– Вы делаете меня слишком толстым, – заметил он.
– Но у вас второй подбородок, – сказал Огюст, стараясь быть вежливым.
– Не такой уж обширный. Разве вы не знаете, что такое быть скульптором?
Озадаченный Огюст еще раз обследовал полузаконченный бюст. Он вполне соответствовал действительности: доктор Арно был круглолицым и толстым.
Заказчик, рассерженный тупостью скульптора, грозно потребовал, чтобы тот изменил бюст; кроме того, он вообще чувствовал себя неловко здесь: и от мастерской и от самого скульптора так и несло нищетой.
Хотя на улице стоял пронизывающий холод, а в мастерской было лишь чуть теплее, Огюст работал с засученными рукавами; он еще раз внимательно изучил доктора Арно, нет, он не станет кривить душой. Ни за что на свете. И все же он попытался тактично убедить доктора, что ему потребуется всего лишь час, чтобы полностью закончить заготовку.
– Но только один час, Роден, – повторил доктор. – Я очень занятый человек.
Огюст работал с лихорадочной торопливостью, а сам думал, что у доктора маленькая голова и толстое лицо, а он хочет, чтобы его изобразили с большой головой и худощавым лицом. «Как у Виктора Гюго», – потребовал заказчик; в связи с неудачами в Мексике доктор Арно разочаровался в империи.
После часа поспешной работы заготовка была закончена. Доктор Арно, который сознавал теперь свое преимущество, презрительно посмотрел на бюст и заявил:
– В нем нет утонченности. Простите меня, но этот бюст словно рубили топором. Голова слишком плоска, Слишком маленькая.
– Мосье, но большая голова никак не соответствует вашему короткому туловищу.
– Я явился сюда не за тем, чтобы вы учили меня анатомии, Роден.
– Мосье, я хочу глубже передать вашу сущность.
– Нет, это просто кошмар. – Нос, величина которого и так всегда раздражала доктора, подавлял остальные черты. Этот негодяй придал его и без того грубоватому лицу еще больше простонародности. Доктор Арно вскочил на ноги и воскликнул:
– Никуда не годится! Меня никто не будет уважать в Школе, – и, схватив цилиндр, бросился вон, прежде чем Огюст успел спросить о плате.
Огюст рассказал обо всем Фантен-Латуру, и тот посоветовал:
– Друг мой, тебе следовало польстить и сделать его красивым. Ну что тебе стоило?
– А ты бы пошел на это?
– За сто-то франков? Ты ведь бедняк.
– Нет, ты бы пошел на это?
– А как ты думаешь, почему я до сих пор пробавляюсь натюрмортами?
4
Чтобы как-то поддержать Огюста, Фантен-Латур вскоре прислал к нему молодую даму и посоветовал: «Требуй плату вперед».Огюст сделал такую попытку, но упомянул лишь стоимость расходов на материалы, а не общую сумму гонорара. На что хорошенькая мадемуазель Рене Дюбуа ответила, что бюст должен быть недорогим, скромным, простым, франков за семьдесят пять, и предпочтительно ограничиться одним, ну, двумя сеансами, и не будет ли он так любезен подтопить мастерскую? А то она быстро мерзнет, даже в апреле.
На материалы ушли все деньги, и к первому сеансу не осталось ни гроша на дрова. В отчаянии он послал Розу на розыски.
Роза вернулась с двумя парами старых кожаных башмаков, изношенных до дыр, и швырнула их в печь, чтобы поддержать гаснущее пламя, но, когда мадемуазель удобно расположилась на станке, радуясь теплу, вонь от горящей кожи стала невыносимой. Роза плеснула водой, запах стал удушающим, а мадемуазель с криком «мне дурно» упала в обморок.
Пришлось прыскать на нее холодной водой, чтобы привести в чувство, и она совсем закоченела. Огюст бросился в аптеку за лекарством, чтобы вернуть свою модель к жизни, и задолжал там десять франков. К тому же мадемуазель пригрозила, что подаст в суд за ущерб, причиненный ее здоровью.
Тут Огюст решил, что с этой мастерской добром не кончится. Он разыскал экипаж для Рене Дюбуа и вернулся домой раздраженный и сердитый. В тот вечер он объявил Розе, что найдет мастерскую получше, чего бы это ни стоило.
5
Через месяц Огюст нашел более подходящую мастерскую на бульваре Монпарнас, около улицы Вожирар.
– Обойдется всего на двадцать франков дороже, – заявил он Розе, очень довольный. – Прямо дворец по сравнению с нашей конюшней. – Дело стало лишь за деньгами на переезд.
С помощью Папы ему удалось одолжить повозку, правда, без лошади – на лошадь денег не хватило. В повозке могли поместиться почти все его пожитки и скульптуры, но кое-что не умещалось, и он обратился за советом к Фантен-Латуру.
Тот немедленно нашел выход из положения.
– Мы поможем тебе переехать. Мы все – Ренуар, Далу, Моне, Легро и Дега.
– Дега и Моне? Да они не согласятся пачкать руки, – сказал Огюст.
– Нет, согласятся. По крайней мере Дега. Это будет для него случаем покритиковать тебя. И к тому же ты ему нравишься, Огюст, хотя он иногда и держится с тобой свысока.
В утро переезда друзья явились все, каждый поодиночке, но влекомые общим чувством любопытства, – Огюст был очень скрытным, когда дело касалось личной жизни и работы.
Они были весьма удивлены, обнаружив, что мастерская почти пуста, за исключением нескольких скульптур и личных вещей Огюста, а они прослышали, что с ним живет некая мадемуазель, причем не уличная девица, а приличная девушка из деревни. Но Огюст заранее отослал Розу вместе с вещами к родителям под предлогом, что переезд ей не по силам. В действительности же потому, что не хотел, чтобы друзья совали нос в его личную жизнь, и не желал выслушивать их шуток и насмешек.
Как бы то ни было, он был благодарен художникам за то, что они пришли. Фантен с его ровно подстриженной ван-дейковской бородкой-предметом его особых забот, и большим носом; Ренуар с его светло-рыжими усами; Далу с изможденным резким лицом; и Легро, у него такая гордо посаженная голова, что так и просится ее вылепить; Моне с его квадратным бородатым лицом и белозубой улыбкой; и Дега, он как обычно плелся в хвосте, прикидываясь сторонним наблюдателем, длинный нос и большие глаза выделялись на его лице, украшенном усами и обрамленном аккуратно подстриженной острой бородкой, – прямо как на картинах его любимого мэтра Энгра.
За последнее время Огюст сделал еще несколько небольших скульптур, и все задержались, рассматривая их, прежде чем грузить на повозку.
– Ты немало поработал, Роден. А все молчишь, – заметил Фантен.
– А какой толк от разговоров? От этого работа не становится лучше, – ответил Огюст.
Фантен рассмеялся:
– Ты такой же скрытный, как и наш друг из Экса, Поль Сезанн. И такой же упрямый. Стоит кому-нибудь вступить в спор с Сезанном, как тот сразу пускается наутек.
– Не всегда, – сказал Ренуар. – Сезанн требует, чтобы организовали еще один «Салон отверженных».
– Все потому, что Салон его отверг, – сказал Фантен. – Но теперь-то никто из вас не станет его поддерживать, раз вас приняли в Салон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172