— Лично мне очень понравился заяц.
— Потому что он был самым первым. Тебе не хочется потрудиться хоть чуть-чуть, — Даниэла взяла его под руку.
— Нет, мне понравилась его, то есть ее мордочка. Я видел, как у нее подергивались усы.
Она рассмеялась, обегая глазами прилавки по обеим сторонам прохода.
— Знаешь, — промолвила она через минуту, — похоже, ты был прав.
Вернувшись в отдел мягких игрушек, она снова взяла с прилавка того же самого рыжеватого зайца.
— Откуда ты знаешь, что он понравится твоей племяннице?
Даниэла взглянула на мордочку зайца. Она не могла сказать Карелину, что игрушка предназначалась для их еще не родившегося ребенка и что ей хотелось в последний раз почувствовать присутствие возлюбленного рядом с собой, чтобы потом, возможно, годы спустя, вспоминать этот момент без гнева, обиды или сожаления.
— Бери ее. Она просто чудесна, — посоветовал Карелин.
Даниэла уплатила за игрушку. Пока продавщица упаковывала зайца, Даниэла вытащила из сумочки конверт и безмолвно вручила его Карелину.
Искоса взглянув на нее, он аккуратно вскрыл конверт.
— Боже правый, — тихо воскликнул он.
Он пробежал глазами снимки, и у него появилось сосущее ощущение в животе. Разглядывая себя и Даниэлу, запечатленных в самые интимные моменты своей близости, он откровенно растерялся. Ему стало стыдно.
Добравшись до последней фотографии, он осведомился:
— А где негативы?
— Я сожгла их.
— Как тебе это удалось?
— Не все ли равно? Лучше не спрашивай.
— Данушка, я хочу знать правду.
Казалось, он на глазах превратился из влюбленного принца в партийного босса вроде такого, каким был Малюта.
— Поверь. Тебе не нужно ее знать.
— Как они попали тебе в руки? Ты украла их?
— Отнюдь. — Она взяла сверток из рук продавщицы. — Он сам мне их отдал.
— Значит, с ним приключилось нечто из ряда вон выходящее. Иначе он никогда бы не сделал этого.
— Он находит, что я очень мила.
— Даниэла!
Она сдвинулась с места, и Карелин поспешил за ней следом.
— Он же люто ненавидит тебя.
Она промолчала в ответ.
Взяв ее за локоть, Карелин повернул ее к себе лицом. Вокруг сновали покупатели, и Даниэле то и дело приходилось перекладывать игрушку из одной руки в другую.
— Я хочу знать, — повторил он.
— С какой стати? — Она внезапно почувствовала себя обманутой и ужасно несчастной. — С какой стати ты должен знать все? Разве ты рассказываешь мне все?
— Конечно.
— Ты лжец, — горячо заявила она. — Неужели ты полагаешь, что я могу доверять лжецу?
— Не понял.
Она приблизила свое лицо к его лицу.
— Я знаю, Михаил. Ты понял? Я знаю, кто ты.
— О чем ты говоришь?
— Прекрати. Давай лучше выберемся на свежий воздух.
Ей вдруг стало неуютно в огромном магазине, заполненном толпами людей.
Добравшись пешком до сада Эрмитаж, они уселись на скамью. Уже перевалило за полдень. Пригревшись на солнце, сизые голуби лениво бродили вокруг скамьи.
Неподалеку громко звенел детский смех, и Даниэла невольно прикоснулась рукой к животу, представив крошечное существо, уже живущее там своей жизнью. Еще в “Детском мире” она чуть не расплакалась, глядя на изобилие игрушек и на радостных, беззаботных детей, показывавших на них пальцами и уговаривавших своих мам купить им это или то.
— Что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался Карелин, не глядя на нее.
— Я хочу, чтобы ты кое-что понял, Михаил, — медленно протянула она. — Что бы я ни говорила и ни делала теперь, Малюта больше не имеет к этому никакого отношения.
— Я должен догадываться сам, что это значит?
— Я думаю, ты уже догадался.
— Как ты узнала про меня?
— Митра сообщил мне.
Карелин знал, что Митра — кличка, придуманная ею для сэра Джона Блустоуна. Теперь Даниэле незачем было что-то скрывать от него.
— Ты был раскрыт в Гонконге.
Мимо них пробежала маленькая девочка, старавшаяся ухватить за хвост собаку, которая с веселым лаем неслась впереди. Карелин с тайной завистью посмотрел на розовые щечки и блестящие от восторга глаза ребенка.
— Скажи, — обратился он к Даниэле, — ты любишь меня?
— Думаю, — ответила она, — нам лучше не задавать друг другу этот вопрос.
— Даниэла, — серьезно промолвил он. — Я не считаю, что поступал плохо. Очень валено — даже необходимо, — чтобы ты понимала это.
— Ты так ненавидишь свою родину?
— Я ненавижу то, что моя родина делает со своими детьми. Со всеми, кому приходится иметь с ней дело. Я сужу ее, как человека, — по делам. Мы не так далеко ушли от сталинских времен, как нам хотелось бы верить. Мы, русские, основательно поднаторели в самообмане.
— Не больше, чем любой другой народ.
— Вот в этом, мне кажется, ты глубоко заблуждаешься. Наша способность к ...
— Я не желаю, совершенно не желаю обсуждать с тобой моральную сторону этого вопроса, — резко оборвала она его.
— Ну что ж, тогда знай, что я принял свое решение сам, без чьей-либо помощи и не жалею о нем. — Он отвернулся, затем снова взглянул на нее. — Точнее, почти не жалею.
— Возвращаясь к твоему вопросу, могу сказать тебе лишь только то, что мои чувства к тебе не связаны с тем, кто ты и на кого работаешь.
Опустив глаза, он увидел маленький пистолет с глушителем, приставленный к его плащу. Даниэла держала его так, что со стороны ничего не было видно.
На лице Карелина появилось грустное выражение.
— Таким же образом ты избавилась и от товарища Малюты? — осведомился он.
— Это ответ на все вопросы, Михаил. Единственно возможный ответ. — В уголках ее глаз, словно жидкие бриллианты, сверкали слезы. — Между нами одна только ложь. Правда, ничего другого и быть не могло. В нашей профессии мы не имеем дело ни с чем, кроме лжи. Мы знали об этом, выбирая свой путь в жизни. И ничто не в состоянии изменить этого.
— Ты так уверена?
— Ты не понял, Михаил. Теперь я наконец добралась до подлинной власти. Страшные тайны, которыми некогда владел Малюта, тайны, сделавшие его богатым и сильным, теперь принадлежат мне.
— Вот значит как, — тихо промолвил он. — Ты завладела не только фотографиями. В конце концов, ты получила все.
Он всмотрелся в ее глаза, тайно надеясь на пощаду. Убедившись, что она неумолима, он решил предложить ей последнее, что оставалось у него:
— Ты можешь знать, кто я, но ты представления не имеешь о последней директиве, полученной мной.
Он перевел взгляд на пистолет, а потом вновь посмотрел на ее лицо. Сколько в ней силы, — подумал он опять, мысленно сравнивая Даниэлу с Цирцеей. Подобно древнегреческой чародейке, она с поразительным искусством вертела всем, что окружало ее.
— Так вот, — продолжал он. — Я получил приказ убрать тебя, Данушка. — Увидев изумление на ее лице, он добавил, чтобы усилить эффект, произведенный на нее его словами. — Чего еще Джейк Мэрок мог потребовать от меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182