Младшие братья носили его на руках.
- Тогда садись вот в это кресло, прямо на солнце, и открой рот… Да не дрожи, десантник! Я только гляну! Что там за это время стало…
Что было - то было. Доктор Рыжиков, прыгавший на парашюте в пасть смерти, дрожал от вида маленького гнутого зубоврачебного зонда. Как и большинство смертных, он умирал от зубной боли, но не сдавался, пока не лез на стену. Со стены его и снял как-то Лев Христофорович и по-отцовски сказал, глядя на лоснящийся флюс: Юра, ты сын разума и совести, ты должен понимать, что такое гнойник в черепной полости. Зубы ведь тоже череп. Тебе из-за них в жизни не будет ни вкусной работы, ни сладкой женщины, ни ароматного шашлыка!
Он дал доктору Рыжикову таблетку - положить на зуб для успокоения боли, но под честное слово, что, когда боль пройдет, сын разума и совести явится сам с повинной. После этого прошло, наверно, года полтора. Мелкие боли доктор Рыжиков героически превозмогал, а старый лев сидел в засаде. И наконец высидел.
- Да не болят, честное слово! - слабым голосом клялась испуганная жертва. - У меня только дело!
- У всех дело! - с мягкой ласковостью опытного хищника приговаривал лев. - Ну не дрожи, ты не девушка! И не кладешь голову в пасть льву! Смотри, маленькое кругленькое зеркальце, совсем не острое, совсем не опасное… Ведь ты же не боишься маленького зеркальца? Сполосни рот… Я только посмотрю, честное слово! А может, тебя к креслу привязать? Правую руку твоим ремнем, левую - моими подтяжками… М-да… Это не алмазы индийского гостя… Не жемчуга персидской шахини… Не сапфиры царя Соломона… Но ведь совсем не больно, правда?
Доктор Рыжиков промычал, что весьма доволен. Старый лев выпрямился и потерся спиной о соседний комбайн.
- Ну вот и все. Все ясно. Ты, Юра, истинный герой. Носить во рту такую выдающуюся гниль может только большой богатырь. Витязь в тигровой шкуре. Ты с женщинами что, уже разучился целоваться?
Доктор Рыжиков покраснел. И забыл закрыть рот.
В тот же миг армянский лев едва заметно чем-то щелкнул за спиной, раздалось мягкое, едва заметное жужжание, будто шмель пролетел, и что-то вонзилось в зуб доктора Рыжикова. Душистые крепкие пальцы старого льва сжимали челюсти, как клещи, и не давали сомкнуться, пока в зубе со скоростью тридцать тысяч оборотов вращался маленький твердый бор, распространяя запах паленой кости.
- Вот молодец, - похваливал старый лев, занимаясь своим злодейством. - Смотри, как терпит! Прямо Давид Сасунский! Вот это, я понимаю, мужчина! Ну как для такого не сделать, что он попросит! Все сделаю! Вот временную пломбу сделаю, потом на постоянную заменим, потом мост поставим… Потом все сделаем! Сполосни рот… Я тебе тройную дозу мышьяка по блату положил, в следующий раз совсем не больно будет. Даже не поморщишься. А теперь закрой рот. Два часа без еды выдержишь? А рюмочку армянского можно. Налить? Юра, очнись! Закрой рот, уже можно!
Но доктор Рыжиков застыл с открытым ртом и неподвижным взором.
- Эй, Юра… - осторожно испугался бесстрашный лев. - Ты в шоке, что ли? Или в гипнозе? Эй…
Доктор Рыжиков вперился взглядом в светлый эмалевый корпус универсальной стоматологической установки модели УСУ-3М. Доктор Тунянц вперился в доктора Рыжикова, выискивая в нем признаки жизни.
- Без коньяка не обойтись, - констатировал он. - Ты чокнулся слегка или идея осенила?
- Иея… - шевельнул языком доктор Рыжиков, боясь выдохнуть пломбы. - Галуоася… тьфу-тьфу-тьфу…
- Смотри не выплюнь, - успокоился старый лев. - И повтори с закрытым ртом.
- Залюбовался машиной, - повторил доктор Рыжиков, как будто она только что не сверлила ему дупла, а вкладывала в рот конфеты «Птичье молоко». - Замечательная машина. Мне такая нужна. Махнем не глядя?
- Ты что, - насторожился опытный и незаменимый зубник, - решил расширить производство? Жмут нейрохирургические туфли? Зачем мне такой талантливый конкурент, ты подумал? Ты лучше у гинекологов клиентуру иди отбивай, у глазников каких-нибудь.
Доктор Петрович осторожно засмеялся. Бормашина весьма хороша для органического стекла, бутакрила и прочих веществ, незаменимых при ремонте черепа. А то с напильником пилишь, пилишь…
- Для тебя, Юра, я готов вывернуть изо рта последний золотой мост, - расчувствовался старый лев. - Я даже знаю, что тебе надо. Тебе надо удобную и аккуратную настенную машинку. Мы только что такие получили для сельских больниц. Иди проси, пока не поздно.
- Мне б старенькую, списанную… - вздохнул доктор Петрович, зная, что в этом мире все новое не для него.
- Ха! - сделал волшебный взмах маг. - Раз - ставишь постоянную пломбу, два - делаем обточку, три - ставишь мост, четыре - получай свою настенную. Только во время ревизий мне приноси ее на пару дней, а то скажут, что продал на базаре, да? Тебе мост золотой или стальной?
- Подвесной бы… - попросил доктор Рыжиков.
- Ха! - оценил старый лев. - Но я тебе рекомендую, Юра, стальной. Сталь тверже и дешевле. И не ждать. А то тут из-за золота вечный скандал. Одни стоят пять лет, другие за неделю ставят, потом те на тех кляузы пишут, заодно и на нас, приходит ОБХСС, ищет у нас золотые прииски… Но я могу и золото достать…
- Нет-нет! - отдернулся доктор Петрович. Не потому, что боялся обэхээсов, а потому, что с далекого детства, когда еще слыл хулиганом, усвоил золотые зубы как примету нэпмана, шпиона или врага народа, что не к лицу простому советскому лекарю.
Сошлись на железном, более присущем суровому рангу десантника.
Только такими муками доктор Рыжиков получил право высказать идею, с которой пришел в этот дом. Выслушав ее, старый армянский лев четыре раза сказал «ха!».
- Но ты же говоришь, он псих, - ответил он. - Сделаешь ему рожу, а он в суд подаст. Знаю я этих личников. «Я в детстве был красивый, вы меня недоделали, требую денежного возмещения…»
Доктор Рыжиков вступился за психа и стал расхваливать его, какой он спокойный, рассудительный и послушный. Доктор Тунянц недоверчиво слушал. И судороги у него почти прошли, и характер улучшается, и контактность растет, и реакции адекватные, и совет ветеранов целой воздушной армии за него хлопочет.
- Так у нас подмороженные гранаты продают, - вздохнул о горной родине усталый лев. - Или зеленоватый виноград… Ну а если он потребует свое довоенное лицо? По суду? Нет, я их знаю, Юра, потом не отсудишься.
Но больше всего ему не хотелось соприкасаться с хирургическими владениями отца чугунных утюгов и дубовых дверей. То есть Ивана Лукича.
- Он и я уже не сыновья. Мы отцы. Мы оба уважаемые люди.
Это была застарелая ревность. Двое великих не могут вместиться в одну экологическую нишу. И хотя слагать тосты на именинах и свадьбах гораздо приятнее, чем преть в душных президиумах, яд зависти неодолим. Тамаде кажется, что депутат забрал его законное, а депутату - что тамада вставляет ему в стул булавку, хотя и произносит тост в другом конце города по другому поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
- Тогда садись вот в это кресло, прямо на солнце, и открой рот… Да не дрожи, десантник! Я только гляну! Что там за это время стало…
Что было - то было. Доктор Рыжиков, прыгавший на парашюте в пасть смерти, дрожал от вида маленького гнутого зубоврачебного зонда. Как и большинство смертных, он умирал от зубной боли, но не сдавался, пока не лез на стену. Со стены его и снял как-то Лев Христофорович и по-отцовски сказал, глядя на лоснящийся флюс: Юра, ты сын разума и совести, ты должен понимать, что такое гнойник в черепной полости. Зубы ведь тоже череп. Тебе из-за них в жизни не будет ни вкусной работы, ни сладкой женщины, ни ароматного шашлыка!
Он дал доктору Рыжикову таблетку - положить на зуб для успокоения боли, но под честное слово, что, когда боль пройдет, сын разума и совести явится сам с повинной. После этого прошло, наверно, года полтора. Мелкие боли доктор Рыжиков героически превозмогал, а старый лев сидел в засаде. И наконец высидел.
- Да не болят, честное слово! - слабым голосом клялась испуганная жертва. - У меня только дело!
- У всех дело! - с мягкой ласковостью опытного хищника приговаривал лев. - Ну не дрожи, ты не девушка! И не кладешь голову в пасть льву! Смотри, маленькое кругленькое зеркальце, совсем не острое, совсем не опасное… Ведь ты же не боишься маленького зеркальца? Сполосни рот… Я только посмотрю, честное слово! А может, тебя к креслу привязать? Правую руку твоим ремнем, левую - моими подтяжками… М-да… Это не алмазы индийского гостя… Не жемчуга персидской шахини… Не сапфиры царя Соломона… Но ведь совсем не больно, правда?
Доктор Рыжиков промычал, что весьма доволен. Старый лев выпрямился и потерся спиной о соседний комбайн.
- Ну вот и все. Все ясно. Ты, Юра, истинный герой. Носить во рту такую выдающуюся гниль может только большой богатырь. Витязь в тигровой шкуре. Ты с женщинами что, уже разучился целоваться?
Доктор Рыжиков покраснел. И забыл закрыть рот.
В тот же миг армянский лев едва заметно чем-то щелкнул за спиной, раздалось мягкое, едва заметное жужжание, будто шмель пролетел, и что-то вонзилось в зуб доктора Рыжикова. Душистые крепкие пальцы старого льва сжимали челюсти, как клещи, и не давали сомкнуться, пока в зубе со скоростью тридцать тысяч оборотов вращался маленький твердый бор, распространяя запах паленой кости.
- Вот молодец, - похваливал старый лев, занимаясь своим злодейством. - Смотри, как терпит! Прямо Давид Сасунский! Вот это, я понимаю, мужчина! Ну как для такого не сделать, что он попросит! Все сделаю! Вот временную пломбу сделаю, потом на постоянную заменим, потом мост поставим… Потом все сделаем! Сполосни рот… Я тебе тройную дозу мышьяка по блату положил, в следующий раз совсем не больно будет. Даже не поморщишься. А теперь закрой рот. Два часа без еды выдержишь? А рюмочку армянского можно. Налить? Юра, очнись! Закрой рот, уже можно!
Но доктор Рыжиков застыл с открытым ртом и неподвижным взором.
- Эй, Юра… - осторожно испугался бесстрашный лев. - Ты в шоке, что ли? Или в гипнозе? Эй…
Доктор Рыжиков вперился взглядом в светлый эмалевый корпус универсальной стоматологической установки модели УСУ-3М. Доктор Тунянц вперился в доктора Рыжикова, выискивая в нем признаки жизни.
- Без коньяка не обойтись, - констатировал он. - Ты чокнулся слегка или идея осенила?
- Иея… - шевельнул языком доктор Рыжиков, боясь выдохнуть пломбы. - Галуоася… тьфу-тьфу-тьфу…
- Смотри не выплюнь, - успокоился старый лев. - И повтори с закрытым ртом.
- Залюбовался машиной, - повторил доктор Рыжиков, как будто она только что не сверлила ему дупла, а вкладывала в рот конфеты «Птичье молоко». - Замечательная машина. Мне такая нужна. Махнем не глядя?
- Ты что, - насторожился опытный и незаменимый зубник, - решил расширить производство? Жмут нейрохирургические туфли? Зачем мне такой талантливый конкурент, ты подумал? Ты лучше у гинекологов клиентуру иди отбивай, у глазников каких-нибудь.
Доктор Петрович осторожно засмеялся. Бормашина весьма хороша для органического стекла, бутакрила и прочих веществ, незаменимых при ремонте черепа. А то с напильником пилишь, пилишь…
- Для тебя, Юра, я готов вывернуть изо рта последний золотой мост, - расчувствовался старый лев. - Я даже знаю, что тебе надо. Тебе надо удобную и аккуратную настенную машинку. Мы только что такие получили для сельских больниц. Иди проси, пока не поздно.
- Мне б старенькую, списанную… - вздохнул доктор Петрович, зная, что в этом мире все новое не для него.
- Ха! - сделал волшебный взмах маг. - Раз - ставишь постоянную пломбу, два - делаем обточку, три - ставишь мост, четыре - получай свою настенную. Только во время ревизий мне приноси ее на пару дней, а то скажут, что продал на базаре, да? Тебе мост золотой или стальной?
- Подвесной бы… - попросил доктор Рыжиков.
- Ха! - оценил старый лев. - Но я тебе рекомендую, Юра, стальной. Сталь тверже и дешевле. И не ждать. А то тут из-за золота вечный скандал. Одни стоят пять лет, другие за неделю ставят, потом те на тех кляузы пишут, заодно и на нас, приходит ОБХСС, ищет у нас золотые прииски… Но я могу и золото достать…
- Нет-нет! - отдернулся доктор Петрович. Не потому, что боялся обэхээсов, а потому, что с далекого детства, когда еще слыл хулиганом, усвоил золотые зубы как примету нэпмана, шпиона или врага народа, что не к лицу простому советскому лекарю.
Сошлись на железном, более присущем суровому рангу десантника.
Только такими муками доктор Рыжиков получил право высказать идею, с которой пришел в этот дом. Выслушав ее, старый армянский лев четыре раза сказал «ха!».
- Но ты же говоришь, он псих, - ответил он. - Сделаешь ему рожу, а он в суд подаст. Знаю я этих личников. «Я в детстве был красивый, вы меня недоделали, требую денежного возмещения…»
Доктор Рыжиков вступился за психа и стал расхваливать его, какой он спокойный, рассудительный и послушный. Доктор Тунянц недоверчиво слушал. И судороги у него почти прошли, и характер улучшается, и контактность растет, и реакции адекватные, и совет ветеранов целой воздушной армии за него хлопочет.
- Так у нас подмороженные гранаты продают, - вздохнул о горной родине усталый лев. - Или зеленоватый виноград… Ну а если он потребует свое довоенное лицо? По суду? Нет, я их знаю, Юра, потом не отсудишься.
Но больше всего ему не хотелось соприкасаться с хирургическими владениями отца чугунных утюгов и дубовых дверей. То есть Ивана Лукича.
- Он и я уже не сыновья. Мы отцы. Мы оба уважаемые люди.
Это была застарелая ревность. Двое великих не могут вместиться в одну экологическую нишу. И хотя слагать тосты на именинах и свадьбах гораздо приятнее, чем преть в душных президиумах, яд зависти неодолим. Тамаде кажется, что депутат забрал его законное, а депутату - что тамада вставляет ему в стул булавку, хотя и произносит тост в другом конце города по другому поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106