то, что сейчас происходило на этой пустынной улице, было вовсе не воскрешением остывшего трупа, а результатом небрежной работы в сочетании с удивительно крепким черепом «клиента». Водитель, часто видевший, как легко и безропотно умирали люди на телеэкране, но сам впервые принимавший участие в подобной потехе, мимоходом подивился тому, как крепко, оказывается, жизнь цепляется за бренное человеческое тело, и решил для себя, что в следующий раз — если, конечно, его не повяжут прямо сегодня, повезет «клиента» к месту захоронения по частям.
У него мелькнула соблазнительная идея: свернуть в сторону и бежать, куда глаза глядят, но он тут же отогнал эту заманчивую мысль — поступи он подобным образом, и даже не дни, а часы его будут сочтены. Он был не настолько глуп, чтобы собственноручно подписывать себе смертный приговор.
«Клиента» нужно было догнать во что бы то ни стало.
Беглец свернул с освещенной улицы в черное жерло арки, надеясь, видимо, оторваться от преследователей в темноте. В другое время у него был бы шанс — во дворе действительно было темно, как в угольной шахте, только серебрились далеко вверху под лучами луны кроны деревьев, до половины срезанные глухой черной тенью пятиэтажки, в которой не горело ни одно окно, — но не теперь, когда в голове шумело, а ноги заплетались от потери крови. Он зацепился носком ботинка за выступающий из асфальта край канализационного люка и плашмя упал на дорогу, больно ударившись коленями и локтями. Он уперся ладонями в шершавый пыльный асфальт, ощутив пальцами левой руки податливый цилиндрик брошенного кем-то окурка, и мучительно приподнялся, подтягивая под себя правую ногу. В ушах шумело так сильно, что он не слышал топота настигавших его убийц, и понял, что проиграл, только когда на затылок обрушился тяжелый ботинок. Слепящая вспышка боли пришла одновременно с хрустом сломанного носа, потом он почувствовал на горле ледяное скользящее прикосновение остро отточенного лезвия, и в следующее мгновение боль кончилась.
— Готов? — хрипло, с одышкой спросил подбежавший сзади водитель. В руке у него была длинная отвертка.
— Готов, не готов, а добавить для верности надо, — почти спокойно сказал его товарищ, тщательно вытирая нож об одежду убитого. — Вот сюда давай, в шею.
— Может, ну его на хрен? — с сомнением спросил водитель. — Я же вижу, что он готов.
— Когда в машину его грузил, ты то же самое видел, — непреклонно сказал человек с ножом. — И не надейся, что чистеньким отсюда уйдешь. Давай, бей, я посмотрю. Ну?!
Водитель вздохнул и неохотно присел над трупом, занося отвертку над собой двумя руками, как меч-кладенец. Он неуверенно покосился на своего приятеля, несколько раз примерился и с размаху вонзил отвертку в шею уже начавшего остывать человека. Раздался отвратительный плотный хруст, когда отвертка сломала шейные позвонки. Водитель издал неприятный горловой звук и отскочил от трупа, оставив отвертку в ране и зажимая рот ладонью левой руки.
— Это другое дело, — сказал его попутчик. — Линяем отсюда по-быстрому.
— Погоди, — справившись с приступом тошноты, пробормотал водитель, — нам же велели...
— Мне наплевать, что они нам велели, — жестко сказал второй, убирая нож в карман. — Что ты теперь, будешь этого жмура на себе таскать? Пусть валяется. Чем не убийство с целью ограбления? Какая разница, здесь его найдут или за городом?
Они торопливо вышли из подворотни и уселись в машину, все еще стоявшую поперек дороги прямо на белой разделительной полосе.
— Козлы, — продолжал остролицый, ерзая на переднем сиденье и стараясь сесть так, чтобы лежавший в заднем кармане джинсов нож не врезался в ягодицу. — Ни хрена не могут сделать по-человечески, даже мусора замочить.
— Мать моя, мамочка, — подхватил немного пришедший в себя водитель, выводя машину в правый ряд и включая третью передачу. — Веришь, я чуть не обмочился, когда он меня за глотку ухватил. Чистый фильм ужасов... восставшие из ада, мать их за ногу.
— Восставшие из зада, — поправил его остролицый. — Суки лагерные, безрукие, — снова начиная кипятиться, сказал он с напором, — вахлаки, р-р-растопыри... Вот ушел бы он, тогда попрыгали бы, дятлы...
Он снова закурил, подобрал свалившийся с сиденья электрошокер и небрежно бросил его в бардачок.
— Йокалэмэнэ, — внезапно развеселившись, сказал он, — я ведь его чуть было этой хренотенью не долбанул... вместе с тобой!
— Очень смешно, — невольно поежившись, сказал водитель и воткнул четвертую передачу, немного поскрежетав шестернями коробки передач. — Накрывается коробка, — озабоченно добавил он.
— Это как у одного нового русского каждый день коробка ломалась, — хохотнув, заговорил остролицый. — Ребята на станции техобслуживания ему утром новенькую поставят, а к вечеру его на буксире приволакивают, и опять — коробка мертвая. Они его спрашивают: что, мол, за беда, мужик, как ты ездишь? Как все, говорит, езжу: первая там, вторая, разгончик, третья, еще разгончик, четвертая, пятая, а потом еще разгончик и "R" — ракета, значит.
Водитель с готовностью захохотал, вертя стриженой головой.
— Ой, не могу, — стонал он, с силой ударяя ладонями по рулю, — ракета! Он что, в натуре такой баран?
— Кто? — переставая смеяться, осторожно спросил остролицый.
— Ну, этот новый русский.
— А, этот, — в некотором замешательстве повторил остролицый и на некоторое время замолчал, пытаясь собраться с мыслями. — Да, — сказал он наконец, — полный баран. Я таких даже не встречал. Не думал даже, что такие бывают.
Вскоре старенькая голубая «семерка» повернула на Кутузовский и влилась в поток транспорта, ставший лишь чуточку слабее по случаю наступления ночи. Остролицый молчал и непрерывно курил, время от времени с сухим шорохом потирая заросший щетиной подбородок и с невольным изумлением косясь на водителя, который вертел баранку, все еще продолжая про себя посмеиваться тупости нового русского, не знавшего, что буква "R" на головке рычага обозначает задний ход.
Загнав машину в гараж, они вдвоем тщательнейшим образом вымыли салон автомобиля, стараясь не пропустить ни одной щели, в которой могли бы ненароком остаться следы крови. Это была долгая и кропотливая работа, и закончили они, когда небо на востоке уже стало понемногу розоветь.
— Хорошо над Москвою-рекой услыхать соловья на рассвете, — продекламировал остролицый, сладко потягиваясь и снова принимаясь шуршать сигаретной пачкой.
— Ты что, больной? — поинтересовался водитель, с лязгом запирая гараж. — Какие в Москве соловьи? Тут разве что мент свистнет, так мне таких соловьев даром не надо.
Остролицый, ничего не объясняя, покивал, прикурил от зажигалки и, похлопав водителя по плечу, пошел прочь. Водитель с минуту стоял на месте, словно и впрямь рассчитывал услышать соловьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
У него мелькнула соблазнительная идея: свернуть в сторону и бежать, куда глаза глядят, но он тут же отогнал эту заманчивую мысль — поступи он подобным образом, и даже не дни, а часы его будут сочтены. Он был не настолько глуп, чтобы собственноручно подписывать себе смертный приговор.
«Клиента» нужно было догнать во что бы то ни стало.
Беглец свернул с освещенной улицы в черное жерло арки, надеясь, видимо, оторваться от преследователей в темноте. В другое время у него был бы шанс — во дворе действительно было темно, как в угольной шахте, только серебрились далеко вверху под лучами луны кроны деревьев, до половины срезанные глухой черной тенью пятиэтажки, в которой не горело ни одно окно, — но не теперь, когда в голове шумело, а ноги заплетались от потери крови. Он зацепился носком ботинка за выступающий из асфальта край канализационного люка и плашмя упал на дорогу, больно ударившись коленями и локтями. Он уперся ладонями в шершавый пыльный асфальт, ощутив пальцами левой руки податливый цилиндрик брошенного кем-то окурка, и мучительно приподнялся, подтягивая под себя правую ногу. В ушах шумело так сильно, что он не слышал топота настигавших его убийц, и понял, что проиграл, только когда на затылок обрушился тяжелый ботинок. Слепящая вспышка боли пришла одновременно с хрустом сломанного носа, потом он почувствовал на горле ледяное скользящее прикосновение остро отточенного лезвия, и в следующее мгновение боль кончилась.
— Готов? — хрипло, с одышкой спросил подбежавший сзади водитель. В руке у него была длинная отвертка.
— Готов, не готов, а добавить для верности надо, — почти спокойно сказал его товарищ, тщательно вытирая нож об одежду убитого. — Вот сюда давай, в шею.
— Может, ну его на хрен? — с сомнением спросил водитель. — Я же вижу, что он готов.
— Когда в машину его грузил, ты то же самое видел, — непреклонно сказал человек с ножом. — И не надейся, что чистеньким отсюда уйдешь. Давай, бей, я посмотрю. Ну?!
Водитель вздохнул и неохотно присел над трупом, занося отвертку над собой двумя руками, как меч-кладенец. Он неуверенно покосился на своего приятеля, несколько раз примерился и с размаху вонзил отвертку в шею уже начавшего остывать человека. Раздался отвратительный плотный хруст, когда отвертка сломала шейные позвонки. Водитель издал неприятный горловой звук и отскочил от трупа, оставив отвертку в ране и зажимая рот ладонью левой руки.
— Это другое дело, — сказал его попутчик. — Линяем отсюда по-быстрому.
— Погоди, — справившись с приступом тошноты, пробормотал водитель, — нам же велели...
— Мне наплевать, что они нам велели, — жестко сказал второй, убирая нож в карман. — Что ты теперь, будешь этого жмура на себе таскать? Пусть валяется. Чем не убийство с целью ограбления? Какая разница, здесь его найдут или за городом?
Они торопливо вышли из подворотни и уселись в машину, все еще стоявшую поперек дороги прямо на белой разделительной полосе.
— Козлы, — продолжал остролицый, ерзая на переднем сиденье и стараясь сесть так, чтобы лежавший в заднем кармане джинсов нож не врезался в ягодицу. — Ни хрена не могут сделать по-человечески, даже мусора замочить.
— Мать моя, мамочка, — подхватил немного пришедший в себя водитель, выводя машину в правый ряд и включая третью передачу. — Веришь, я чуть не обмочился, когда он меня за глотку ухватил. Чистый фильм ужасов... восставшие из ада, мать их за ногу.
— Восставшие из зада, — поправил его остролицый. — Суки лагерные, безрукие, — снова начиная кипятиться, сказал он с напором, — вахлаки, р-р-растопыри... Вот ушел бы он, тогда попрыгали бы, дятлы...
Он снова закурил, подобрал свалившийся с сиденья электрошокер и небрежно бросил его в бардачок.
— Йокалэмэнэ, — внезапно развеселившись, сказал он, — я ведь его чуть было этой хренотенью не долбанул... вместе с тобой!
— Очень смешно, — невольно поежившись, сказал водитель и воткнул четвертую передачу, немного поскрежетав шестернями коробки передач. — Накрывается коробка, — озабоченно добавил он.
— Это как у одного нового русского каждый день коробка ломалась, — хохотнув, заговорил остролицый. — Ребята на станции техобслуживания ему утром новенькую поставят, а к вечеру его на буксире приволакивают, и опять — коробка мертвая. Они его спрашивают: что, мол, за беда, мужик, как ты ездишь? Как все, говорит, езжу: первая там, вторая, разгончик, третья, еще разгончик, четвертая, пятая, а потом еще разгончик и "R" — ракета, значит.
Водитель с готовностью захохотал, вертя стриженой головой.
— Ой, не могу, — стонал он, с силой ударяя ладонями по рулю, — ракета! Он что, в натуре такой баран?
— Кто? — переставая смеяться, осторожно спросил остролицый.
— Ну, этот новый русский.
— А, этот, — в некотором замешательстве повторил остролицый и на некоторое время замолчал, пытаясь собраться с мыслями. — Да, — сказал он наконец, — полный баран. Я таких даже не встречал. Не думал даже, что такие бывают.
Вскоре старенькая голубая «семерка» повернула на Кутузовский и влилась в поток транспорта, ставший лишь чуточку слабее по случаю наступления ночи. Остролицый молчал и непрерывно курил, время от времени с сухим шорохом потирая заросший щетиной подбородок и с невольным изумлением косясь на водителя, который вертел баранку, все еще продолжая про себя посмеиваться тупости нового русского, не знавшего, что буква "R" на головке рычага обозначает задний ход.
Загнав машину в гараж, они вдвоем тщательнейшим образом вымыли салон автомобиля, стараясь не пропустить ни одной щели, в которой могли бы ненароком остаться следы крови. Это была долгая и кропотливая работа, и закончили они, когда небо на востоке уже стало понемногу розоветь.
— Хорошо над Москвою-рекой услыхать соловья на рассвете, — продекламировал остролицый, сладко потягиваясь и снова принимаясь шуршать сигаретной пачкой.
— Ты что, больной? — поинтересовался водитель, с лязгом запирая гараж. — Какие в Москве соловьи? Тут разве что мент свистнет, так мне таких соловьев даром не надо.
Остролицый, ничего не объясняя, покивал, прикурил от зажигалки и, похлопав водителя по плечу, пошел прочь. Водитель с минуту стоял на месте, словно и впрямь рассчитывал услышать соловьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100