— Мать твою, — без выражения проворчал он, тяжело опустился на табурет у окна и поднес к губам сигарету. Пока он пил воду, сигарета успела потухнуть — это была отечественная сигарета, отвратительная на вкус, но зато экономичная, потухавшая всякий раз, как о ней забывали. Порывшись в кармане, он нашел зажигалку и прикурил, недовольно поморщившись, — прикуренная вторично, сигарета показалась еще более отвратной.
Глаза горели, и он прикрыл их воспаленными веками, но от этого стало только хуже: веки поднимались сами собой, глаза резало, сна не было и в помине.
«Перевозбудился, — подумал он обреченно. — Перевозбудился, перетрудился, переутомился. Перекурил, передумал, переговорил... пропади оно все пропадом, скорей бы в отпуск!»
Он посмотрел на часы, циферблат которых тускло светился в темноте под столом призрачным зеленоватым светом. Половина второго. Ну конечно! Пожалуй, это и к лучшему, что сна ни в одном глазу, иначе на службу раньше обеда не попадешь — будильник опять сдох. «Жениться надо, товарищ капитан», — сказал он себе.
Примерно так же некоторые напоминают себе о том, что надо принять лекарство или бросить курить, или заняться, наконец, спортом — короче говоря, взяться за ум. Капитан вздохнул, с силой вдавил сигарету в переполненную пепельницу и немедленно закурил новую, нимало не заботясь о том, что в пачке осталось всего две штуки, — в конце концов, в квартире было столько окурков, что на них можно было продержаться дня два.
«Насчет жениться — это я зря, — думал он, наблюдая за тем, как причудливо вьется в лунном свете сигаретный дым. — Раньше надо было думать, а теперь, пожалуй, поздновато. Оттуда, как с того света, не возвращаются». Он невольно запустил руку за спину и почесал шрам под левой лопаткой. Голова вдруг ни с того ни с сего разболелась не на шутку, и он принялся осторожно массировать кончиками пальцев начинающие седеть виски. Воспоминания стояли у порога и тихо скреблись в дверь, но он впустил только два: усталое большеглазое лицо с упавшей на правую бровь темной челкой и имя — Катя.
Больше ничего, но этого оказалось вполне достаточно. Теперь капитан точно знал, что уснуть ему сегодня не удастся.
* * *
Большие города никогда не могут уснуть до конца. Это происходит оттого, что в них живет слишком много людей и некоторые из них по тем или иным причинам предпочитают вести ночной образ жизни. Эти «некоторые», которых в каком-нибудь провинциальном городишке может быть не более двух-трех десятков, в многомиллионном мегаполисе превращаются в целую армию, государство в государстве, не самую многочисленную, но очень активную часть населения.
Ржавые «Жигули» седьмой модели, которые едва не сбили переходившего дорогу любителя звездного неба в чине капитана, управлялись одним из рядовых этой ночной армии. Человек, сидевший рядом с водителем, сбил пепел со своей сигареты прямо себе под ноги на резиновый коврик, глубоко затянулся и негромко сказал, не поворачивая головы:
— Не гони, как на пожар. Хочешь, чтобы нас менты зацапали?
Водитель бросил косой взгляд на его острый профиль, освещенный неверным, бегущим светом уличных фонарей и призрачным мерцанием приборной доски, и резко сбросил скорость до шестидесяти километров в час.
— Так мы до утра на место не приедем, — сердито буркнул он.
В чем-то он был прав: машина, казалось, совсем остановилась, чередование светлых и темных полос, пробегавших по спинкам сидений, замедлилось и рев прохудившегося глушителя сделался гораздо более терпимым.
— Тише едешь — дальше будешь, — философски заметил его сосед. — Гляди.
Он указал рукой куда-то вперед, но этот жест был излишним — водитель и сам отлично видел огромный милицейский «Форд», хищно припавший к правой обочине в ожидании добычи. Прохаживавшийся вдоль его борта гаишник был без бронежилета, зато при автомате, а в салоне машины мерно разгорался и потухал красноватый огонек сигареты — там был еще один человек и наверняка еще один автомат.
— Да, — сказал водитель «семерки», — от этого на нашем корыте не уйдешь.
Гаишник равнодушно скользнул взглядом по медлительно протарахтевшей мимо развалюхе и отвернулся.
— Гусеница не может убежать от воробья, — наставительно сказал пассажир, — зато может спрятаться. Прикинется веточкой — вот ее вроде бы и нет.
— Не надо про гусениц, — сказал водитель, и его сильные загорелые руки крепче сомкнулись на рулевом колесе, — и так тошно. Не пойму никак, эта сволочь уже начала вонять, или мне кажется?
— Кажется, — невнятно произнес пассажир, в три жадных затяжки докуривая сигарету и выбрасывая окурок в окно. Окурок запрыгал по асфальту, рассыпая оранжевые искры. — Не может он вонять, — авторитетно продолжал пассажир с видом человека, имеющего большой опыт в такого рода делах, — он же еще свеженький.
— Да они, животные, наверное, с самого рождения смердят, — зло откликнулся водитель. Голос у него срывался, и было непонятно, отчего это происходит: от возбуждения или от обыкновенного страха. — Порода такая, блин.
С заднего сиденья вдруг раздался сдавленный стон. Водитель даже не успел испугаться, как вдруг из темноты позади него протянулись две окровавленных руки и схватили его за горло. Хватка была совсем слабой, но водитель хрипло заорал от страха и неожиданности и, бросив руль, попытался оторвать от своей шеи эти страшные руки. Машина устремилась к бордюру, с грохотом ударилась о него и снова отскочила на середину своей полосы. Ее неудержимо, с нарастающей скоростью понесло на полосу встречного движения — обезумевший водитель продолжал изо всех сил давить на газ.
Пассажир подхватил руль левой рукой и выровнял движение машины. Правая ладонь сомкнулась на лежавшем на коленях электрошокере, но тут же выпустила его — используй он его сейчас, у него на руках оказалось бы не одно, а сразу два бесчувственных тела. Поэтому он перегнулся через спинку сиденья и начал наносить удары кулаком по страшному, залитому черной кровью лицу, целясь в висок. Позиция была неудобной, к тому же сильно мешала запрокинутая голова водителя, который, сообразив наконец, на каком свете находится, убрал ногу с педали газа и так резко ударил по тормозам, что машину занесло и развернуло поперек дороги.
Человек на заднем сиденье не стал терять времени. Он был избит до полусмерти и плохо соображал, но это был профессионал. Одним движением распахнул дверцу, вывалился на дорогу и пустился наутек.
— Вот сука, — раздосадованно сказал пассажир с переднего сиденья и бросился в погоню.
Все еще кашляющий и судорожно хватающий воздух широко открытым ртом водитель устремился за ними. Первый приступ леденящего мистического ужаса прошел, уступив место стыду, ярости и — совсем немного — тягостному недоумению:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100