Он уговорил Шоле одолжить ему дагерротип Бальзака, который висел в конторе Общества. Шоле согласился весьма неохотно – он удивлялся, зачем ему это.
– Я не буду его копировать или вообще как-то использовать, – сказал Огюст. – Не собираюсь я делать «Бальзака» под этого надменного байронического красавца в рубашке с отложным воротничком и мягким галстуком, мне просто нравится его шея: крепкая и мускулистая.
Огюст очень обрадовался, когда ему удалось разыскать престарелого портного, который в свое время шил Бальзаку брюки, жилеты и подгонял доминиканскую рясу.
Жан Гере был очень стар. Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как он обшивал писателя, но портной и по сей день еще с гордостью вспоминал, как хорошо сидели сработанные им костюмы на нескладной фигуре Бальзака – фигуре до того необычной, что ему приходилось точно следовать мерке, чтобы не ошибиться, – а писатель так и не заплатил ему долгов.
Огюст тщательно переписал мерки Бальзака: объем талии, бедер, длину ног, ширину плеч, объем груди и размер воротничка с точностью до дюйма. Хотя все это было ему известно, его вновь поразила непропорциональность тела Бальзака, контраст между крепкой, прекрасно развитой грудной клеткой, плечами и шеей и короткими кривыми ногами. И хотя Бальзак казался крупным мужчиной, он был всего пяти с половиной футов ростом. Огюст подумал, что облачить эту нелепую фигуру в обычный пиджак и брюки – все равно что вылепить писателя обнаженным, ибо ни в том, ни в другом случае не передашь основное в облике писателя – его огромную жизненную силу. Это и побудило Огюста взять точные мерки доминиканской рясы. Затем, тепло поблагодарив старика и щедро заплатив, он поспешно покинул старый дом ушедшего на покой портного. В голове уже зрел новый замысел.
И снова начались поиски модели, но на этот раз Камилла отправилась в тот округ Парижа, где селились обычно жители провинции Турень, откуда Бальзак был родом. Ей нужен был не вельможа, – она внимательно приглядывалась к простым людям на улице и в лавочках и нашла наконец крестьянина из Турени подходящего сложения и чертами лица напоминавшего Бальзака.
Человек недюжинной силы, Пьер Ралль, приехав в Париж, стал мясником. Вначале он принял Камиллу и Огюста, который подоспел немедля, как только та сообщила о своей находке, за сумасшедших – так горячо они уговаривали его позировать. Однако, узнав о плате, пять франков в час, Пьер, хотя и не переставал считать скульптора сумасшедшим – да и Камилла поразилась: цена была неимоверно высокой, и это могло разорить Огюста при его медлительности в работе, – вытер свои здоровенные лапищи – он разделывал лошадиную тушу– и в знак согласия пожал Огюсту руку.
Огюст оценил пожатие мясника, мужественное и сильное. Мысль, что эти руки будут служить ему моделью для бальзаковских, доставила ему огромное удовольствие. Но, поставив мясника на помост высотой в десять футов, как было условлено в договоре, он содрогнулся: несмотря на массивные плечи, могучую грудь и шею, на высоком постаменте Пьер выглядел карликом.
Камилла, заметив колебание Огюста, перестала готовить глину; она была и без того огорчена. Маленький Огюст постоянно где-то пропадал и не позаботился заказать нужное количество глины.
– Пьедестал высок? – спросила она.
– Да. Непомерно. Как это тяжело! Неужели опять нужно искать! – Он стоял согнувшись, словно под непосильным бременем.
А потом, когда Пьер беспокойно задвигался и сказал: «До чего же высоко, мосье, того и гляди, упадешь», лицо Огюста прояснилось, он вдруг понял, что надо делать. Приказав Пьеру не сходить с пьедестала, сесть, если неудобно стоять, он вручил ему двадцать франков, хотя Пьер позировал всего несколько минут, и добавил: «Вернусь – получишь еще». Огюст поспешил на площадь Пале-Рояль, где предполагалось установить памятник. Туда было рукой подать, и он ни слова не сказал Камилле, не сомневаясь, что она последует за ним. Она так и сделала, недовольно ворча, не в силах противиться этой неукротимой воле.
Первый внимательный осмотр площади Пале-Рояль убедил в том, что опасения его не напрасны. Пьедестал, который предлагало Общество, был слишком высок. Статуя Бальзака потерялась бы на таком пьедестале на фоне огромных, массивных зданий, окружающих площадь, тогда как статуя должна была доминировать надо всем. Теперь Огюст не спешил, нужно было принять самое важное решение. Пале-Рояль, к которому статуя будет стоять спиной, Лувр, на который она должна смотреть, и театр «Комеди Франсэз», расположенный сбоку, все эти здания – гордость Парижа. Это опасно. Бальзак будет окружен историческими памятниками, и, чтобы привлечь к нему внимание, необходимо найти какое-то иное решение. Огюст медленно обошел несколько раз площадь, пока решение не созрело окончательно. Камилла молча следовала за ним.
В мастерскую они вернулись только к вечеру. Пьер все еще ждал. За пять франков в час мясник готов был ждать хоть целую вечность.
Он повел Пьера к лучшему портному, какого знал в Париже, и заказал ему брюки, жилет и доминиканскую рясу, точно такие же и тех же размеров, какие носил Бальзак. Портной был одним из самых дорогих в Париже, но Огюст не захотел и слушать увещеваний Камиллы. Ему нужен самый лучший портной. Огюст стал таким же расточительным, как сам Бальзак, подумала Камилла, все должно быть сшито по моде времен Луи-Филиппа, как это любил Бальзак. Никто не носил такой одежды уже много лет, и повторить эту моду стоило больших денег. Он приказал Пьеру прийти завтра и заплатил за день вперед, хотя тот позировал всего полдня. Камилла напомнила Огюсту, что костюм будет готов только через месяц и платить мяснику за это время – пустая трата денег, но Огюст ответил:
– Я его займу. Пусть ни на что другое не отвлекается.
Пока ждали портного, Огюст работал над фигурой обнаженного Пьера. Любая помеха выводила его из себя, поэтому все связанное с работой над «Бальзаком» он перевел в мастерскую на улице Данте. А затем, сочтя, что она тесна, снял еще одну на Университетской, уже третью на этой улице и шестую в Париже. Он был доволен. Здесь ближе к площади Пале-Рояль и можно рассчитывать на полное уединение.
Но Камилла пришла в бешенство, когда он запретил ей приходить в новую мастерскую. Он не хотел, чтобы она находилась в «мастерской Бальзака», во время работы над этой обнаженной моделью, – им вдруг овладела застенчивость, но он объяснил иначе: ему нужно полное уединение. И добавил, чтобы успокоить ее:
– Ты можешь заботиться о материале. – Маленький Огюст совсем отбился от рук, и Огюст нуждался в надежном помощнике.
4
Прошло несколько дней, а настроение Камиллы не улучшалось; в новую мастерскую не завезли материала, и Огюст решил проявить строгость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Я не буду его копировать или вообще как-то использовать, – сказал Огюст. – Не собираюсь я делать «Бальзака» под этого надменного байронического красавца в рубашке с отложным воротничком и мягким галстуком, мне просто нравится его шея: крепкая и мускулистая.
Огюст очень обрадовался, когда ему удалось разыскать престарелого портного, который в свое время шил Бальзаку брюки, жилеты и подгонял доминиканскую рясу.
Жан Гере был очень стар. Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как он обшивал писателя, но портной и по сей день еще с гордостью вспоминал, как хорошо сидели сработанные им костюмы на нескладной фигуре Бальзака – фигуре до того необычной, что ему приходилось точно следовать мерке, чтобы не ошибиться, – а писатель так и не заплатил ему долгов.
Огюст тщательно переписал мерки Бальзака: объем талии, бедер, длину ног, ширину плеч, объем груди и размер воротничка с точностью до дюйма. Хотя все это было ему известно, его вновь поразила непропорциональность тела Бальзака, контраст между крепкой, прекрасно развитой грудной клеткой, плечами и шеей и короткими кривыми ногами. И хотя Бальзак казался крупным мужчиной, он был всего пяти с половиной футов ростом. Огюст подумал, что облачить эту нелепую фигуру в обычный пиджак и брюки – все равно что вылепить писателя обнаженным, ибо ни в том, ни в другом случае не передашь основное в облике писателя – его огромную жизненную силу. Это и побудило Огюста взять точные мерки доминиканской рясы. Затем, тепло поблагодарив старика и щедро заплатив, он поспешно покинул старый дом ушедшего на покой портного. В голове уже зрел новый замысел.
И снова начались поиски модели, но на этот раз Камилла отправилась в тот округ Парижа, где селились обычно жители провинции Турень, откуда Бальзак был родом. Ей нужен был не вельможа, – она внимательно приглядывалась к простым людям на улице и в лавочках и нашла наконец крестьянина из Турени подходящего сложения и чертами лица напоминавшего Бальзака.
Человек недюжинной силы, Пьер Ралль, приехав в Париж, стал мясником. Вначале он принял Камиллу и Огюста, который подоспел немедля, как только та сообщила о своей находке, за сумасшедших – так горячо они уговаривали его позировать. Однако, узнав о плате, пять франков в час, Пьер, хотя и не переставал считать скульптора сумасшедшим – да и Камилла поразилась: цена была неимоверно высокой, и это могло разорить Огюста при его медлительности в работе, – вытер свои здоровенные лапищи – он разделывал лошадиную тушу– и в знак согласия пожал Огюсту руку.
Огюст оценил пожатие мясника, мужественное и сильное. Мысль, что эти руки будут служить ему моделью для бальзаковских, доставила ему огромное удовольствие. Но, поставив мясника на помост высотой в десять футов, как было условлено в договоре, он содрогнулся: несмотря на массивные плечи, могучую грудь и шею, на высоком постаменте Пьер выглядел карликом.
Камилла, заметив колебание Огюста, перестала готовить глину; она была и без того огорчена. Маленький Огюст постоянно где-то пропадал и не позаботился заказать нужное количество глины.
– Пьедестал высок? – спросила она.
– Да. Непомерно. Как это тяжело! Неужели опять нужно искать! – Он стоял согнувшись, словно под непосильным бременем.
А потом, когда Пьер беспокойно задвигался и сказал: «До чего же высоко, мосье, того и гляди, упадешь», лицо Огюста прояснилось, он вдруг понял, что надо делать. Приказав Пьеру не сходить с пьедестала, сесть, если неудобно стоять, он вручил ему двадцать франков, хотя Пьер позировал всего несколько минут, и добавил: «Вернусь – получишь еще». Огюст поспешил на площадь Пале-Рояль, где предполагалось установить памятник. Туда было рукой подать, и он ни слова не сказал Камилле, не сомневаясь, что она последует за ним. Она так и сделала, недовольно ворча, не в силах противиться этой неукротимой воле.
Первый внимательный осмотр площади Пале-Рояль убедил в том, что опасения его не напрасны. Пьедестал, который предлагало Общество, был слишком высок. Статуя Бальзака потерялась бы на таком пьедестале на фоне огромных, массивных зданий, окружающих площадь, тогда как статуя должна была доминировать надо всем. Теперь Огюст не спешил, нужно было принять самое важное решение. Пале-Рояль, к которому статуя будет стоять спиной, Лувр, на который она должна смотреть, и театр «Комеди Франсэз», расположенный сбоку, все эти здания – гордость Парижа. Это опасно. Бальзак будет окружен историческими памятниками, и, чтобы привлечь к нему внимание, необходимо найти какое-то иное решение. Огюст медленно обошел несколько раз площадь, пока решение не созрело окончательно. Камилла молча следовала за ним.
В мастерскую они вернулись только к вечеру. Пьер все еще ждал. За пять франков в час мясник готов был ждать хоть целую вечность.
Он повел Пьера к лучшему портному, какого знал в Париже, и заказал ему брюки, жилет и доминиканскую рясу, точно такие же и тех же размеров, какие носил Бальзак. Портной был одним из самых дорогих в Париже, но Огюст не захотел и слушать увещеваний Камиллы. Ему нужен самый лучший портной. Огюст стал таким же расточительным, как сам Бальзак, подумала Камилла, все должно быть сшито по моде времен Луи-Филиппа, как это любил Бальзак. Никто не носил такой одежды уже много лет, и повторить эту моду стоило больших денег. Он приказал Пьеру прийти завтра и заплатил за день вперед, хотя тот позировал всего полдня. Камилла напомнила Огюсту, что костюм будет готов только через месяц и платить мяснику за это время – пустая трата денег, но Огюст ответил:
– Я его займу. Пусть ни на что другое не отвлекается.
Пока ждали портного, Огюст работал над фигурой обнаженного Пьера. Любая помеха выводила его из себя, поэтому все связанное с работой над «Бальзаком» он перевел в мастерскую на улице Данте. А затем, сочтя, что она тесна, снял еще одну на Университетской, уже третью на этой улице и шестую в Париже. Он был доволен. Здесь ближе к площади Пале-Рояль и можно рассчитывать на полное уединение.
Но Камилла пришла в бешенство, когда он запретил ей приходить в новую мастерскую. Он не хотел, чтобы она находилась в «мастерской Бальзака», во время работы над этой обнаженной моделью, – им вдруг овладела застенчивость, но он объяснил иначе: ему нужно полное уединение. И добавил, чтобы успокоить ее:
– Ты можешь заботиться о материале. – Маленький Огюст совсем отбился от рук, и Огюст нуждался в надежном помощнике.
4
Прошло несколько дней, а настроение Камиллы не улучшалось; в новую мастерскую не завезли материала, и Огюст решил проявить строгость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172