– Я настояла, чтобы мои родители перебрались из Шампани в Париж. И я буду скульптором, что бы они ни говорили.
– О, я допускаю, что в чем-то вы вполне взрослый человек, мадемуазель, – сказал он. Ему и нравилась эта молодая женщина и чем-то смущала его: она так отличалась от всех, кого он встречал. Ее отзывчивость, понимание с полуслова грели ему душу, но она – еще не распустившийся бутон, а он…господи… Он вдруг почувствовал себя таким стариком!
– Вы придаете слишком большое значение возрасту, – сказала она. – И Гюго тоже?
– Гюго! – Их взгляды снова встретились, на этот раз надолго. И тогда обоим показалось, что темноту прорезали яркие лучи света.
– Спасибо, мадемауазель, вы мне помогли. Мы будем работать в новой мастерской. Как только я ее сниму. Раз в неделю, по субботам.

Глава XXIX
1
Пришла суббота. Огюст, горя от нетерпения и волнуясь, явился в новую мастерскую пораньше, и когда Камилла не опоздала, вздохнул с облегчением.
Новая мастерская, около площади Италии, на пересечении улиц Рубенса и Веронезе, оказалась меньше, чем ожидала Камилла, но была тщательно прибрана, в ней было много света и какой-то особый уют; перед домом – двор, а позади – ухоженный сад. Камиллу, правда, несколько разочаровала чересчур скромная обстановка: из мебели только самое необходимое для работы. Зато ей понравились кованые ворота под высокой сводчатой аркой, мраморный фонтан в центре вымощенного булыжником двора и, огораживающая его, высокая стена.
– Мастерская, – сказал он, – только часть трехэтажного дома. Я снял весь дом, чтобы ничто не мешало.
– Наверху есть жилые комнаты?
– Да. На втором этаже спальня, на случай если вздумается здесь ночевать, а на третьем – кладовая для материалов.
– Все это, должно быть, очень дорого?
– Как все мастерские. Но она того стоит, мадемуазель.
– Вам видней, мэтр. – У нее не хватало смелости возражать ему; а он гордился мастерской, как ребенок новой игрушкой.
– Потратил целый день на поиски. Осмотрел множество, прежде чем остановиться на этой. Вам нравится?
Камилла улыбнулась, довольная, что он все-таки интересуется ее мнением.
– Да-да. Она куда лучше других. Тут спокойно. Тихо.
– Вот и отлично, У меня много планов, которые надо осуществить.
– А что мне делать, мэтр?
– Вы будете просто прогуливаться взад и вперед. Непринужденно, как натурщицы в большой мастерской.
Ей казалось, что она ходит взад и вперед уже много часов, а он еще и не прикоснулся к бумаге. Затем, почти не глядя на нее, сделал десятки набросков. Весь первый день ушел на эскиз головы. И это было все, но, когда он сказал: «До следующей субботы!» – ей вдруг стало весело.
На следующей неделе, хотя она была очень занята в главной мастерской, ей казалось, что время движется чересчур медленно. Помимо бюста мэтр заставил ее работать над деталями для «Врат», преимущественно женскими фигурами. Подсобной работы у нее теперь убавилось, и большую часть времени она уделяла лепке.
В следующую субботу в новой мастерской он вдруг перешел к лепке рук. «У вас прекрасные руки», – проговорил он и, словно устыдившись, умолк. Но стал лепить их с еще большим усердием.
О следующей неделе не было сказано ни слова. И хотя шел сильный дождь, оба явились точно в урочный час. Он отрывисто сказал:
– Поскольку мы уже достаточно знакомы, пора бы перестать величать друг друга «мэтр» и «мадемуазель», а звать друг друга просто по имени.
– Как хотите, мосье.
– Я буду звать вас Камиллой, а вы меня Огюстом, Но не в главной мастерской. Там это неуместно.
Она кивнула, но они по-прежнему держались друг от друга подальше. Весь день прошел в работе. Он не спрашивал, устала ли она, и, только выбившись из сил, прекратил работу. Затем проводил Камиллу через мощеный двор, окруженный высокими стенами. Раньше она восторгалась мраморным фонтаном посреди двора, теперь ей стало почему-то грустно при виде его. Огюст расстался с ней у кованых ворот, еле бросив на прощание короткое «до свиданья». Ни он, ни она не называли друг друга по имени.
2
В последующие недели работа настолько захватила Огюста, что он, казалось, совсем не замечал окружающих, да и Камилла была лишь частью его работы. Рада она или, наоборот, сожалеет, спрашивал он себя. А ему, твердил он себе, лишь бы двигалось дело, а теперь оно шло успешно. Он лепил ее голову, кисти рук, руки – все порознь. Она вдохновляла его – он работал упорно и держался с ней вежливо, – друзья вечно упрекали его за грубость с натурщицами, но при Камилле он старался быть сдержанным. Его мучило желание увидеть ее тело, но он не мог побороть свою робость, чего раньше с ним не случалось. Он страдал от этого искушения и сознавал свою беспомощность. У нее, должно быть, идеальная фигура натурщицы. Как-то в субботу Огюст машинально начал гладить ее руки, чтобы убедиться, правильно ли уловил их линии, но она вся сжалась. Как объяснить ей, что он ничего не может с собой поделать? Что поступает так со всеми моделями. С минуту он смотрел на нее сердитым, удивленным взглядом, затем резко бросил:
– У каждого скульптора свои правила и свои привычки.
Она не слушала – вся во власти страха и желания.
Огюст с негодованием сказал:
– Я не соблазнитель. Камилла молчала.
– Вы можете идти, мадемуазель, – сказал он. – Господи, на что мне модель, которая беспокоится, не остыл ли обед на плите, или опасается за свою невинность.
Она не двигалась с места. И вдруг спросила:
– У меня подходящая для натурщицы фигура? – Может быть.
– Вы хотите увидеть мое тело?
Он пожал плечами – еще бы! Тело есть тело.
– Хотите, чтобы я позировала для «Евы»?
– Спасибо, нет! Хватит с меня этих Ев!
– Чего же вы хотите?
– Это зависит от того, что я увижу.
Она с минуту колебалась, потом сказала:
– Вы отвернетесь, пока я разденусь?
Ему вдруг захотелось крикнуть, что это глупо, но при виде ее смущенной улыбки, он понял без слов: она вверяет ему себя, свое будущее, и послушно повернулся к ней спиной.
Через несколько минут Камилла прошептала:
– Я готова, Огюст. Я около станка.
Сложена она была изумительно, как он и предполагал, ее тело было столь же прекрасно, как и лицо. Идеальное тело натурщицы, ликуя, говорил он себе, именно о таком он и мечтал: белоснежные девственные плечи, длинный изящный торс, тонкая талия, красивые бедра, стройные, хорошо развитые ноги, небольшие, но округлые ягодицы и самое волнующее – высокая грудь. Господи, какие великолепные груди! Еще совершенней, чем он воображал, – высокие, совсем как на египетских фресках, полные, упругие. И он был доволен матово-розовым оттенком ее кожи. Такая кожа прекрасно отражает свет. Наконец-то перед ним тело, достойное мрамора!
Камилла не узнавала мэтра, так он преобразился. Его глаза сияли, лицо горело, порывистым шагом он подошел к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172