Редкий день не было ветра. Протяжно кричали плывущие в воздухе птицы, почти застывая над головами двух женщин, томившихся в обществе друг друга, как в тюрьме.
Ах боже, думала Эми Паркер, когда-нибудь я просто не выдержу.
Но Элси упорно приезжала на целый день, или на субботу и воскресенье, а то и проводила здесь долгие недели. С мальчиком, конечно. И не сидела сложа руки. Она выкручивала простыни. Однажды взяла и перебрала матрац из растительной ваты – оказалось, что и это она умеет. И она любила свою свекровь. Она полюбила ее сразу, и любовь эта не проходила.
Наконец Эми Паркер вынуждена была встать со стула, поглядеть, сможет ли она оставить свою отметину на этой гладкой доске – Элсином лице.
Они, как всегда, сидели на веранде. Элси вышивала тамбурным швом.
– Эта девушка, Этель, про которую ты рассказывала, – сказала Эми Паркер, – она тебе родня?
– А, Этель! – Элси засмеялась и порозовела. – Нет, не родня.
– Должно быть, дурочка она, твоя Этель.
– Бедняжка, – сказала Элси, ничуть не обидевшись за подругу. – Она так хорошо училась в школе. Когда экзамены сдавала, все знала назубок. Она сразу запоминала факты. Но ведь жизнь – это не просто факты. И Этель растерялась. Она стала вышивать тамбурным швом. Но очень заботилась о своей матери.
– Надо же, тамбурный шов. Лучше б вязала.
– Я люблю вышивать. Это успокаивает, – чуть покраснев, сказала Элси.
– Баловство одно, – сказала Эми Паркер.
Элси только вздохнула.
– Я так, например, не чувствую, что мне надо как-то особенно успокаиваться, – сказала Эми Паркер. – Где сейчас Рэй, Элси?
– У него же работа, – сказала Элси.
– Он тебя бросил? – спросила Эми Паркер.
– Не знаю, – ответила Элси; выбранный ею узор – двойные розочки из блестящего бельевого шелка – вдруг показался ей слишком сложным. – Он вернулся.
И тогда Эми Паркер стало жаль Элси. Несказанно жалкой была ее кожа, плотная и здоровая, заливавшаяся краской от шеи вверх. От этой жалости собственные неудачи стали казаться старухе не такими уж горькими и даже не неудачами, а скорее успехами. В ней шевельнулась любовь к Элси.
– Не надо тебе цепляться за Рэя, – сказала Эми Паркер.
Та самая Эми Паркер, что однажды в такой же чернильно-медный вечер поднялась в Глэстонбери, чтобы упрятать сына в тот ящичек, где она, ради безопасности, хранила бы всю человеческую любовь.
– Но я и не собираюсь цепляться за Рэя, – сказала Элси. – И вообще ни за кого.
Уж что-что, а это она знала твердо.
Но старуха не сводила с нее взгляда.
А тем временем небо, все в клубящихся тучах и медных просветах, опустилось ниже и повисло над их головами.
Для старухи оно было полно угроз, и ей стало не по себе. Но молодая женщина сохраняла полное безразличие, или другие мысли заставили ее быть равнодушной к опасности. С таким же безразличием она приняла бы на себя удар молнии. Ветер откинул ее волосы назад, обнажив всегда прикрытые виски. На какую-то секунду ее лицо стало менее плоским.
Блеснула молния, и в это короткое мгновение Эми Паркер успела заглянуть в глаза Элси, а быть может и глубже, и поняла, что начинает ее любить. Господи помилуй, подумала Эми Паркер, да ведь Элси, кажется, сильная!
И тут над двумя женщинами разразилась гроза. Заскрипели кресла. Женщины засмеялись и словно ожили, они бросились ловить чуть не укативший от них клубочек шелка и с неожиданной гибкостью извивались, увертываясь от гнувшего их ветра. Глаза их влажно блестели от дождя и зеленых молний.
– А мальчик-то где? – спохватившись, крикнула бабушка. – Неужели в грозу попал?
Но матери еще служило защитой ее настроение.
– Спрячется где-нибудь, – сказала она, унимая, приглаживая взметенные волосы.
– А Стэн?
Старая женщина внезапно вспомнила о муже. Она теперь забывала о нем на целые дни.
Обе женщины машинально зашагали по вздрагивающему дому, где могли найти лишь то, что там было.
– Насилу добрались, – сказал Стэн Паркер, стоявший у затянутой сеткой двери черного хода, и сетка еще дрожала, пока он смахивал воду со своего задубевшего лица.
Мальчик глядел на стену дождя, приплюснув нос к оконному стеклу так, что он у него совсем побелел.
– Смотрите! – возбужденно крикнул он, оглядываясь назад. – Вот такая, наверно, жизнь под водой. Рыба так ее видит. Идите сюда! Сами увидите!
Но никто не пожелал разделить с ним его веру, быть может, слова его даже не были услышаны. Впрочем, открытия никогда не встречают с таким восторгом, с каким их совершают. Но мальчик-то знал.
– Да не промок я, – запротестовал он, отталкивая бабушку, а она тут же подошла к мужу и принялась ощупывать его одежду, но без особого беспокойства – скорее, чтобы утвердить свою власть.
– Оба вы промокли до нитки, – заявила она. – Я же руками чувствую.
Она сердилась, и это было ее право.
– Ливень как ливень, – сказал Стэн Паркер. – Немножко промокли, ну и что? От этого никто еще не помер.
И стал растирать табак, чтобы свернуть самокрутку.
– А на чью все свалится голову? – сердито спросила женщина.
Она была бессильна, но больше всего ее раздражала его задубевшая кожа.
– На твою, – засмеялся Стэн Паркер, лизнув языком папиросную бумажку.
Мальчик, чувствуя себя уютно в сухой, пахнущей табаком комнате, подошел и стал возле деда. Он любил наблюдать за работой его пальцев. Он любил запах маленького резинового кисета, в котором старик носил при себе табак.
– Дай я зажгу, ладно? – попросил он, когда тонкая бренчавшая бумажка была скручена.
– Вот хорошо, вот прекрасно, – сказала Эми Паркер, и взгляд у нее был горячечный от всего того, что она выстрадала и что ей еще придется выстрадать из-за Стэна.
Однажды у нее мелькнула мысль схватить нож и ударить, не мужа, – это было бы менее мучительно, – а себя, вот сюда, вонзить его между грудей. Во что бы он воткнулся, медленно тянулись ее тоскливые мысли, и какие слова нашел бы муж, глядя вместе с нею на капли, крупные, покаянные капли, падающие на пол?
– Ну правда, дедушка, – сказала Элси, которая во всем этом не видела никакой трагедии, – пойдите переоденьтесь.
Мальчик смотрел, как загорается бумага. Сначала она вспыхнула. Потом начала тлеть.
Вскоре старик ушел переодеваться.
Переменив одежду, Стэн Паркер, в отличие от большинства людей, сам почти не менялся. Каждое иное платье обволакивало его жену, Эми Паркер, иными тайнами. Но муж был прямодушнее, чем она, и это приводило ее в раздражение. В старческом возрасте он стал видеть все предметы такими, какие они есть, и жесты воспринимал только в их прямом значении. От этой оголенности жизнь не стала для него менее удивительной. Если умрет жена, думал Стэн Паркер, он будет жить в одной из комнат, где поставит кровать и стул, а все свои вещи сложит в упаковочные ящики, кое-что из одежды повесит на вбитые в стену крючки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Ах боже, думала Эми Паркер, когда-нибудь я просто не выдержу.
Но Элси упорно приезжала на целый день, или на субботу и воскресенье, а то и проводила здесь долгие недели. С мальчиком, конечно. И не сидела сложа руки. Она выкручивала простыни. Однажды взяла и перебрала матрац из растительной ваты – оказалось, что и это она умеет. И она любила свою свекровь. Она полюбила ее сразу, и любовь эта не проходила.
Наконец Эми Паркер вынуждена была встать со стула, поглядеть, сможет ли она оставить свою отметину на этой гладкой доске – Элсином лице.
Они, как всегда, сидели на веранде. Элси вышивала тамбурным швом.
– Эта девушка, Этель, про которую ты рассказывала, – сказала Эми Паркер, – она тебе родня?
– А, Этель! – Элси засмеялась и порозовела. – Нет, не родня.
– Должно быть, дурочка она, твоя Этель.
– Бедняжка, – сказала Элси, ничуть не обидевшись за подругу. – Она так хорошо училась в школе. Когда экзамены сдавала, все знала назубок. Она сразу запоминала факты. Но ведь жизнь – это не просто факты. И Этель растерялась. Она стала вышивать тамбурным швом. Но очень заботилась о своей матери.
– Надо же, тамбурный шов. Лучше б вязала.
– Я люблю вышивать. Это успокаивает, – чуть покраснев, сказала Элси.
– Баловство одно, – сказала Эми Паркер.
Элси только вздохнула.
– Я так, например, не чувствую, что мне надо как-то особенно успокаиваться, – сказала Эми Паркер. – Где сейчас Рэй, Элси?
– У него же работа, – сказала Элси.
– Он тебя бросил? – спросила Эми Паркер.
– Не знаю, – ответила Элси; выбранный ею узор – двойные розочки из блестящего бельевого шелка – вдруг показался ей слишком сложным. – Он вернулся.
И тогда Эми Паркер стало жаль Элси. Несказанно жалкой была ее кожа, плотная и здоровая, заливавшаяся краской от шеи вверх. От этой жалости собственные неудачи стали казаться старухе не такими уж горькими и даже не неудачами, а скорее успехами. В ней шевельнулась любовь к Элси.
– Не надо тебе цепляться за Рэя, – сказала Эми Паркер.
Та самая Эми Паркер, что однажды в такой же чернильно-медный вечер поднялась в Глэстонбери, чтобы упрятать сына в тот ящичек, где она, ради безопасности, хранила бы всю человеческую любовь.
– Но я и не собираюсь цепляться за Рэя, – сказала Элси. – И вообще ни за кого.
Уж что-что, а это она знала твердо.
Но старуха не сводила с нее взгляда.
А тем временем небо, все в клубящихся тучах и медных просветах, опустилось ниже и повисло над их головами.
Для старухи оно было полно угроз, и ей стало не по себе. Но молодая женщина сохраняла полное безразличие, или другие мысли заставили ее быть равнодушной к опасности. С таким же безразличием она приняла бы на себя удар молнии. Ветер откинул ее волосы назад, обнажив всегда прикрытые виски. На какую-то секунду ее лицо стало менее плоским.
Блеснула молния, и в это короткое мгновение Эми Паркер успела заглянуть в глаза Элси, а быть может и глубже, и поняла, что начинает ее любить. Господи помилуй, подумала Эми Паркер, да ведь Элси, кажется, сильная!
И тут над двумя женщинами разразилась гроза. Заскрипели кресла. Женщины засмеялись и словно ожили, они бросились ловить чуть не укативший от них клубочек шелка и с неожиданной гибкостью извивались, увертываясь от гнувшего их ветра. Глаза их влажно блестели от дождя и зеленых молний.
– А мальчик-то где? – спохватившись, крикнула бабушка. – Неужели в грозу попал?
Но матери еще служило защитой ее настроение.
– Спрячется где-нибудь, – сказала она, унимая, приглаживая взметенные волосы.
– А Стэн?
Старая женщина внезапно вспомнила о муже. Она теперь забывала о нем на целые дни.
Обе женщины машинально зашагали по вздрагивающему дому, где могли найти лишь то, что там было.
– Насилу добрались, – сказал Стэн Паркер, стоявший у затянутой сеткой двери черного хода, и сетка еще дрожала, пока он смахивал воду со своего задубевшего лица.
Мальчик глядел на стену дождя, приплюснув нос к оконному стеклу так, что он у него совсем побелел.
– Смотрите! – возбужденно крикнул он, оглядываясь назад. – Вот такая, наверно, жизнь под водой. Рыба так ее видит. Идите сюда! Сами увидите!
Но никто не пожелал разделить с ним его веру, быть может, слова его даже не были услышаны. Впрочем, открытия никогда не встречают с таким восторгом, с каким их совершают. Но мальчик-то знал.
– Да не промок я, – запротестовал он, отталкивая бабушку, а она тут же подошла к мужу и принялась ощупывать его одежду, но без особого беспокойства – скорее, чтобы утвердить свою власть.
– Оба вы промокли до нитки, – заявила она. – Я же руками чувствую.
Она сердилась, и это было ее право.
– Ливень как ливень, – сказал Стэн Паркер. – Немножко промокли, ну и что? От этого никто еще не помер.
И стал растирать табак, чтобы свернуть самокрутку.
– А на чью все свалится голову? – сердито спросила женщина.
Она была бессильна, но больше всего ее раздражала его задубевшая кожа.
– На твою, – засмеялся Стэн Паркер, лизнув языком папиросную бумажку.
Мальчик, чувствуя себя уютно в сухой, пахнущей табаком комнате, подошел и стал возле деда. Он любил наблюдать за работой его пальцев. Он любил запах маленького резинового кисета, в котором старик носил при себе табак.
– Дай я зажгу, ладно? – попросил он, когда тонкая бренчавшая бумажка была скручена.
– Вот хорошо, вот прекрасно, – сказала Эми Паркер, и взгляд у нее был горячечный от всего того, что она выстрадала и что ей еще придется выстрадать из-за Стэна.
Однажды у нее мелькнула мысль схватить нож и ударить, не мужа, – это было бы менее мучительно, – а себя, вот сюда, вонзить его между грудей. Во что бы он воткнулся, медленно тянулись ее тоскливые мысли, и какие слова нашел бы муж, глядя вместе с нею на капли, крупные, покаянные капли, падающие на пол?
– Ну правда, дедушка, – сказала Элси, которая во всем этом не видела никакой трагедии, – пойдите переоденьтесь.
Мальчик смотрел, как загорается бумага. Сначала она вспыхнула. Потом начала тлеть.
Вскоре старик ушел переодеваться.
Переменив одежду, Стэн Паркер, в отличие от большинства людей, сам почти не менялся. Каждое иное платье обволакивало его жену, Эми Паркер, иными тайнами. Но муж был прямодушнее, чем она, и это приводило ее в раздражение. В старческом возрасте он стал видеть все предметы такими, какие они есть, и жесты воспринимал только в их прямом значении. От этой оголенности жизнь не стала для него менее удивительной. Если умрет жена, думал Стэн Паркер, он будет жить в одной из комнат, где поставит кровать и стул, а все свои вещи сложит в упаковочные ящики, кое-что из одежды повесит на вбитые в стену крючки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173