Музыка Чайковского прекрасно способствует таким мыслям.
Видя, что Даниэла молчит, Малюта приблизился к ней. Внезапно на нее пахнуло ужасной смесью запахов одеколона, табака и пота. Даниэлу чуть не стошнило.
— Вы удивляете меня, Даниэла Александровна. Я ожидал, что вы хоть как-то попытаетесь оправдаться передо мной. — Он наклонил голову набок. — Не хотите? Как хотите. Хотя, право, это не имеет значения. Вы бы все равно не сумели убедить меня. Кто знает, — он пожал плечами, — возможно, вы поняли это с самого начала.
Немного придя в себя, она промолвила:
— Как насчет Карелина и Резцова? Вы полагаете, они будут бездействовать, спокойно взирая на то, как вы копите силу? Если Геначев умрет, его место предстоит занять кому-то из них.
— Неужели?
Он услышал от нее именно то, что хотел услышать. Ее поведение так легко предугадать, — мелькнуло у него в голове.
— Помимо физического существуют и другие способы устранения препятствий, возникающих на пути.
— Что вы имеете в виду? — спросила она. Увидев испуганное выражение на лице Даниэлы, он ухватил ее за ворот шубы и, с ошеломляющей силой развернув к себе лицом, прижал к дереву.
— Взгляни на себя. Ты не можешь от страха пошевелить пальцем. Ты — начальник Первого управления КГБ. Тебе хорошо известно, что мне не составит труда привести в такое же состояние Карелина. Неужели ты думаешь, что мои руки не дотянутся и до Резцова? — Внезапно его лицо потемнело. — Теперь ты на моей стороне. Запомни это хорошенько. Если у тебя хватит глупости ослушаться меня, то твоя песенка спета. Тебе не удастся выбраться из подвалов родной Лубянки. Разве что по этапу на Колыму, где ты все равно сдохнешь, как собака.
С видимым отвращением он разжал пальцы.
— Не забывай, что ты еще должна доставить мне голову Джейка Мэрока. Что же касается секретов Камсанга, то, если я не узнаю их в течение десяти дней, мне придется прибегнуть к другим мерам.
— Вы требуете слишком многого, — в отчаянии заявила Даниэла. — Такие вещи...
— Вполне выполнимы, товарищ генерал. Если же я ошибаюсь, то мне придется отдать приказ о немедленном уничтожении Камсанга.
— Что? — Ее сердце забилось с удвоенной частотой. — Уничтожение военного объекта на территории Китая! В своем ли вы уме?
— Перестань, — досадливо поморщился он. — Подобные задачи решаются в два счета. Нет ничего проще, чем объяснить все ошибкой пилота, выходом из строя системы управления и так далее, и так далее. В конце концов, нам не впервой. — Он ухмыльнулся. — И это будет сделано, товарищ генерал, поверьте мне. Так или иначе, но китайцы не должны воспользоваться плодами этого проекта.
Несколько мгновений спустя слуха Даниэлы достиг хруст снега под подошвами ботинок Малюты, взбиравшегося по крутому склону.
* * *
Хуайшань Хан сидел за лучшим столиком в “Павильоне певчих птиц”. Ресторан стоял на северном берегу озера, возле которого был некогда воздвигнут Летний дворец, и по сути дела находился на территории, прилегавшей ко дворцу. Всего три четверти часа езды на автомобиле отделяли это место от центра Пекина, и потому это заведение никогда не пустовало. Тем более что оно славилось своей кухней, основу которой составляли блюда из свежей рыбы, пойманной в озере.
Хуайшань Хан не отрываясь глядел на очертания Холма долголетия, в тени которого располагался ресторан. Как иронично и в то же время закономерно, — размышлял он, — что этот холм — творение человеческих рук. Ничто не вечно на свете, и тем не менее человек, выбиваясь из сил, старается устроить так, чтобы хоть какая-то часть его души, приняв материальный облик, пережила бренное тело. Интересно, думали ли об этом, берясь за свой проект, создатели Холма долголетия?
Сооружения, в которых размещался “Павильон певчих птиц”, были недавно отреставрированы. Их изящно украшенные колонны и внутренние стены, как и крыши, выложенные глазурованной черепицей, наводили на мысль о возрождении в миниатюре былого великолепия китайской столицы. По крайней мере так представлялось Хуайшань Хану. Вот почему он так часто обедал в “Павильоне”. И еще потому, что, находясь вблизи Холма долголетия, мог предаваться размышлениям о значении этого необычного сооружения для него. С его виллы, хотя и находившейся неподалеку. Холм виден не был.
Изысканная кухня “Павильона” совершенно не интересовала Хуайшань Хана. Он уже давным-давно утратил способность воспринимать вкус пищи и выбирал блюда исключительно по внешнему виду. Тем не менее, он получал удовольствие от процесса поглощения еды.
Сезон певчих птиц еще не наступил, однако Хуайшань Хана это обстоятельство ничуть не трогало. Тишина, расстилавшаяся над озером, ощущение безопасности, создаваемое громадным комплексом сооружений и строений Летнего дворца, и навеваемые им воспоминания позволяли Хуайшань Хану проводить здесь поистине незабываемые часы. К тому же этому способствовала и близость Холма.
Могло сложиться впечатление, будто Ши Чжилинь при жизни любил рукотворные холмы. Однако на самом деле его привлекали заботливо ухоженные, украшенные скульптурами сады Сучжоу. Объяснение этому, полагал Хуайшань Хан, следовало искать в том, что Чжилинь родился и вырос в Сучжоу, а значит, с первых лет жизни питал особый интерес к садам. Сам Хуайшань Хан находил их слишком искусственными и надуманными.
Вдруг он понял, что теперь все это уже не имеет значения. Эти внутренние дебаты насчет привязанностей потеряли всякий смысл после смерти Ши Чжилиня. Радость Хуайшань Хана была воистину велика.
— Хуайшань тон ши!
—Да?
— Не сделать ли нам заказ?
Хуайшань Хан с усилием отвел глаза от неудержимо притягивающего взор Холма и посмотрел на вытянутую худую физиономию Чжинь Канши.
— Ваш желудок ворчит от голода? — Он вздохнул. — Что касается меня, то я не нуждаюсь в пище, как и во сне. Я уже давно миновал тот возраст, когда трехразовое питание и восьмичасовой сон являются ежедневной потребностью. Теперь, смежая веки, я не засыпаю. Я грежу наяву о полях сражений и реках крови, о политических переменах, о проблемах коммунистических сил. Я слышу голос народа Китая, взывающий ко мне. Благодаря привычке или возрасту, не знаю сам, мой отдых длится всего лишь короткое мгновение. Впрочем, мне не кажется, что это имеет хоть какое-либо значение. — Он махнул костлявой рукой, — Однако не мешкайте. Не позволяйте моей болтовне помешать удовлетворению вашего желудка. — Он снова закряхтел. — Не заказывайте мне сегодня креветок, не надо. Просто парочку чжао цзы и все.
Выполняя просьбу старика, Чжинь Канши заказал для него поджаренные клецки, а сам выбрал рыбу, запеченную целиком, и для них обоих мао тай — алкогольный напиток китайского производства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Видя, что Даниэла молчит, Малюта приблизился к ней. Внезапно на нее пахнуло ужасной смесью запахов одеколона, табака и пота. Даниэлу чуть не стошнило.
— Вы удивляете меня, Даниэла Александровна. Я ожидал, что вы хоть как-то попытаетесь оправдаться передо мной. — Он наклонил голову набок. — Не хотите? Как хотите. Хотя, право, это не имеет значения. Вы бы все равно не сумели убедить меня. Кто знает, — он пожал плечами, — возможно, вы поняли это с самого начала.
Немного придя в себя, она промолвила:
— Как насчет Карелина и Резцова? Вы полагаете, они будут бездействовать, спокойно взирая на то, как вы копите силу? Если Геначев умрет, его место предстоит занять кому-то из них.
— Неужели?
Он услышал от нее именно то, что хотел услышать. Ее поведение так легко предугадать, — мелькнуло у него в голове.
— Помимо физического существуют и другие способы устранения препятствий, возникающих на пути.
— Что вы имеете в виду? — спросила она. Увидев испуганное выражение на лице Даниэлы, он ухватил ее за ворот шубы и, с ошеломляющей силой развернув к себе лицом, прижал к дереву.
— Взгляни на себя. Ты не можешь от страха пошевелить пальцем. Ты — начальник Первого управления КГБ. Тебе хорошо известно, что мне не составит труда привести в такое же состояние Карелина. Неужели ты думаешь, что мои руки не дотянутся и до Резцова? — Внезапно его лицо потемнело. — Теперь ты на моей стороне. Запомни это хорошенько. Если у тебя хватит глупости ослушаться меня, то твоя песенка спета. Тебе не удастся выбраться из подвалов родной Лубянки. Разве что по этапу на Колыму, где ты все равно сдохнешь, как собака.
С видимым отвращением он разжал пальцы.
— Не забывай, что ты еще должна доставить мне голову Джейка Мэрока. Что же касается секретов Камсанга, то, если я не узнаю их в течение десяти дней, мне придется прибегнуть к другим мерам.
— Вы требуете слишком многого, — в отчаянии заявила Даниэла. — Такие вещи...
— Вполне выполнимы, товарищ генерал. Если же я ошибаюсь, то мне придется отдать приказ о немедленном уничтожении Камсанга.
— Что? — Ее сердце забилось с удвоенной частотой. — Уничтожение военного объекта на территории Китая! В своем ли вы уме?
— Перестань, — досадливо поморщился он. — Подобные задачи решаются в два счета. Нет ничего проще, чем объяснить все ошибкой пилота, выходом из строя системы управления и так далее, и так далее. В конце концов, нам не впервой. — Он ухмыльнулся. — И это будет сделано, товарищ генерал, поверьте мне. Так или иначе, но китайцы не должны воспользоваться плодами этого проекта.
Несколько мгновений спустя слуха Даниэлы достиг хруст снега под подошвами ботинок Малюты, взбиравшегося по крутому склону.
* * *
Хуайшань Хан сидел за лучшим столиком в “Павильоне певчих птиц”. Ресторан стоял на северном берегу озера, возле которого был некогда воздвигнут Летний дворец, и по сути дела находился на территории, прилегавшей ко дворцу. Всего три четверти часа езды на автомобиле отделяли это место от центра Пекина, и потому это заведение никогда не пустовало. Тем более что оно славилось своей кухней, основу которой составляли блюда из свежей рыбы, пойманной в озере.
Хуайшань Хан не отрываясь глядел на очертания Холма долголетия, в тени которого располагался ресторан. Как иронично и в то же время закономерно, — размышлял он, — что этот холм — творение человеческих рук. Ничто не вечно на свете, и тем не менее человек, выбиваясь из сил, старается устроить так, чтобы хоть какая-то часть его души, приняв материальный облик, пережила бренное тело. Интересно, думали ли об этом, берясь за свой проект, создатели Холма долголетия?
Сооружения, в которых размещался “Павильон певчих птиц”, были недавно отреставрированы. Их изящно украшенные колонны и внутренние стены, как и крыши, выложенные глазурованной черепицей, наводили на мысль о возрождении в миниатюре былого великолепия китайской столицы. По крайней мере так представлялось Хуайшань Хану. Вот почему он так часто обедал в “Павильоне”. И еще потому, что, находясь вблизи Холма долголетия, мог предаваться размышлениям о значении этого необычного сооружения для него. С его виллы, хотя и находившейся неподалеку. Холм виден не был.
Изысканная кухня “Павильона” совершенно не интересовала Хуайшань Хана. Он уже давным-давно утратил способность воспринимать вкус пищи и выбирал блюда исключительно по внешнему виду. Тем не менее, он получал удовольствие от процесса поглощения еды.
Сезон певчих птиц еще не наступил, однако Хуайшань Хана это обстоятельство ничуть не трогало. Тишина, расстилавшаяся над озером, ощущение безопасности, создаваемое громадным комплексом сооружений и строений Летнего дворца, и навеваемые им воспоминания позволяли Хуайшань Хану проводить здесь поистине незабываемые часы. К тому же этому способствовала и близость Холма.
Могло сложиться впечатление, будто Ши Чжилинь при жизни любил рукотворные холмы. Однако на самом деле его привлекали заботливо ухоженные, украшенные скульптурами сады Сучжоу. Объяснение этому, полагал Хуайшань Хан, следовало искать в том, что Чжилинь родился и вырос в Сучжоу, а значит, с первых лет жизни питал особый интерес к садам. Сам Хуайшань Хан находил их слишком искусственными и надуманными.
Вдруг он понял, что теперь все это уже не имеет значения. Эти внутренние дебаты насчет привязанностей потеряли всякий смысл после смерти Ши Чжилиня. Радость Хуайшань Хана была воистину велика.
— Хуайшань тон ши!
—Да?
— Не сделать ли нам заказ?
Хуайшань Хан с усилием отвел глаза от неудержимо притягивающего взор Холма и посмотрел на вытянутую худую физиономию Чжинь Канши.
— Ваш желудок ворчит от голода? — Он вздохнул. — Что касается меня, то я не нуждаюсь в пище, как и во сне. Я уже давно миновал тот возраст, когда трехразовое питание и восьмичасовой сон являются ежедневной потребностью. Теперь, смежая веки, я не засыпаю. Я грежу наяву о полях сражений и реках крови, о политических переменах, о проблемах коммунистических сил. Я слышу голос народа Китая, взывающий ко мне. Благодаря привычке или возрасту, не знаю сам, мой отдых длится всего лишь короткое мгновение. Впрочем, мне не кажется, что это имеет хоть какое-либо значение. — Он махнул костлявой рукой, — Однако не мешкайте. Не позволяйте моей болтовне помешать удовлетворению вашего желудка. — Он снова закряхтел. — Не заказывайте мне сегодня креветок, не надо. Просто парочку чжао цзы и все.
Выполняя просьбу старика, Чжинь Канши заказал для него поджаренные клецки, а сам выбрал рыбу, запеченную целиком, и для них обоих мао тай — алкогольный напиток китайского производства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182