– Эка, пожаловать! Земля-то не моя.
– Верно. Но и не крымцев. Ничейная она, сохи пахаря ожидаючи истомилась.
Долго сидел в раздумье Иван Васильевич, вполне понимая, какой дерзкий шаг предстоит ему сделать, прими он совет князя Воротынского, и как взбесятся хан крымский и султан турецкий. Прикидывал, настало ли время для этого шага. Князь же Михаил Воротынский терпеливо ждал, готовя убеждения, если государь смалодушничает. Наконец Иван Васильевич заявил решительно:
– Беру! После приговора думы первым делом отправляй к ним воевод с обозами, с грамотами моими жалованными, с землемерами. Накажи, чтоб как детям боярским меряли бы и под пашни, и под перелог.
– Впятеро, а то и больше сторож потребуется для новых засек. Казаков бы звать, кто хочет. На жалование или с землей, на выбор. Да чтоб с детьми боярскими их тоже уравнять.
– Дельно. Согласен вполне.
– Сторожи и крепости всей землей рубить. Слать туда для жизни тоже отовсюду. И добровольно, и по указу воевод.
– Роспись составь. Бояре ее утвердят. Только Вологду не трожь. И Холмогоры с Архангельском.
– Там лучшие мастера…
– Сказал, не трожь, стало быть – не трожь!
Князь Михаил Воротынский знал, что государь Иван Васильевич строит в Вологде флот, не раззванивая особенно об этом во все колокола. Хотел царь всея Руси вывести его в Балтийское море неожиданно для шведов, датчан, поляков. Но знал Воротынский и то, что уже двадцать боевых кораблей ждут своего часа в устье Кубены, чтоб по повелению царскому быть переведенными в Онегу, оттуда по Свири в Ладогу, а дальше по Неве, мимо Новогорода, в море вольное. Дело, как считал Воротынский, сделано, оттого можно почти всех мастеров и подмастерии поставить на рубку крепостей в тех же вологодских лесах.
Разумно, конечно, если бы не одна загвоздка: царь продолжал строить корабли, теперь уже в тайне от своих бояр и князей. Еще целых двадцать штук повелел построить, крепче прежних и более остойчивых, ибо судьба им была определена иная: путь по бурным студеным морям. То планомерное уничтожение знатных русских родов, к чему уже приступил самовластец, а более того – дела будущие, внушали ему страх, вот он и готовил себе путь бегства из России в Англию. Вместе с казной государственной, которая перевезена была уже в Вологду и хранилась в специально для нее построенных каменных тайных погребах под охраной верных псов-опричников. Да и опричнина-то была им придумана, чтобы выкрутиться из сложного положения, в какое он попал, увезя всю казну из Москвы. Грабя купцов пошлинами, но главное, беря взаймы крупные суммы у монастырей, у удельных князей, он создал вторую казну, а после опричнины все долги свои перепоручил земщине, князей же, кому был должен, уничтожал, забирая их остальное имение себе.
Царь Иван не любил России, да он и не считал себя славянином, а тем более – русским. Куча дьяков давно уже парила лбы, чтобы вывести его родословную от Августа и Прусса, пристегнуть его к баварскому дому. Только куда денешься от Глинских, знатных предательством?
Чего-то не ведал князь Воротынский, чего-то не понимал в коварных замыслах государя своего, оттого и удивлялся резкому запрету Ивана Васильевича включить в роспись Вологду и поморские города и становища. Но удивляйся, не удивляйся, а остается одно: продолжать выторговывать у царя милости. Пока он в хорошем расположении духа.
– Челом бью, государь, подьячего Мартына Логинова очинить дьяком. Разумен. Старателен. Пусть порубежное дело ведет.
– Дьяком, говоришь? Ладно, уважу. Что еще?
– Бояр бы мне четверых.
– Обещал, исполню. Укажи кого. Еще?
– Триболы повели ковать в Пушкарском дворе московском, в Алатыре, Серпухове, Туле, в Пскове, Великом и Нижнем Новгородах. В порубежных уделах княжеских тоже ковать. Станем раскидывать перед бродами да еще в бойких местах перед засеками. А пригляд бы тому делу имели Бранный и Пушкарский приказы.
– Самим коней своих не покалечить бы, забывшись.
– Не должно бы. Ну, а у кого ума мало, сам свой ущерб на себя возьмет. Не из твоей, государь, казны. Пару лет триболам жизни, потом ржа съест. Даже тем, у кого память коротка, не сделают триболы зла.
– Тогда ладно. Велю. Еще?
– Все. Дьяку Логинову читать в думе Устав?
– Ему.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Дума собралась накануне дня Святого Ильи Муромца – знатного порубежника Киевской Руси. Бояре думные внимательно слушали Логинова, который, даже не в состоянии скрыть своей радости и гордости, читал прерывающимся от волнения голосом «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе»:
– По государеву, цареву и великого князя всея Руси приказу боярин Михаил Иванович Воротынский приговорил с детьми боярскими, с станичными головами и с станичники о путивльских, и о тульских, и о рязанских, и о мещерских станицах, о всех украинах о дальних и о ближних, и о месячной сторожех, и о сторожех из каждого города, к которому урочищу станичникам повиднее и прибыльнее ездити, и на которых сторожах и из которых городов и по скольку человек сторожей на которой стороже ставити, которые б сторожи были усторожливы от крымские и ногайские стороны, где б было государеву делу прибыльнее, и государевым украинам было бережнее, чтоб воинские люди на государевы украины войною безвестно не приходили, а станичникам бы к своим урочищам ездити и сторожем стояти в тех местах, которые б места были усторожливы, где бы им воинских людей можно устеречь… А стояти сторожем на стороже с конь не сседая, переменяясь и ездити по урочищам, переменяясь направо и налево по два человека по наказам, каковы им наказы дадут воеводы. А станов им не делати, а огни класть не в одном месте. Коли кому сварити, и тогды огня в одном месте не к ласти дважды. А в коем месте кто полдневал, и в том месте не ночевать, а где кто ночевал, и в том месте не полдневать. А в лесах им не ставица, а ставица им в таких местах, где было бы усторожливо…
«Слава Богу, с расстановками читает. Не ударил в грязь лицом», – довольно думал князь Михаил Воротынский, слушая Логинова и мысленно подбадривая его.
Когда дьяк Логинов окончил чтение «Приговора…», а затем тягловую роспись почти всем российским городам, он еще раз развернул чертеж новых засечных линий, хотя каждому из думных прежде уже показывал, и, поклонившись государю Ивану Васильевичу, молвил покорно:
– На твой суд, государь. – После чего поклонился всей думе, сидевшей чинно по лавкам у стен. – На ваш суд, бояре и дьяки думные.
Замечаний не было. Однако и хвалить не торопились. Все понимали, какое важное для отечества дело они решают и какое нелегкое. Построить крепости – не вопрос; поделать засеки с волчьими ямами, наковать триболы, набрать и вооружить гарнизоны, заселить новые земли – тоже решаемо, хотя и не как по маслу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138