Притом не первый день.
Но голова - не палец, более нужный в работе на пневмомолоте. Притом понедельник. Какой же понедельник без головной боли… И дядя Кузя думал: так и надо. Исправно простоял у пневмостукалки, исправно прокрутил заготовки. Конец декады - не до головы. Под вечер полечился пивом - думал, пройдет. Утром во вторник еще хуже. Стошнило. Глазами не пошевелить. Перед работой забежал в санчасть, спросил пирамидону. Запил таблетку, подмигнул сестре, оставил на стакане темный след пальца. Пошел давать норму. А она разламывается. В обед явился снова. Чтой-то не то. Смерили температуру - нормальная. Дали еще две таблетки. Выпил. Уже и подмигнуть не смог. А от стука вообще смерть. Бух-бух-бух-бух-бух… В цехе-то канонада. Бьет по мозгам. Дали записку в поликлинику. Там тоже за температуру: нет. Врач и так напуганный: бюллетенщики обложили. Что дядя Кузя симулянт, он прямо не сказал, но щупал очень неохотно. Вместо больничного дал еще таблеток: к утру пройдет. А не проходит. Чтобы так затянулся понедельник - с ним еще не бывало. Люди жалеют - а нечего делать. Температуры нет, кровь не течет - что еще надо? Одни советуют в бане попариться, другие - водки с перцем, третьи - на голове постоять, ногами в стену упершись. Ему бы денек отлежаться, да без него кузнечно-прессовый как без рук. Да он и сам их первый враг, прогулов. Как член цехкома и ударник. Думал дотянуть до выходного - не вышло. Хоть лезь на стену. Стало просто выворачивать. Вроде глаза вылезают и тошнит непрерывно. В третий заход врач сдался, послал на снимок. Или решил доказать симуляцию. На снимке дядя Кузя терпеливо сидел в очереди. Потом там выключили свет. Потом свет дали, но рентгенщицы стали обедать, кипятить чай. Тетки, боевые, облученные вдоль и поперек, весело огрызались, ничего не боялись. Они кузнецу даже понравились. Тем более что в очереди от спокойного сидения полегчало. Напились чаю с леденцами, вызвали. Пошел, подставил лоб излучающей трубке. Тоже техника, уважения требует. Потом висок. Потом спросил, куда идти - домой или в цех. Они захмыкали: не их, мол, дело. Он побрел на работу, хоть там остался час. Потом в автобусе домой в микрорайон. Автобус попался трясучий - дух вон. И не то что присесть - зажали, не дохнешь. Кряхтя и мыча чуть доплелся. Не хотелось ни пива, ни раков. Ни сидеть, ни лежать, ни смотреть футбол, ни забивать козла. Соседи даже поразились. Только от боли стучал себя кулаком в лоб и мычал. Утром даже не поднялся - будь что будет. Тут за ним и явились. Тот же врач желдорбольницы, но уже выпучив глаза. «Вы лягте, мы поможем, вы головку вот так, мы подержим…» Дали б больничный, и дома бы отлежался, а так только старуху напугали.
- Сознание не теряли? - приветливо спросил доктор Петрович.
Слово «сознание» имело для дяди Кузи только идейный смысл. От «сознательный» и «несознательный».
- Ну, обмороки были?
За «обморок» дядя Кузя даже обиделся.
- Значит, ничего страшного, - успокоил доктор Рыжиков, как первым делом успокаивал каждого пациента. - А это что? - И дотронулся пальцем до чуть припухшего правого века.
Кузнец чуть дернулся.
- Да искрой обожгло… щипнуло.
- Давно? - внимательней всмотрелся доктор.
- Да уж забыл… Ну, дня четыре… Да не болит она…
- До головы или после? - уточнил доктор Рыжиков.
Дядя Кузя, нарушивший технику безопасности и пренебрегший защитными очками, на этот вопрос отвечал неохотно. Сам расписывался в книге, знал все последствия, о чем теперь речь? А ведь могут навесить за свой счет - не нарушай! Так, что ли? Уж больно он очки не любил. Да кто их надевает? Если все выполнять, что написано да за что расписался, то до работы не дойдешь.
- Бюллетенчик бы мне, - ласково ушел он от вопроса. - Денек передохнуть - и пройдет.
Доктор Рыжиков пообещал бюллетеньчик. Но отдохнуть попросил пока здесь.
- Да дома полежу, не беспокойтесь, - махнул кузнец признательной рукой. И сморщился от головного приступа. - Эк меня!
Эк его, только и осталось сказать. Доктор Рыжиков молча посмотрел на железнодорожного коллегу. Железнодорожный коллега густо побагровел. «Ничего, - подумал доктор Рыжиков. - Значит, еще не все потеряно. Все мы немножко…»
- Ну, есть кузнечный бог, - сказал он, когда дядю Кузю осторожно увели переодевать и укладывать.
Это была не искра, а кусок здоровенной окалины. Осколок, будь это на фронте. Но только из-под молота. И до чего он ловко проскочил в глазную яму мимо глаза и застрял в мозговом веществе! Потом этот снимок годами будут демонстрировать друг другу братья доктора Петровича - нейрохирурги - и объяснять друг другу, что стало бы с дядей Кузей, возьми осколочек миллиметром правее или левее, а также выше или ниже. А так, в горячке выполнения плана дядя Кузя и не заметил, что ранен в голову, в самую ее мякоть.
Дядю Кузю осторожно положили в палату лицом вверх и велели не двигаться. Редко он с таким удовольствием подчинялся. Лежать и смотреть в потолок было делом приятным. Доктор ему тоже понравился как человек свой, мастеровой. Не стал выламываться с этими очками. А главное - никуда больше не посылал, сам все решил. Таких людей дядя Кузя научился ценить за свой век.
Он лежал закрыв глаза, и боль постепенно переставала разламывать череп, собираясь внутрь в одну точку. Где-то рядом шептались соседи, с которыми не мешало бы познакомиться, но он выполнял приказание не вертеть головой и не рыпаться. Поэтому не мог быть вежливым.
Он выпил несколько таблеток, вытерпел укол от сердитой костистой женщины с сжатыми в нитку губами, тихо-мирно уснул. Проснулся и увидел над собой, на фоне белого больничного потолка, незнакомое деликатное лицо красноватого цвета.
- Как вы думаете, - вежливо спросило лицо, - можно подавать на жену в суд или нельзя?
…В это самое время Иван Лукич и выслушал доклад о столь необычном явлении.
- Готовь к операции, - пожевал он губами.
- Какой операции? - мирно спросил доктор Рыжиков.
- Осколок надо извлекать, голубчик!
Тут доктор Рыжиков опять-таки мирно сказал, что извлекать не надо. Что он закрепится и больше ничего там не нарушит. А если ковырять в мозговом веществе…
Но доктор Черныш его по-профессорски оборвал. Сегодня ничего, а завтра железяка перережет сосуд, и человек погибнет. А человек-то, видно, неплохой, работник. Так или не так?
Доктор Рыжиков сказал, что не так. Тут Доктор Рыжиков и сказал, что консервативная тактика (если так можно выразиться) спасла бы жизнь сенатору Кеннеди, а вот такая погубила.
- Наверное, Юрий Петрович считает и вас таким же хирургом-убийцей, - вот тут-то и сказала Ада Викторовна.
Доктор Рыжиков на это не прореагировал и сказал, что он операцию делать не будет, а будет лечить консервативно.
- Юрий Петрович думает, что он тут один царь и бог, - премило улыбнулась Ада Викторовна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Но голова - не палец, более нужный в работе на пневмомолоте. Притом понедельник. Какой же понедельник без головной боли… И дядя Кузя думал: так и надо. Исправно простоял у пневмостукалки, исправно прокрутил заготовки. Конец декады - не до головы. Под вечер полечился пивом - думал, пройдет. Утром во вторник еще хуже. Стошнило. Глазами не пошевелить. Перед работой забежал в санчасть, спросил пирамидону. Запил таблетку, подмигнул сестре, оставил на стакане темный след пальца. Пошел давать норму. А она разламывается. В обед явился снова. Чтой-то не то. Смерили температуру - нормальная. Дали еще две таблетки. Выпил. Уже и подмигнуть не смог. А от стука вообще смерть. Бух-бух-бух-бух-бух… В цехе-то канонада. Бьет по мозгам. Дали записку в поликлинику. Там тоже за температуру: нет. Врач и так напуганный: бюллетенщики обложили. Что дядя Кузя симулянт, он прямо не сказал, но щупал очень неохотно. Вместо больничного дал еще таблеток: к утру пройдет. А не проходит. Чтобы так затянулся понедельник - с ним еще не бывало. Люди жалеют - а нечего делать. Температуры нет, кровь не течет - что еще надо? Одни советуют в бане попариться, другие - водки с перцем, третьи - на голове постоять, ногами в стену упершись. Ему бы денек отлежаться, да без него кузнечно-прессовый как без рук. Да он и сам их первый враг, прогулов. Как член цехкома и ударник. Думал дотянуть до выходного - не вышло. Хоть лезь на стену. Стало просто выворачивать. Вроде глаза вылезают и тошнит непрерывно. В третий заход врач сдался, послал на снимок. Или решил доказать симуляцию. На снимке дядя Кузя терпеливо сидел в очереди. Потом там выключили свет. Потом свет дали, но рентгенщицы стали обедать, кипятить чай. Тетки, боевые, облученные вдоль и поперек, весело огрызались, ничего не боялись. Они кузнецу даже понравились. Тем более что в очереди от спокойного сидения полегчало. Напились чаю с леденцами, вызвали. Пошел, подставил лоб излучающей трубке. Тоже техника, уважения требует. Потом висок. Потом спросил, куда идти - домой или в цех. Они захмыкали: не их, мол, дело. Он побрел на работу, хоть там остался час. Потом в автобусе домой в микрорайон. Автобус попался трясучий - дух вон. И не то что присесть - зажали, не дохнешь. Кряхтя и мыча чуть доплелся. Не хотелось ни пива, ни раков. Ни сидеть, ни лежать, ни смотреть футбол, ни забивать козла. Соседи даже поразились. Только от боли стучал себя кулаком в лоб и мычал. Утром даже не поднялся - будь что будет. Тут за ним и явились. Тот же врач желдорбольницы, но уже выпучив глаза. «Вы лягте, мы поможем, вы головку вот так, мы подержим…» Дали б больничный, и дома бы отлежался, а так только старуху напугали.
- Сознание не теряли? - приветливо спросил доктор Петрович.
Слово «сознание» имело для дяди Кузи только идейный смысл. От «сознательный» и «несознательный».
- Ну, обмороки были?
За «обморок» дядя Кузя даже обиделся.
- Значит, ничего страшного, - успокоил доктор Рыжиков, как первым делом успокаивал каждого пациента. - А это что? - И дотронулся пальцем до чуть припухшего правого века.
Кузнец чуть дернулся.
- Да искрой обожгло… щипнуло.
- Давно? - внимательней всмотрелся доктор.
- Да уж забыл… Ну, дня четыре… Да не болит она…
- До головы или после? - уточнил доктор Рыжиков.
Дядя Кузя, нарушивший технику безопасности и пренебрегший защитными очками, на этот вопрос отвечал неохотно. Сам расписывался в книге, знал все последствия, о чем теперь речь? А ведь могут навесить за свой счет - не нарушай! Так, что ли? Уж больно он очки не любил. Да кто их надевает? Если все выполнять, что написано да за что расписался, то до работы не дойдешь.
- Бюллетенчик бы мне, - ласково ушел он от вопроса. - Денек передохнуть - и пройдет.
Доктор Рыжиков пообещал бюллетеньчик. Но отдохнуть попросил пока здесь.
- Да дома полежу, не беспокойтесь, - махнул кузнец признательной рукой. И сморщился от головного приступа. - Эк меня!
Эк его, только и осталось сказать. Доктор Рыжиков молча посмотрел на железнодорожного коллегу. Железнодорожный коллега густо побагровел. «Ничего, - подумал доктор Рыжиков. - Значит, еще не все потеряно. Все мы немножко…»
- Ну, есть кузнечный бог, - сказал он, когда дядю Кузю осторожно увели переодевать и укладывать.
Это была не искра, а кусок здоровенной окалины. Осколок, будь это на фронте. Но только из-под молота. И до чего он ловко проскочил в глазную яму мимо глаза и застрял в мозговом веществе! Потом этот снимок годами будут демонстрировать друг другу братья доктора Петровича - нейрохирурги - и объяснять друг другу, что стало бы с дядей Кузей, возьми осколочек миллиметром правее или левее, а также выше или ниже. А так, в горячке выполнения плана дядя Кузя и не заметил, что ранен в голову, в самую ее мякоть.
Дядю Кузю осторожно положили в палату лицом вверх и велели не двигаться. Редко он с таким удовольствием подчинялся. Лежать и смотреть в потолок было делом приятным. Доктор ему тоже понравился как человек свой, мастеровой. Не стал выламываться с этими очками. А главное - никуда больше не посылал, сам все решил. Таких людей дядя Кузя научился ценить за свой век.
Он лежал закрыв глаза, и боль постепенно переставала разламывать череп, собираясь внутрь в одну точку. Где-то рядом шептались соседи, с которыми не мешало бы познакомиться, но он выполнял приказание не вертеть головой и не рыпаться. Поэтому не мог быть вежливым.
Он выпил несколько таблеток, вытерпел укол от сердитой костистой женщины с сжатыми в нитку губами, тихо-мирно уснул. Проснулся и увидел над собой, на фоне белого больничного потолка, незнакомое деликатное лицо красноватого цвета.
- Как вы думаете, - вежливо спросило лицо, - можно подавать на жену в суд или нельзя?
…В это самое время Иван Лукич и выслушал доклад о столь необычном явлении.
- Готовь к операции, - пожевал он губами.
- Какой операции? - мирно спросил доктор Рыжиков.
- Осколок надо извлекать, голубчик!
Тут доктор Рыжиков опять-таки мирно сказал, что извлекать не надо. Что он закрепится и больше ничего там не нарушит. А если ковырять в мозговом веществе…
Но доктор Черныш его по-профессорски оборвал. Сегодня ничего, а завтра железяка перережет сосуд, и человек погибнет. А человек-то, видно, неплохой, работник. Так или не так?
Доктор Рыжиков сказал, что не так. Тут Доктор Рыжиков и сказал, что консервативная тактика (если так можно выразиться) спасла бы жизнь сенатору Кеннеди, а вот такая погубила.
- Наверное, Юрий Петрович считает и вас таким же хирургом-убийцей, - вот тут-то и сказала Ада Викторовна.
Доктор Рыжиков на это не прореагировал и сказал, что он операцию делать не будет, а будет лечить консервативно.
- Юрий Петрович думает, что он тут один царь и бог, - премило улыбнулась Ада Викторовна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106