но вот как к этому отнесутся крымцы, это – вопрос. Как Литва с Польшей посмотрят? Как Турция? Да и Персия может из дружественной стать враждебной. Хватит ли тех полков, какие Разрядный приказ каждую весну (так завел еще Иван Великий) высылает на Оку, и не разумней ли на какое-то время отступиться от Ливонии? Мало кто не понимал этого, но все помалкивали, ибо у всех свежа была в памяти расправа с Адашевым и Сильверстом, со всеми их сторонниками. И даже Иван Вельский, назначенный на это лето главным воеводой окских полков, ответил на вопрос царя, управится ли он, если Гирей нагрянет, уклончиво:
– Бог даст, нынче не пойдет хан крымский.
Надежда такая, впрочем, была и у князя Михаила Воротынского. Он почти одновременно получил известие и от Челимбека, и от ципцана, что Девлет-Гирей готовит поход основательно, ждет от султана тяжелые пушки и янычар, склоняет к участию в походе тех ногайских князей, кто лишь делает вид, что дружен с русским царем, шлет послов в Хорезм и Ургенч, в Бухар и Самарканд, нанимает генуэзцев и немцев, рассчитывает собрать огромное войско к весне следующего года, а на эту весну намечает лишь большую охоту в Диком Поле. Однако князь Воротынский не исключал набега и в этом году, поэтому после думы намеревался сказать царю о сообщениях доброхотов, посоветовать усилить гарнизоны южных городов, послать ратников в монастыри, сделав их более стойкими, но главное – добавить полков князю Ивану Вельскому. Лишним, как считал Воротынский, это не станет.
Дума, тем временем, утвердила все, что представлено было ей Логиновым и Воротынским, лишь в одном вышла досадная промашка, как посчитал Михаил Воротынский, которую он думал легко подправить с помощью государя. Князь, как и договаривался прежде с царем, требовал себе четверых бояр, предложив даже имена их, но кто-то без его ведома изменил его требования, и дума, ни в чем не сомневаясь, утвердила ему троих бояр: Никифора Двужила, Коему Никифоровича и Николая Селезня. Фрол Фролов оказался обойденным.
Правда дума, опять же в обход княжеским предложениям, утвердила и представленных Разрядным приказом помощников ему: князя Михаила Тюфякина, дьяка Ржевского – для свидетельствования и назначения сторож на местах со стороны крымской, и Юрия Булгакова – с ногайской стороны.
Что скажешь, ратники знатные, хорошо знающие Степь. На порубежье не один год провели. Их можно сразу же посылать к тайным казачьим ватагам, а после того пусть определяют согласно чертежам, где какой стороже стоять, где головам станичным и стоялым быть, городам подходящие места изыскивать. А чтоб ускорить все, послать на украины царевы и в Поле Никифора с сыном и Селезня – бояр новоиспеченных княжеских. Они тоже не подведут.
«Фрола придется возле себя оставить. Не по плечу ему роспись сторож, – прикидывал Михаил Воротынский. – Добьюсь ему боярства, еще услужливей станет».
Себе он определил участок новой засеки, что намечена была от Калуги до Почепа. Причем выехать туда собирался сразу же после разговора с царем Иваном Васильевичем. Планировал так: через Тулу сразу на Почеп, а уж оттуда до Калуги, потом – в Тверь. Ей расписано строить вместе с порубежными городами эту новую оборонительную линию. Иван Васильевич, к удивлению Михаила Воротынского, без проволочек пригласил его в комнату для тайных бесед, со вниманием выслушал об известиях нойона и ципцана. Ответ царя, однако, изрядно огорчил князя.
– Главная рать мне в Ливонии нужней. А охотиться хану кто запретит? Пусть охотится. Пойти он нынче не пойдет. Доброхоты твои правы. Я уповаю на посольство, какое послал к Селиму поздравить с воцарением на престол. Новосильцев – посол мой – муж умный и ловкий. Он убедит Селима, что я не враг веры магометанской. Царь Шигалей славит Магомета, Саип-Булат Касимовский – тоже, Кайбула-царевич – в своей вере, Ибак – тоже. Князья ногайские, приказные – все сплошь своего бога славят. Известие от Новосильцева я уже получил. Ладно у него складывается. Селим, он сообщает, совсем в другую сторону нынче глядит: просит у Сигизмунда Киева, чтобы, дескать, Россию сподручней воевать. Только, разумею, он не для этого к Киеву руки свои тянет, и Сигизмунд это вполне понимает. Станет с Селимом играть, как кошка с мышкой. Волынка та год да другой протянется. Так что не стоит этим летом ждать крымцев. На следующее, если что. Тесть мой, Темгрюк, к тому же, беспокоить Девлетку станет. А я в угодность Селиму и Девлетке согласился порушить в Кабарде крепости новые.
– Все так, только у меня есть и иная мысль: прознает хан крымский, что берешь ты под свою руку казаков низовских, поведет тумены, на охоту собранные, к Москве.
– Иван Вельский заступит путь. Сам я тоже в Коломне буду. С сыном. И в Серпухове тоже.
– Еще челом бью, государь: Фрола Фролова Разрядный приказ обошел боярством. Дай ему чин своей волей.
– Не известно мне, отчего Разрядный приказ не согласный с тобой, князь. Дознаюсь. Если недогляд, повелю исправить.
Выходит, отказ. Но почему? Если, как говорил в свое время воевода Казенного двора, служит Фрол и Богу и дьяволу, тогда его никак не обошли бы вниманием. Но что тогда иное? Возможно, отказался стать соглядатаем опричной своры? Вот самовластец и недоволен. Скорее всего, именно так. Малую паузу нарушил сам же Иван Васильевич:
– Поезжай, князь, как задумал. Не забивай голову суетными мыслями. Дела славные тебя ждут.
Оно, конечно, верно, только как от грешных мыслей отмахнешься? Что Фролу сказать на его вопросительный взгляд? Решил не объясняться со стремянным, будто ничего не произошло, хотя и чувствовал по отношению к нему себя гадко. «Ничего, все равно добьюсь у Ивана Васильевича ему чина. Добьюсь! Тогда и расскажу все…»
К удовлетворению князя Михаила Воротынского Фрол Фролов повел себя так, словно и в самом деле ничего необычного не случилось. Прежде, бывало, как ни старался, не мог он скрыть обиды, когда его обходили вниманием, теперь же не выказывал, слава Богу, ни малейшего недовольства. Вроде бы даже обрадовался, когда услышал, что остается при княжеском стремени и что через день выедут они в Почеп.
– Загодя все сготовлю к выезду, – заверил он князя и лишь спросил: – Сколько охраны?
– Не больше дюжины дружинников.
– Верно. Спорей путь, когда малое число свиты. Не обузно.
Михаил Воротынский ждал, что в пути, на привалах либо на ночевках полюбопытствует Фрол, отчего обойден, но дни шли за днями, а он даже не пытался заговорить о боярстве, словно оно его вовсе не волнует. Был Фрол как всегда жизнерадостен и услужлив.
Более трех недель они в пути. Распорядил князь Михаил Воротынский места для сторож и для самой засечной полосы уже в Стародубе, в Брянске, в Серпейске, осталась самая малость до Калуги, когда вдруг прискакал к нему вестовой от князя Ивана Вельского, главного воеводы окской рати, что Девлет-Гирей переправился уже через Оку между полками Правой и Левой руки, и те остались не у дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
– Бог даст, нынче не пойдет хан крымский.
Надежда такая, впрочем, была и у князя Михаила Воротынского. Он почти одновременно получил известие и от Челимбека, и от ципцана, что Девлет-Гирей готовит поход основательно, ждет от султана тяжелые пушки и янычар, склоняет к участию в походе тех ногайских князей, кто лишь делает вид, что дружен с русским царем, шлет послов в Хорезм и Ургенч, в Бухар и Самарканд, нанимает генуэзцев и немцев, рассчитывает собрать огромное войско к весне следующего года, а на эту весну намечает лишь большую охоту в Диком Поле. Однако князь Воротынский не исключал набега и в этом году, поэтому после думы намеревался сказать царю о сообщениях доброхотов, посоветовать усилить гарнизоны южных городов, послать ратников в монастыри, сделав их более стойкими, но главное – добавить полков князю Ивану Вельскому. Лишним, как считал Воротынский, это не станет.
Дума, тем временем, утвердила все, что представлено было ей Логиновым и Воротынским, лишь в одном вышла досадная промашка, как посчитал Михаил Воротынский, которую он думал легко подправить с помощью государя. Князь, как и договаривался прежде с царем, требовал себе четверых бояр, предложив даже имена их, но кто-то без его ведома изменил его требования, и дума, ни в чем не сомневаясь, утвердила ему троих бояр: Никифора Двужила, Коему Никифоровича и Николая Селезня. Фрол Фролов оказался обойденным.
Правда дума, опять же в обход княжеским предложениям, утвердила и представленных Разрядным приказом помощников ему: князя Михаила Тюфякина, дьяка Ржевского – для свидетельствования и назначения сторож на местах со стороны крымской, и Юрия Булгакова – с ногайской стороны.
Что скажешь, ратники знатные, хорошо знающие Степь. На порубежье не один год провели. Их можно сразу же посылать к тайным казачьим ватагам, а после того пусть определяют согласно чертежам, где какой стороже стоять, где головам станичным и стоялым быть, городам подходящие места изыскивать. А чтоб ускорить все, послать на украины царевы и в Поле Никифора с сыном и Селезня – бояр новоиспеченных княжеских. Они тоже не подведут.
«Фрола придется возле себя оставить. Не по плечу ему роспись сторож, – прикидывал Михаил Воротынский. – Добьюсь ему боярства, еще услужливей станет».
Себе он определил участок новой засеки, что намечена была от Калуги до Почепа. Причем выехать туда собирался сразу же после разговора с царем Иваном Васильевичем. Планировал так: через Тулу сразу на Почеп, а уж оттуда до Калуги, потом – в Тверь. Ей расписано строить вместе с порубежными городами эту новую оборонительную линию. Иван Васильевич, к удивлению Михаила Воротынского, без проволочек пригласил его в комнату для тайных бесед, со вниманием выслушал об известиях нойона и ципцана. Ответ царя, однако, изрядно огорчил князя.
– Главная рать мне в Ливонии нужней. А охотиться хану кто запретит? Пусть охотится. Пойти он нынче не пойдет. Доброхоты твои правы. Я уповаю на посольство, какое послал к Селиму поздравить с воцарением на престол. Новосильцев – посол мой – муж умный и ловкий. Он убедит Селима, что я не враг веры магометанской. Царь Шигалей славит Магомета, Саип-Булат Касимовский – тоже, Кайбула-царевич – в своей вере, Ибак – тоже. Князья ногайские, приказные – все сплошь своего бога славят. Известие от Новосильцева я уже получил. Ладно у него складывается. Селим, он сообщает, совсем в другую сторону нынче глядит: просит у Сигизмунда Киева, чтобы, дескать, Россию сподручней воевать. Только, разумею, он не для этого к Киеву руки свои тянет, и Сигизмунд это вполне понимает. Станет с Селимом играть, как кошка с мышкой. Волынка та год да другой протянется. Так что не стоит этим летом ждать крымцев. На следующее, если что. Тесть мой, Темгрюк, к тому же, беспокоить Девлетку станет. А я в угодность Селиму и Девлетке согласился порушить в Кабарде крепости новые.
– Все так, только у меня есть и иная мысль: прознает хан крымский, что берешь ты под свою руку казаков низовских, поведет тумены, на охоту собранные, к Москве.
– Иван Вельский заступит путь. Сам я тоже в Коломне буду. С сыном. И в Серпухове тоже.
– Еще челом бью, государь: Фрола Фролова Разрядный приказ обошел боярством. Дай ему чин своей волей.
– Не известно мне, отчего Разрядный приказ не согласный с тобой, князь. Дознаюсь. Если недогляд, повелю исправить.
Выходит, отказ. Но почему? Если, как говорил в свое время воевода Казенного двора, служит Фрол и Богу и дьяволу, тогда его никак не обошли бы вниманием. Но что тогда иное? Возможно, отказался стать соглядатаем опричной своры? Вот самовластец и недоволен. Скорее всего, именно так. Малую паузу нарушил сам же Иван Васильевич:
– Поезжай, князь, как задумал. Не забивай голову суетными мыслями. Дела славные тебя ждут.
Оно, конечно, верно, только как от грешных мыслей отмахнешься? Что Фролу сказать на его вопросительный взгляд? Решил не объясняться со стремянным, будто ничего не произошло, хотя и чувствовал по отношению к нему себя гадко. «Ничего, все равно добьюсь у Ивана Васильевича ему чина. Добьюсь! Тогда и расскажу все…»
К удовлетворению князя Михаила Воротынского Фрол Фролов повел себя так, словно и в самом деле ничего необычного не случилось. Прежде, бывало, как ни старался, не мог он скрыть обиды, когда его обходили вниманием, теперь же не выказывал, слава Богу, ни малейшего недовольства. Вроде бы даже обрадовался, когда услышал, что остается при княжеском стремени и что через день выедут они в Почеп.
– Загодя все сготовлю к выезду, – заверил он князя и лишь спросил: – Сколько охраны?
– Не больше дюжины дружинников.
– Верно. Спорей путь, когда малое число свиты. Не обузно.
Михаил Воротынский ждал, что в пути, на привалах либо на ночевках полюбопытствует Фрол, отчего обойден, но дни шли за днями, а он даже не пытался заговорить о боярстве, словно оно его вовсе не волнует. Был Фрол как всегда жизнерадостен и услужлив.
Более трех недель они в пути. Распорядил князь Михаил Воротынский места для сторож и для самой засечной полосы уже в Стародубе, в Брянске, в Серпейске, осталась самая малость до Калуги, когда вдруг прискакал к нему вестовой от князя Ивана Вельского, главного воеводы окской рати, что Девлет-Гирей переправился уже через Оку между полками Правой и Левой руки, и те остались не у дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138