— Хуайшань Хан, — позвал он. — Я только что разговаривал с Белоглазым Гао. Как вы и планировали, Джейк Ши направляется сюда.
Он остановился на пороге комнаты. Старый министр, скрючившись по обыкновению, сидел в плетеном кресле. У его ног расположилась девушка. Они держали друг друга за руки. Казалось, они оба спали.
Что да странная близость между уродливым стариком и молоденькой девушкой, — подумал Чень Чжу. — Интересно, какие чувства она испытывает по отношению к нему. Любовь, ненависть, страх? Возможно, и то, и другое, и третье. Определенно “промывание мозгов” сделало ее совершенно другим человеком. Впрочем, кому было доподлинно известно, на что она способна? Теперь она превратилась в орудие мести в руках Хуайшань, Хана. Она, дочь Джейка Мэрока Ши.
Оружие, которым располагал сам Чень Чжу, было куда могущественнее любого человека, кем бы он ни был. Шань — беспощадная гора, международная организация, превращенная десятилетиями неустанного труда в самую разветвленную и влиятельную сеть торговли наркотиками в мире. Да, Чень Чжу предпочитал полагаться на страшные, перемалывающие кости любого врага челюсти своей дицуй, нежели на обработанную психику отдельного человека.
То, что его уход из фирмы “Сойер и сыновья” в конечном счете обернулся для него необыкновенной удачей, перевернувшей всю его жизнь, никак не влияло на желание Чень Чжу добиться справедливости. В том, что он сумел извлечь выгоду из страшного удара, обрушившегося на него, была заслуга исключительно его гения. Однако это не оправдывало зло, причиненное ему.
Кстати, не кто иной, как Цунь Три Клятвы, один из его теперешних врагов, подал ему идею заняться наркобизнесом. Прежде чем поступить на службу в “Сойер и сыновья” по рекомендации Ши Чжилиня, Цунь был крупнейшим торговцем опиума в районе Шань. Он извлекал поистине астрономическую прибыль из своего бизнеса. Узнав об этом, Чень Чжу задумался над тем, насколько больше они могут оказаться у того, кто займет место не на периферии, а в самом центре опиумной империи.
Так появилась на свет дицуй, разветвленная благодаря поддержке Хуайшань Хана организация. Могущество Чень Чжу стало поистине устрашающим. Но оно казалось ему недостаточным. Он котел большего. Он котел править всем миром.
И вот теперь он готовился воплотить свою мечту в реальность с помощью двух американцев: Эдварда Мартина Беннетта и Питера Каррена.
* * *
Даниэла сама поражалась изменениям, произошедшим с ней. С тех пор, как она удостоверилась, что внутри нее теплится новая жизнь, ребенок Карелина, все остальное перестало казаться ей столь существенным, как раньше. И в первую очередь угрозы, исходившие от Олега Малюты.
Предаваясь мечтам о будущем, она сняла трубку телефона и, набрав номер Малюты, назначила ему свидание после работы. Ее предложение сходить в театр, а затем поужинать вместе привело его в восторг.
Даниэла сказала, что сама заедет за ним. Она отослала домой водителей “Чаек” — и своей, и его — и распорядилась, чтобы ей приготовили служебную “Волгу”. Кроме того один из ее помощников зарезервировал места в Концертном зале Гнесинского училища, где в этот день должны были исполнять Бетховена.
Они прибыли на место за пять минут до начала концерта. Если Малюту и удивило то обстоятельство, что Даниэла сама села за руль, то он ничем не выдал этого. Впрочем, скорее всего он сам был рад остаться с ней наедине.
Если бы вместо четырех виртуозов на сцене играли, скажем, свиньи, облаченные во фраки, Даниэла и тогда вред ли обратила бы на это внимание; гениальная музыка великого композитора захватила ее. Уставясь в потолок, она перестала ощущать себя, сердце ее словно остановилось, и она, неподвижная и бездыханная, была в эти минуты наедине со своей чудовищно исковерканной жизнью.
Даниэла чувствовала себя роботом, тупо шагающим неизвестно куда по изрытой ямами и ухабами дороге. Вся ее родина, прежде такая близкая и дорогая ее сердцу, вдруг представилась ей всего лишь умело оборудованной сценой, на которой сама она исполняла причудливую и совершенно непонятную ей роль. Чем она занималась на протяжении стольких лет? И каким образом ухитрялась все это время чувствовать себя вполне счастливой?
С тоскливым, щемящим чувством в груди она призналась себе самой, что никогда не имела сколько-нибудь ясного представления о том, что такое счастье. Или о том, что значит жить. Все, чем она занималась до сих пор, сводилось к элементарному выживанию. Ее жизнь превратилась в повседневную борьбу за власть. Сколь жалким выглядело такое существование перед лицом ее чистой и прекрасной любви к Михаилу Карелину.
Малюта что-то говорил ей, но она не могла разобрать ни единого слова, словно перестала понимать русский язык, далекая от всех и вся, как крошечный астероид, затерявшийся в бесконечных просторах холодного, черного космоса.
— Даниэла...
—Да?
Ярко вспыхнувший свет люстр заставил ее зажмуриться.
Должно быть, антракт, — подумала она.
— Концерт закончился.
— Разве?
— Пора идти.
Пора идти. Эти слова эхом отозвались в ее голове, точно под сводами пещеры или собора. Она вспомнила о своей набожной матери. Религия сыграла существенную, хотя и скрытую роль в формировании характера Даниэлы. Даже начав работать в Комитете, она сохранила в душе веру в православного Бога и, не имея возможности посещать церковь, регулярно молилась про себя.
Пора идти. Даниэла поднялась, повинуясь какому-то внутреннему голосу. В фойе ее внимание привлекла женщина с бледным, красивым лицом. В ее ясных, серых глазах застыло выражение, которое Даниэле было хорошо знакомо. Она не раз видела его в глазах заключенных, которых ей приходилось допрашивать на Лубянке.
Вздрогнув, она поняла, что смотрит на собственное отражение в зеркале. Слегка тряхнув пышными локонами, она выбросила из головы гнетущие мысли и, натянув плащ, вышла на улицу под руку с Малютой.
Небо над вечерней Москвой прояснилось, и свежий вечерний ветерок уносил прочь удушливые бензиновые пары и цементную пыль. Малюта пришел в восхищение от предложения Даниэлы прокатиться вдоль Москвы-реки.
Даниэла привезла его на то самое место на берегу реки, где между ними в один из вечеров минувшей зимы состоялся разговор, так сильно врезавшийся ей в память. Перебирая в памяти детали этой встречи, она вспомнила рассказ Малюты про то, как он в детстве провалился под лед и едва не утонул. Теперь она поняла, что в его тогдашних словах таилось грозное предостережение: я пережил тот случай в детстве и точно так же переживу любую опасность.
Даниэла чувствовала, что он придавал мистическое значение тому происшествию, видя в своем спасении чуть ли не вмешательство сверхъестественных сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182