Более того, Адашев с Сильвестром на двух лавках умоститься намереваются. Вот такие дела, бояре думные.
– Звать их сюда нужно. Добром не явятся, стрельцов слать, государя на то дозволения испросив!
– Посланы вестовые во второй раз, – успокоил Михайлов. – Со строгим словом государя нашего. А не прибудут станет, тогда уж иное дело. Тогда – бунт, стало быть. Для бунтарей место ведомо какое: Казенный двор!
До крайности не дошло. Как бы ни хорохорились сторонники князя Владимира Андреевича, но строгого повеления царя не ослушались. Прибыли в трапезную. Но не смиренными подданными пожаловали, а упрямыми супротивниками, имея надежду склонить на свою сторону и тех, кто стоит за Дмитрия. Кроме, конечно, Захарьиных, сродственников великой княгини. Только вышло так, что в атаку кинулся первым Михаил Воротынский. И не на бояр, прильнувших к Владимиру Андреевичу, а самого претендента на престол взял в оборот:
– Креста на тебе нет что ли, свет Владимир Андреевич? Брат твой на смертном одре, а ты, похоже, даже рад этому. Иль Божьей кары не страшишься?
– По какому праву?! – возмутился князь Владимир Андреевич, – наставляешь меня, брата царева??
– По праву рода своего! По праву ближнего боярина царева, по праву слуги государей наших Ивана Васильевича и сына его, Дмитрия!
– Мне трон наследовать, а не Дмитрию! И не слуга я дитяти несмышленыша!
– Уйми гордыню, князь! Ты такой же слуга, как и я. Мы с тобой оба князья служилые. Дворяне мы с тобой. Вот кто мы.
Даже ярые сторонники царя Ивана Васильевича и Дмитрия оробели от столь резких слов, кои швырял в лицо претенденту на престол Михаил Воротынский, ибо понимали: случись победа Владимира Андреевича, не сносить дерзкому князю головы.
А Воротынский наседал:
– Целуй, князь Владимир Андреевич, святой крест животворящий и своим доброхотам повели присягой крепить духовную!
Адашев слово вставил:
– Царю всея Руси да и сыну его почему не присягнуть? Только ведь, не им крест целовать, а Захарьиным. Вот в чем закавыка.
Князь Иван Пронский тоже масла в огонь подлил:
– Да и к присяге кто приводит! Крамольники? Сколько лет в подземелье цепями гремели за измену?!
Вспыхнули гневом лица братьев Воротынских, Владимир шагнул было к Пронскому, чтобы за грудки схватить, но Михаил положил ему руку на плечо, посоветовал мягко:
– Не горячись. Тебе к присяге приводить, а не в потасовку ввязываться.
Затем, тоже сдерживая гнев и стараясь говорить спокойно, ответил князю Пронскому:
– Верно, князь Иван, верно. Крамольники мы с Владимиром. Только прежде чем упрекать, раскинь, князь, умишком: мы, изменники, зовем тебя, праведника, дать клятву верности государю нашему и сыну его. Мы, крамольники, уже присягнули, а ты, кристальная твоя душа, не желаешь. Как это назвать, а, князь Иван Пронский-Турунтай?
Одобрительный гул в трапезной. Даже смех вспыхнул было, не смотря на трагичность обстановки. Достойно оценили князья и бояре ловкий ответ Михаила Воротынского. Очень важно и то, что предотвращена выдержкой Михаила Воротынского потасовка, но не менее важно и то, что осмелели и другие сторонники Ивана Васильевича. Даже державшие себя с какой-то непонятной робостью Захарьины-Юрьевы, будто виновные в чем-то, взбодрились и уже не глотали молча обвинения в желании захватить безраздельное господство в думе. Тем более что дьяк Михайлов их подстегнул:
– Иль прикидываете, захватив трон, князь Владимир Андреевич пощадит вас и наследника престола? Как бы не так. Вы станете первыми его жертвами. Жизнь ваша на кону, а вы – робкие овечки.
Не вдруг, но начали целовать крест, по одиночке, правда, сторонники Владимировы. Вот уже разделились супротивники на половину, ни у кого нет перевесу, и тут подступил к Михаилу Воротынскому князь Иван Шуйский. Указал жестом в дальний угол и предложил:
– Поговорить ладком нужда есть.
– Что ж, если есть нужда, поговорим, – ответил Михаил Воротынский. – Отчего же не поговорить.
Первым начал Шуйский:
– Как ты, князь Михаил, так и я – Владимировичи мы. Руками рода нашего издревле земля русская множилась и крепла, теперь вот нам Богом определено боронить ее от врагов, блюсти ее честь. Мы – не Гедеминовичи, которые к Литве нос воротят. Для нас выгода державы российской – главное, а ты, князь, похоже, только о государе печешься.
– Не едино ли то – государство и держава? Государю поперек встанешь, державству урон…
– Заблудно мыслишь. Если правда государя и правда верных слуг его едина, тогда верно – все ладом, но если правды эти разнятся, великий вред державе грядет.
– Иль не ходил ты на Казань? Рать слезами умывалась, восторгаясь государем своим! Выйди в город, сколько людишек собралось! Вся Москва, почитай. Люб государь и рати, и холопам.
– Да не о том слово мое. Вспомни, с чего Иван начинал. Тем, говорю тебе, и кончит. Поверь моему слову. Вижу, страшное время грядет. Не упустят Траханиоты, Ралевы, Глинские и иже с ними своего, подомнут Ивана под себя, принудят петь под свою дудку.
– В самочинстве малолетнего государя и Шуйские преуспели.
– Нет и нет! Мы не враги себе и земле русской.
– Еще и прежде, в Иваново малолетство, показали себя Шуйские. Мать его даже не пощадили. Россия стоном стонала, кровью и слезами умывалась. Клевреты ваши…
– Вранье! Напраслина! Лихоимцы, те – стонали и живота лишались. Приживалы иноземные стонали, кому Россия – дойная корова. Только…
– Пусть так, но отчего тогда ни одного опального из подземелий не вызволили Шуйские, кого Елена с Овчиной оковали лишь по навету. Даже нас с братом, Владимировичей, кто, как ты, князь, сказываешь, за землю русскую в ответе. Могу ли веру к вам, Шуйским, иметь?
– Грех берешь на душу, князь Михаил. Шуйские – старшая ветвь Александра Невского. Нам править Россией самим Богом предопределено, не исхитрись бы Калита с милостыней к бедным и страждущим, со смирением лизоблюда к татарским ханам, с коварством паука к братьям и родичам своим. Всех опутал паутиной, у всех соки высосал до конца. А род Шуйских – главный род русской державы. Да и сам он истинно русский, нет в нашей крови ничего чужого. Нам блюсти интересы державные!
– Бодливой корове Бог рогов не дает.
– А погляди на кровь Иванову да Дмитрия, кого в цари нам навязывают? Иван наполовину грек, наполовину черт те кто, то ли литвинин, то ли серб, а может, Овчинина кровушка в его жилах течет. У Дмитрия же еще и прусской прибавилось. Великая-то княгиня от кого? От Кобылы. Переметчика из Пруссии. А сколько волка не корми, он все одно в лес смотрит.
– Корень государева рода и мне, князь, не хуже тебя известен. Если брать великую княгиню Софью, она по отцу цесаревской крови, по матери род ее от италийского знаменитого вельможи, равного нашему светлому князю удельному, нам с тобой равному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
– Звать их сюда нужно. Добром не явятся, стрельцов слать, государя на то дозволения испросив!
– Посланы вестовые во второй раз, – успокоил Михайлов. – Со строгим словом государя нашего. А не прибудут станет, тогда уж иное дело. Тогда – бунт, стало быть. Для бунтарей место ведомо какое: Казенный двор!
До крайности не дошло. Как бы ни хорохорились сторонники князя Владимира Андреевича, но строгого повеления царя не ослушались. Прибыли в трапезную. Но не смиренными подданными пожаловали, а упрямыми супротивниками, имея надежду склонить на свою сторону и тех, кто стоит за Дмитрия. Кроме, конечно, Захарьиных, сродственников великой княгини. Только вышло так, что в атаку кинулся первым Михаил Воротынский. И не на бояр, прильнувших к Владимиру Андреевичу, а самого претендента на престол взял в оборот:
– Креста на тебе нет что ли, свет Владимир Андреевич? Брат твой на смертном одре, а ты, похоже, даже рад этому. Иль Божьей кары не страшишься?
– По какому праву?! – возмутился князь Владимир Андреевич, – наставляешь меня, брата царева??
– По праву рода своего! По праву ближнего боярина царева, по праву слуги государей наших Ивана Васильевича и сына его, Дмитрия!
– Мне трон наследовать, а не Дмитрию! И не слуга я дитяти несмышленыша!
– Уйми гордыню, князь! Ты такой же слуга, как и я. Мы с тобой оба князья служилые. Дворяне мы с тобой. Вот кто мы.
Даже ярые сторонники царя Ивана Васильевича и Дмитрия оробели от столь резких слов, кои швырял в лицо претенденту на престол Михаил Воротынский, ибо понимали: случись победа Владимира Андреевича, не сносить дерзкому князю головы.
А Воротынский наседал:
– Целуй, князь Владимир Андреевич, святой крест животворящий и своим доброхотам повели присягой крепить духовную!
Адашев слово вставил:
– Царю всея Руси да и сыну его почему не присягнуть? Только ведь, не им крест целовать, а Захарьиным. Вот в чем закавыка.
Князь Иван Пронский тоже масла в огонь подлил:
– Да и к присяге кто приводит! Крамольники? Сколько лет в подземелье цепями гремели за измену?!
Вспыхнули гневом лица братьев Воротынских, Владимир шагнул было к Пронскому, чтобы за грудки схватить, но Михаил положил ему руку на плечо, посоветовал мягко:
– Не горячись. Тебе к присяге приводить, а не в потасовку ввязываться.
Затем, тоже сдерживая гнев и стараясь говорить спокойно, ответил князю Пронскому:
– Верно, князь Иван, верно. Крамольники мы с Владимиром. Только прежде чем упрекать, раскинь, князь, умишком: мы, изменники, зовем тебя, праведника, дать клятву верности государю нашему и сыну его. Мы, крамольники, уже присягнули, а ты, кристальная твоя душа, не желаешь. Как это назвать, а, князь Иван Пронский-Турунтай?
Одобрительный гул в трапезной. Даже смех вспыхнул было, не смотря на трагичность обстановки. Достойно оценили князья и бояре ловкий ответ Михаила Воротынского. Очень важно и то, что предотвращена выдержкой Михаила Воротынского потасовка, но не менее важно и то, что осмелели и другие сторонники Ивана Васильевича. Даже державшие себя с какой-то непонятной робостью Захарьины-Юрьевы, будто виновные в чем-то, взбодрились и уже не глотали молча обвинения в желании захватить безраздельное господство в думе. Тем более что дьяк Михайлов их подстегнул:
– Иль прикидываете, захватив трон, князь Владимир Андреевич пощадит вас и наследника престола? Как бы не так. Вы станете первыми его жертвами. Жизнь ваша на кону, а вы – робкие овечки.
Не вдруг, но начали целовать крест, по одиночке, правда, сторонники Владимировы. Вот уже разделились супротивники на половину, ни у кого нет перевесу, и тут подступил к Михаилу Воротынскому князь Иван Шуйский. Указал жестом в дальний угол и предложил:
– Поговорить ладком нужда есть.
– Что ж, если есть нужда, поговорим, – ответил Михаил Воротынский. – Отчего же не поговорить.
Первым начал Шуйский:
– Как ты, князь Михаил, так и я – Владимировичи мы. Руками рода нашего издревле земля русская множилась и крепла, теперь вот нам Богом определено боронить ее от врагов, блюсти ее честь. Мы – не Гедеминовичи, которые к Литве нос воротят. Для нас выгода державы российской – главное, а ты, князь, похоже, только о государе печешься.
– Не едино ли то – государство и держава? Государю поперек встанешь, державству урон…
– Заблудно мыслишь. Если правда государя и правда верных слуг его едина, тогда верно – все ладом, но если правды эти разнятся, великий вред державе грядет.
– Иль не ходил ты на Казань? Рать слезами умывалась, восторгаясь государем своим! Выйди в город, сколько людишек собралось! Вся Москва, почитай. Люб государь и рати, и холопам.
– Да не о том слово мое. Вспомни, с чего Иван начинал. Тем, говорю тебе, и кончит. Поверь моему слову. Вижу, страшное время грядет. Не упустят Траханиоты, Ралевы, Глинские и иже с ними своего, подомнут Ивана под себя, принудят петь под свою дудку.
– В самочинстве малолетнего государя и Шуйские преуспели.
– Нет и нет! Мы не враги себе и земле русской.
– Еще и прежде, в Иваново малолетство, показали себя Шуйские. Мать его даже не пощадили. Россия стоном стонала, кровью и слезами умывалась. Клевреты ваши…
– Вранье! Напраслина! Лихоимцы, те – стонали и живота лишались. Приживалы иноземные стонали, кому Россия – дойная корова. Только…
– Пусть так, но отчего тогда ни одного опального из подземелий не вызволили Шуйские, кого Елена с Овчиной оковали лишь по навету. Даже нас с братом, Владимировичей, кто, как ты, князь, сказываешь, за землю русскую в ответе. Могу ли веру к вам, Шуйским, иметь?
– Грех берешь на душу, князь Михаил. Шуйские – старшая ветвь Александра Невского. Нам править Россией самим Богом предопределено, не исхитрись бы Калита с милостыней к бедным и страждущим, со смирением лизоблюда к татарским ханам, с коварством паука к братьям и родичам своим. Всех опутал паутиной, у всех соки высосал до конца. А род Шуйских – главный род русской державы. Да и сам он истинно русский, нет в нашей крови ничего чужого. Нам блюсти интересы державные!
– Бодливой корове Бог рогов не дает.
– А погляди на кровь Иванову да Дмитрия, кого в цари нам навязывают? Иван наполовину грек, наполовину черт те кто, то ли литвинин, то ли серб, а может, Овчинина кровушка в его жилах течет. У Дмитрия же еще и прусской прибавилось. Великая-то княгиня от кого? От Кобылы. Переметчика из Пруссии. А сколько волка не корми, он все одно в лес смотрит.
– Корень государева рода и мне, князь, не хуже тебя известен. Если брать великую княгиню Софью, она по отцу цесаревской крови, по матери род ее от италийского знаменитого вельможи, равного нашему светлому князю удельному, нам с тобой равному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138