял ее властью, которой некогда обладала Ореанда. Властью, заставлявшей его ненавидеть жену с той же силой, с какой он любил ее. Властью, навеки, казалось, приковавшей его к ней. Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.
Не мог ли Малюта убить Ореанду? Мог ли он поднять руку на свою возлюбленную жену? Даниэла твердо вознамерилась внести для себя полную ясность в этом вопросе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Малюта закрыл глаза. Его губы чуть заметно шевелились, будто он молился про себя. Впрочем, скорее это было лишь секундное замешательство.
— Понятно, — пробормотал он наконец. — Внутренний мир... Надо полагать, у вас крепкий сон.
— Простите?
— Вы хорошо спите?
—Да.
— И вам снятся сны?
— Иногда.
— Только иногда, — с завистью заметил он. — А я вот вижу их каждую ночь.
Внезапно отвернувшись, словно прекращая разговор, он подошел к проигрывателю и поставил пластинку Чайковского. Раздались первые такты “Лебединого озера”.
За окном уже стемнело. Пелена туч рассыпалась на отдельные куски, и между ними проглянула бледная луна. Глядя на серебристую дорожку, протянувшуюся по поверхности воды, Даниэла ясно представила себе волшебное превращение лебедя в человека, очаровавшее охотника из балета Чайковского.
Она подошла к комоду, на котором стоял старомодный проигрыватель. На книжной полке над этим допотопным чудом советской радиоламповой промышленности стояли в рамках многочисленные фотографии. Главным их персонажем был Малюта: в молодости, в детстве с родителями. На одном из снимков совсем еще маленький Олег Малюта был запечатлен сидящим на плече матери, крупной, дородной женщины, с веселым смехом глядящей на его изумленное лицо. За снимками тянулись поставленные в два ряда тома книг в хороших, дорогих переплетах. Многие из них были выпущены за рубежом.
На одной из фотографий в серебряной рамке Даниэла увидела молодую женщину, которую вполне можно было бы принять за сестру Малюты, если бы не очевидный почтенный возраст снимка. В широко открытых глазах женщины, смотревшей в камеру, была та же агрессивность, что Даниэла ощущала и в себе. Рядом стоял небольшой снимок необычайно красивой грузинки. На волевом и выразительном лице ее выделялись угольно-черные глаза. Даниэла тут же решила, что это жена Малюты, хотя никогда прежде не видела ее портретов.
— Ореанда, — промолвила она без всякой задней мысли.
Малюта выхватил фотографию из ее рук и отставил подальше, словно опасаясь, что Даниэла взглядом может замарать ее.
— Она была очень красивой женщиной, — заметила Даниэла.
Малюта, глухо заворчав, положил снимок лицом вниз на полку, как бы желая показать, что разговор окончен.
— Уже поздно, — сказал он. — Пора пожелать друг другу спокойной ночи.
Однако при этом он даже не шелохнулся. Даниэла также осталась стоять на месте. Она хотела еще раз взглянуть на лицо женщины, чье тело превратилось в щепотку золы и пепла в страшном огне, спалившем дотла первую дачу Малюты. Внешность Ореанды произвела на нее сильное впечатление, и Даниэла вновь задумалась, не является ли покойная жена Олега Малюты тем ключом, что отомкнет тайник его души.
— У меня сна ни в одном глазу, — точно вскользь заметила она. — Если вы не возражаете, я еще посижу здесь, почитаю.
— Вам что-нибудь дать? У меня неплохое собрание классики.
— Спасибо, я захватила с собой книгу. Вы знаете, я увлеклась маркизом де Садом. — Даниэла отставила чашку в сторону. — Вы знакомы с его вещью — “Жюстин”?
Она внимательно следила за выражением его лица. Книга, которую она привезла с собой, не имела никакого отношения к творчеству французского маркиза. Она вспомнила о нем лишь потому, что, к своему удивлению, заметила на полке среди прочих книг “Жюстин”. Подобная литература явно не входила в круг чтения Малюты. А Ореанды?
— Что тебе известно обо мне? — осведомился он, сузив глаза. — Ты упомянула именно эту вещь. Я не верю в такие совпадения... Кто рассказал тебе? Никто ничего не знает про Ореанду. Никто, кроме меня.
— Ну, а раз так...
Даниэле стало легко. На лице ее заиграла едва заметная улыбка. Она почувствовала, что стоит на верном пути. Она услышала это в его вдруг ставшем неровном дыхании.
— Из этого следует лишь то, что мне некого было расспрашивать про вашу жену.
— И тем не менее ты что-то знаешь! — Он схватил Даниэлу за руку, точно хотел силой вырвать из нее признание.
— Да, я знаю, что Ореанда была удивительно красивой. Сколько силы...
— Сила... Да, сила... Это так не похоже на женский характер.
Даниэла хотела лишь сказать какой-нибудь комплимент относительно выражения лица Ореанды на снимке, но, однако, позволила Малюте так неожиданно закончить свою фразу. Теперь главным было для нее держать противника на крючке и подбрасывать ему все новую и новую наживку.
— Я думаю, вряд ли можно сыскать вторую такую женщину, — тихо промолвила Даниэла, чувствуя, что она уже недалека от заветной цели. — Она была такой особенной, неповторимой.
— Неповторимой... Особенной... — Его глаза округлились, словно от удивления. — О да, у нее было немало особенностей. Она являлась центром собственной вселенной. — Казалось, холодное, яростное свечение исходило от его лица, выражение которого так страстно хотела разгадать Даниэла. — Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.
— Значит, вы будете любить ее вечно.
— Нет! — внезапно он оживился и сжал ее руку с такой силой, что Даниэле стало больно. — Ореанда! — в этом отчаянном возгласе звучали не столько любовь и тоска, сколько злоба и страх. — Она будет жить вечно.
— Но ведь она умерла. Она уже девять лет как мертва.
Его глаза лихорадочно заблестели.
— Сгорела... Я сам видел труп, когда его вытаскивали из пепелища. От нее остался один обгоревший скелет. Одна рука отвалилась. Я помню ужасный оскал черепа, пустые глазницы. Неужели это была она? Неужели это была Ореанда?
— Но ведь в таком случае наверняка проводилась экспертиза. Чтобы признать кого-то умершим, необходимо точно установить личность погибшего.
Он тупо кивнул.
— Ага, экспертиза... Так оно и было. Результаты не оставляли сомнений. То была Ореанда.
— Значит она мертва. Что...
— Нет! — закричал он. — Она жива! Она здесь! Я своими руками построил для нее этот дом. Она заставила поставить его здесь, на том же самом месте!
Даниэле все стало ясно. Все разрозненные кусочки собрались воедино: полушизофреническое поведение Малюты, неконтролируемые приступы его слепой ярости и ненависти к женщинам, к ней лично, постоянные издевательства, высказывания типа “они продали свои души ради тебя, встали перед тобой на колени”. Как она заблуждалась!
Малюта своими руками наделял ее властью, которой некогда обладала Ореанда. Властью, заставлявшей его ненавидеть жену с той же силой, с какой он любил ее. Властью, навеки, казалось, приковавшей его к ней. Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.
Не мог ли Малюта убить Ореанду? Мог ли он поднять руку на свою возлюбленную жену? Даниэла твердо вознамерилась внести для себя полную ясность в этом вопросе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182