Обычно такие периоды ласковости и христианской любви полковника к ближним своим заканчивались одним-единственным молниеносным, похожим на бросок змеи, ударом, и стукач в последнее время начал сильно опасаться, что этот удар может быть направлен в него. Этот приложит так, что потом не поднимешься, с тоской подумал стукач, рассеянно роняя пепел на приборный щиток своей вишневой «Лады».
А теперь еще Голова. Голова и эта бешеная сучка, которую он ни с того ни с сего решил продвинуть из официанток в охранники... и вообще, носится он с этой приблудной девкой, как с писаной торбой, нашел сокровище в навозной куче... Хахаль у нее, видите ли, появился. Кому интересно, с кем трахается эта шалава? Уж, во всяком случае, не мне, решил стукач. Голове это интересно, так пусть бы и пас ее сам... бизнесмен, мать его.
Он торчал здесь, в этом арбатском дворике, уже битый час. За это время какая-то наглая ворона успела обгадить капот его машины. Птичье дерьмо разъедает эмаль — он весь извелся, представляя, что делает эта дрянь с вишневым лаком и какое после нее останется пятно, — но выйти из машины и стереть с капота отвратительное белое пятно не решался. Если, упаси Боже, подозрения Головы не беспочвенны, то засветиться сейчас было бы смерти подобно. Черт с ней, с эмалью — насквозь не проест, не кислота все-таки...
Справа певуче заскрипела и пушечно бухнула, закрываясь, дверь подъезда. Стукач резко повернул голову на звук и застыл, не донеся сигарету до губ. Ему захотелось сжаться в комок и закатиться куда-нибудь в уголок сиденья, а еще лучше — под педали... а я что, я — ничего... лежу вот, отдыхаю... Он остался сидеть неподвижно, мгновенно сообразив две вещи: во-первых, то, что стекла в машине тонированные и разглядеть его лицо с улицы никак невозможно, а во-вторых, то, что сопляк знает его машину, как облупленную. Он не воспринял это задание Головы всерьез, и — вот он, результат. Хавай, дружок, расхлебывай... смотри, не подавись.
Чего там, наискосок метнулась в мозгу паническая мысль, — уже подавился. Пока доберешься до телефона, пока Голова пошлет людей, пока те доедут до места, мальчишка, хоть и сопляк, успеет все понять и даже, скорее всего, доложить — по телефону или лично...
— Не думай о секундах свысока, — бормотал он, лихорадочно навинчивая глушитель на ствол пистолета. — Свистят они... как пули, блин... как пули у виска...
Он совершенно не сознавал, что делает и что говорит, полностью поглощенный наблюдением за вышедшим из подъезда человеком. Ай да Голова, думал он. Но полковник-то, полковник! Ишь, чего удумал! Все попробовал, а теперь, значит, решил через кровать... Разумно, конечно, — с точки зрения полковника. Шалишь, брат, подумал он. Пора бы тебе угомониться. Так ведь всех перешлепают, и останешься ты командовать своей Зинулей, старый козел...
Мальчишка оказался полным лопухом — он даже не посмотрел по сторонам, быстрым шагом пройдя под самой стеной дома и свернув на Арбат. Да, подумал стукач. Да, полковник. С такими орлами тебе Голову не взять... а уж меня и подавно. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел... а от тебя, полковник, и подавно уйду. Молодец, Голова. Вот бы кого в президенты. У него бы вся эта чиновничья сволочь копейки под ноготь не зажала...
Только теперь он заметил, что держит в руках пистолет, и запоздало похолодел. Это что же, с растущим ужасом подумал он, — что же это я, замочить его, что ли, собирался? Прямо здесь? Прямо из своей машины? Засветло? Совсем ополоумел, недоносок...
Кое-как затолкав пистолет в бардачок, он трясущейся рукой запустил двигатель, сквозь узкую арку выехал со двора и отправился на поиски исправного таксофона — следовало немедленно поставить Голову в известность о том, что его подозрения подтвердились на все сто процентов, и ухажер Птицы, как говорится, казачок засланный.
Катю разбудил звонок в дверь. «Андрюшка, — подумала она, не открывая глаз, и почувствовала, как откуда-то от сердца по всему телу разливается блаженное тепло. — Пришел... Только что же это он в дверь-то наяривает, у него же ключ... Забыл, наверное, или руки заняты. А вот не буду вставать. Пусть сам войдет, а я его подожду... тепленькая».
Звонок, однако, продолжал надоедливо дилинькать, прогоняя остатки сна. «Точно, руки заняты», — подумала Катя, сбрасывая ноги с раскладушки и протирая глаза. Мысль получилась будничная, какая-то очень семейная, словно Катя была не Катя, а обремененная тремя детьми домохозяйка, которая, устав от хлопот по дому, прилегла отдохнуть, а теперь вот вынуждена вставать, чтобы открыть дверь растяпе-мужу, который не догадается поставить на пол пакет с продуктами и достать из кармана ключ.
Шаркая по полу кроссовками — она спала, не раздеваясь, — и зевая во весь рот, она подошла к двери и отперла замок, даже не удосужившись заглянуть в глазок — в конце концов, кто это мог быть, если не Андрей?
За дверью стоял очень серьезный молодой человек, который был бы очень похож на Андрея, если бы не милицейская форма с погонами старшего лейтенанта. Катя отшатнулась — слава Богу, только внутренне — и вовремя сдержалась, чтобы не захлопнуть дверь. Вот черт, обреченно подумала она. Андрей придет, а меня нет... в кутузке я, знаете ли. Оперативно работают, про себя похвалила она «внутренние органы». Молодцы.
— Здравствуйте, — вполне мирно сказал милиционер. — Войти можно?
— А зачем? — осторожно спросила Катя. — Вы, вообще-то, кто?
— О, Господи, — устало сказал старший лейтенант. — Участковый я. Старший лейтенант Вологдин. Вот мое удостоверение.
Катя бросила на удостоверение быстрый невнимательный взгляд и посторонилась, пропуская милиционера в квартиру. Когда тот прошел мимо нее, повернувшись спиной, она подумала, что неплохо было бы гвоздануть его чем-нибудь по фуражке и дать тягу, но гвоздить старшего лейтенанта было нечем, а позади, на лестнице, явственно прослушивались какие-то голоса и смутная возня. Кто-то охнул там испуганным бабьим голосом, и другой голос — мужской и сердитый — сказал: «Проходите, проходите...» «Они что, всем отделением пришли меня арестовывать?» — все еще ничего не понимая, подумала Катя. Она закрыла дверь и пошла за участковым.
Тот стоял на пороге комнаты и с интересом оглядывал богатую обстановку, состоявшую из старой раскладушки и одинокого морского пейзажа на стене.
— Кучеряво живете, — сказал он как бы между прочим. — Что-то я вас раньше здесь не видел.
— Я купила эту квартиру, — сказала Катя. — Вот только вчера въехала, еще не успела вещи перевезти.
— Ага, ага, — рассеянно покивал участковый, — ясно. Шума на лестнице не слышали? Недавно, с час назад, не больше.
— Шума? — переспросила Катя. — Вы знаете, я спала. Я в ночь работаю, так что... А что, случилось что-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
А теперь еще Голова. Голова и эта бешеная сучка, которую он ни с того ни с сего решил продвинуть из официанток в охранники... и вообще, носится он с этой приблудной девкой, как с писаной торбой, нашел сокровище в навозной куче... Хахаль у нее, видите ли, появился. Кому интересно, с кем трахается эта шалава? Уж, во всяком случае, не мне, решил стукач. Голове это интересно, так пусть бы и пас ее сам... бизнесмен, мать его.
Он торчал здесь, в этом арбатском дворике, уже битый час. За это время какая-то наглая ворона успела обгадить капот его машины. Птичье дерьмо разъедает эмаль — он весь извелся, представляя, что делает эта дрянь с вишневым лаком и какое после нее останется пятно, — но выйти из машины и стереть с капота отвратительное белое пятно не решался. Если, упаси Боже, подозрения Головы не беспочвенны, то засветиться сейчас было бы смерти подобно. Черт с ней, с эмалью — насквозь не проест, не кислота все-таки...
Справа певуче заскрипела и пушечно бухнула, закрываясь, дверь подъезда. Стукач резко повернул голову на звук и застыл, не донеся сигарету до губ. Ему захотелось сжаться в комок и закатиться куда-нибудь в уголок сиденья, а еще лучше — под педали... а я что, я — ничего... лежу вот, отдыхаю... Он остался сидеть неподвижно, мгновенно сообразив две вещи: во-первых, то, что стекла в машине тонированные и разглядеть его лицо с улицы никак невозможно, а во-вторых, то, что сопляк знает его машину, как облупленную. Он не воспринял это задание Головы всерьез, и — вот он, результат. Хавай, дружок, расхлебывай... смотри, не подавись.
Чего там, наискосок метнулась в мозгу паническая мысль, — уже подавился. Пока доберешься до телефона, пока Голова пошлет людей, пока те доедут до места, мальчишка, хоть и сопляк, успеет все понять и даже, скорее всего, доложить — по телефону или лично...
— Не думай о секундах свысока, — бормотал он, лихорадочно навинчивая глушитель на ствол пистолета. — Свистят они... как пули, блин... как пули у виска...
Он совершенно не сознавал, что делает и что говорит, полностью поглощенный наблюдением за вышедшим из подъезда человеком. Ай да Голова, думал он. Но полковник-то, полковник! Ишь, чего удумал! Все попробовал, а теперь, значит, решил через кровать... Разумно, конечно, — с точки зрения полковника. Шалишь, брат, подумал он. Пора бы тебе угомониться. Так ведь всех перешлепают, и останешься ты командовать своей Зинулей, старый козел...
Мальчишка оказался полным лопухом — он даже не посмотрел по сторонам, быстрым шагом пройдя под самой стеной дома и свернув на Арбат. Да, подумал стукач. Да, полковник. С такими орлами тебе Голову не взять... а уж меня и подавно. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел... а от тебя, полковник, и подавно уйду. Молодец, Голова. Вот бы кого в президенты. У него бы вся эта чиновничья сволочь копейки под ноготь не зажала...
Только теперь он заметил, что держит в руках пистолет, и запоздало похолодел. Это что же, с растущим ужасом подумал он, — что же это я, замочить его, что ли, собирался? Прямо здесь? Прямо из своей машины? Засветло? Совсем ополоумел, недоносок...
Кое-как затолкав пистолет в бардачок, он трясущейся рукой запустил двигатель, сквозь узкую арку выехал со двора и отправился на поиски исправного таксофона — следовало немедленно поставить Голову в известность о том, что его подозрения подтвердились на все сто процентов, и ухажер Птицы, как говорится, казачок засланный.
Катю разбудил звонок в дверь. «Андрюшка, — подумала она, не открывая глаз, и почувствовала, как откуда-то от сердца по всему телу разливается блаженное тепло. — Пришел... Только что же это он в дверь-то наяривает, у него же ключ... Забыл, наверное, или руки заняты. А вот не буду вставать. Пусть сам войдет, а я его подожду... тепленькая».
Звонок, однако, продолжал надоедливо дилинькать, прогоняя остатки сна. «Точно, руки заняты», — подумала Катя, сбрасывая ноги с раскладушки и протирая глаза. Мысль получилась будничная, какая-то очень семейная, словно Катя была не Катя, а обремененная тремя детьми домохозяйка, которая, устав от хлопот по дому, прилегла отдохнуть, а теперь вот вынуждена вставать, чтобы открыть дверь растяпе-мужу, который не догадается поставить на пол пакет с продуктами и достать из кармана ключ.
Шаркая по полу кроссовками — она спала, не раздеваясь, — и зевая во весь рот, она подошла к двери и отперла замок, даже не удосужившись заглянуть в глазок — в конце концов, кто это мог быть, если не Андрей?
За дверью стоял очень серьезный молодой человек, который был бы очень похож на Андрея, если бы не милицейская форма с погонами старшего лейтенанта. Катя отшатнулась — слава Богу, только внутренне — и вовремя сдержалась, чтобы не захлопнуть дверь. Вот черт, обреченно подумала она. Андрей придет, а меня нет... в кутузке я, знаете ли. Оперативно работают, про себя похвалила она «внутренние органы». Молодцы.
— Здравствуйте, — вполне мирно сказал милиционер. — Войти можно?
— А зачем? — осторожно спросила Катя. — Вы, вообще-то, кто?
— О, Господи, — устало сказал старший лейтенант. — Участковый я. Старший лейтенант Вологдин. Вот мое удостоверение.
Катя бросила на удостоверение быстрый невнимательный взгляд и посторонилась, пропуская милиционера в квартиру. Когда тот прошел мимо нее, повернувшись спиной, она подумала, что неплохо было бы гвоздануть его чем-нибудь по фуражке и дать тягу, но гвоздить старшего лейтенанта было нечем, а позади, на лестнице, явственно прослушивались какие-то голоса и смутная возня. Кто-то охнул там испуганным бабьим голосом, и другой голос — мужской и сердитый — сказал: «Проходите, проходите...» «Они что, всем отделением пришли меня арестовывать?» — все еще ничего не понимая, подумала Катя. Она закрыла дверь и пошла за участковым.
Тот стоял на пороге комнаты и с интересом оглядывал богатую обстановку, состоявшую из старой раскладушки и одинокого морского пейзажа на стене.
— Кучеряво живете, — сказал он как бы между прочим. — Что-то я вас раньше здесь не видел.
— Я купила эту квартиру, — сказала Катя. — Вот только вчера въехала, еще не успела вещи перевезти.
— Ага, ага, — рассеянно покивал участковый, — ясно. Шума на лестнице не слышали? Недавно, с час назад, не больше.
— Шума? — переспросила Катя. — Вы знаете, я спала. Я в ночь работаю, так что... А что, случилось что-нибудь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100