Оказывается, почти жалобно мог бы сказать он жене архитектора Бальчуриса, двадцать с лишком лет лежать в могиле - это так много, так долго… А это же время прожить - так быстро, так мало… Чихнуть не успеешь. Сделать что-нибудь путное все собираешься и собираешься… «Про меня даже Твардовский написал», - мог бы похвастать он с невеселой усмешкой. «Вы знаете Твардовского?!» - спросила бы она всерьез. Я его - да. «И устаю от той игры, от горького секрета, как будто еду до поры в вагоне без билета…» Он-то меня - навряд ли…
И только потому, что в доме архитектора Бальчуриса, на его знаменитых интеллектуальных четвергах, звучали при свечах или там торшерах стихи совсем других - не скажем, что худых, - поэтов, она не смогла бы ответить: «…А что ж ты, собственно, хотел? Ты думал: счастье - шутки?»
Но объективности ради надо все же сказать, что в медицинском тогда студентам-дежурантам, а также санитарам, сестрам и братьям действительно перепадали пайки. И студенческий голод в послевоенные двадцать в самом деле не тетка. Так что доктор Рыжиков ответил истинную правду, почему он пошел в медицинский.
16
Потом он за кого-то заступался.
- Просто старость не радость, - говорил он сочувственно, как про какого-то больного, с которым надо быть особенно внимательным. - К старости развивается масса неприятных осложнений личности… Мания величия, синдром непогрешимости… Жажда всепослушания… Начинаются перебои в пресловутой обратной связи. Сам себя слышит хорошо, а на ответе засыпает… Ты учти, что это все ждет нас. Готовься потихоньку.
- Ну прямо адвокат… - некий Мишка Франк пустил из своей трубки паровозное облако дыма.
Трубка у него была короткая и мощная, под стать самому приземистому и квадратному Мишке Франку. Доктор Рыжиков звал ее кулацким обрезом. Притом не одна трубка, а две. Пока одна курилась, другая заряжалась.
- Я что-то не пойму, жалеешь ты его? Ты себя пожалей!
- Нас не надо жалеть, - отказался доктор Рыжиков. - Ведь и мы б никого не жалели…
- Уж вы-то всех подряд жалеете, - хмыкнул Мишка Франк в густые черные усы. - Только не пойму, почему…
- Все-таки он много вынес, - снова заступился за кого-то доктор Рыжиков. - Оперировать в лесу, в землянке - это жуткое дело. Ты даже не представляешь. Без антисептика, без наркоза, без инструмента…
- Ну хорошо, если ты так его любишь, то что же ты с ним разругался? - снова не понял доктора Рыжикова Мишка Франк.
- Не я с ним разругался, - спокойно сказал доктор Рыжиков, - это он разругался со мной.
- Ничего себе - не разругался! - Мишка Франк даже бросился ко второй трубке, запустил ее во всю мощь и начал выколачивать пепел из первой. Для этого служила здоровая каменная лоханка, громоздившаяся на письменном столе. Кстати, подарок самого доктора Рыжикова, в котором он теперь каялся: не следовало бы помогать Мишке Франку в его непрерывном курении. Ибо, выколотив первую трубку, он тут же стал набивать ее новым табаком. Этот конвейер работал без остановки. - Ляпнуть такое насчет президента Кеннеди!
- Уши у тебя длинные, но кривые. Я ляпнул не насчет президента Кеннеди, а насчет сенатора Кеннеди.
- Ну да… Чуть ли что он его там убивал вместе с Освальдом…
- И телефон у тебя испорчен, - резюмировал доктор Рыжиков так, что Мишка Франк удивленно посмотрел на телефонный аппарат, верой и правдой служивший ему. - Освальд убивал президента, а сенатора - совсем другой террорист. Его зовут…
- Да не морочь ты мне голову! - вспылил Мишка Франк. - Я тоже газеты читаю! Говорят, его из-за тебя кондрашка хватила!
Даже трубка-обрез мощным пыхом разделила возмущение хозяина.
- Кондратий тебя раньше хватит! - посулил доктор Рыжиков. - Если будешь коптиться как окорок и сало наедать. А он здоровей нас с тобой, бегает по корпусу и пыхтит как самоходный вулкан.
Для пояснения он тут же набросал бегущего со свирепым выражением Ивана Лукича, своего корифея, у которого вместо лысины зияло жерло, извергающее пепел и огонь.
- Ну вот! - подтвердил свои подозрения Мишка Франк. - А прикидываешься мальчиком. Чем-то ты его до этого довел! Ведь так просто любимых учеников не гонят взашей!
- Меня никто не гнал! - сказал доктор Рыжиков миролюбиво, но с примесью самолюбия. - Я сам ушел. И доводить я никого не доводил. Я только тихо и мирно сказал, что такая тактика и отправила на тот свет сенатора Кеннеди. А консервативная должна была спасти.
- Только и всего?
- Только и всего!
- Врешь ведь! - убежденно пыхнул дымом Мишка Франк. - Еще что-то добавил!
- Добавили, - послушно согласился доктор Рыжиков. - Приступ начался, когда ему сказали, что вас тут считают убийцей в белом халате. Ну тут он, конечно, побагровел, набычился… Ну и…
- А кто сказал? - полюбопытствовал Мишка Франк.
- Ну… Какая тебе разница, я ведь пришел не жаловаться… Это на меня тебе нажаловались, вот и разбирайся. Наказывай.
- Я вашему сусеку не начальник, чтобы в ваших катаклизмах разбираться, - снял с себя эту приятную обязанность Мишка Франк. - Ладно, я и так знаю.
- Что ты такое знаешь? - заинтересовался доктор Рыжиков.
- Кто там масло в огонь подливает… Да не в ней, в общем, дело. Сколько тебе говорить можно: не лезь на рожон!
- А куда лезть? - справедливо спросил доктор Рыжиков, снова что-то прилежно рисуя.
- Иди ты…
- Ну хорошо, пойду, - послушно вздохнул доктор Рыжиков. - Но если можно, то поеду на велосипеде.
Мишке Франку на миг не хватило энергичных выражений, и он заменил их ужасающим облаком дыма. Похоже, он почти сердился. А с виду человек добродушный, век из себя не выведешь. Толстый, усатый…
- Тебе-то что стоит быть осторожней с начальством, если оно такое обидчивое! Шею свернуть не боишься?
- Нет, не боюсь… - просто и без фасона ответил доктор Рыжиков. - Отбоялся. Знаешь, что об этом было сказано? «Теперь, я знаю, будет трудно, но чтобы страшно - никогда». Ты хоть стихи читаешь… или только докладные?
Мишка Франк даже поперхнулся своим любимым дымом. И этот тип якобы муху не обидит! Да он бегемота толстокожего из себя выведет, тихоня! Со стихами своими…
- Тебе бы годик потерпеть, посидеть тихо! Ему замена скоро нужна будет, а кроме тебя, и взять некого! Он сам тебя и выдвинет! Ну потерпеть ты можешь?
- Что я, наследник богатого дядюшки, чтобы мечтать о его скоропостижной кончине? - отказался от такой романтической роли доктор Рыжиков. - А до этого кланяться и улыбаться каждой его глупости? Я-то бы еще смог, но люди жить хотят. А это все на их шкуре и жизни… Мне уже за сорок, меня вызывают оперировать во все больницы города. Даже в военный госпиталь. Бегаю от больного к больному, как заяц от борзых. А у себя - все за мальчика, могут в любой момент то на аппендицит поставить, то на грыжу… Приходится тайком меняться больными с коллегами. В общем, я к тебе как к городскому начальству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106