.. и конец нашему паритету. У меня-то ни детей, ни, тем более, жены...»
Андрей засмеялся и на секунду так крепко прижал к себе Катю, что у той отчетливо хрустнули позвонки.
— Это невозможно, — сказал он. — Неужели?! Перестать прятаться по углам и скрипеть твоей знаменитой кроватью? Нет, это невообразимо! Слушай, — еще больше оживляясь, воскликнул он и, выпустив из рук Катю, винтом прошелся по комнате, — у тебя же здесь совсем пусто! Давай перевезем сюда твою кровать! Я закажу трейлер — самый большой, какой только сможет протиснуться к тебе во двор, — и мы перевезем ее с большой помпой и при огромном стечении народа, а потом поставим посреди комнаты и повесим мемориальную табличку: здесь впервые... ну, и так далее. Когда настанут тяжелые времена и нам нечего будет есть, мы будем приводить к ней экскурсантов — разных алкашей и тетенек на возрасте, — становиться по обе стороны кровати и рассказывать, как это было, а они будут себе все это представлять и раскошеливаться... А помнишь, как это было в первый раз?
Катя с улыбкой покачала головой — тот, самый первый раз она запомнила довольно смутно, ей тогда было не до деталей.
— Помню, что боялась заездить тебя насмерть, — сказала она.
— Да, — признался Андрей, — была парочка моментов, когда и у меня возникали аналогичные подозрения...
— Ах ты, наглец! — возмутилась Катя. — Подозрения у него, видите ли, возникали... Зря я тебя тогда пожалела.
— Так уж и пожалела, — хитро улыбнулся Андрей. — Мне лично показалось, что ты просто выдохлась...
Катя задохнулась.
— Что?! — страшным голосом спросила она. — Так. Считай, что ты допрыгался. А ну, снимай штаны — посмотрим, кто раньше выдохнется...
— Эй, эй, — пятясь в притворном ужасе, воскликнул Андрей. — Не на полу же!
— Ничего, — зловеще проговорила Катя, надвигаясь на него. — Если останешься жив, я подарю тебе прибор для выжигания. Сделаешь на полу мемориальную надпись: здесь такого-то числа такого-то года такой и сякой хвастунишка чудом избежал смерти.
— А если не выживу? — падая на колени, спросил Андрей.
— Тогда надпись выжгу я: такому и сякому не удалось избежать смерти...
— Самой приятной из смертей, — поправил ее Андрей. — Хотелось бы мне умереть именно так... А, была не была, попробую! — вдруг воскликнул он, хватая Катю за ногу и валя ее на пол.
— Помогите! — закричала Катя, отбрыкиваясь.
Закричала почти искренне — на секунду ей показалось, что время повернуло вспять и в руке у Андрея блеснуло длинное и узкое, любовно отполированное лезвие финского ножа, но наваждение тут же развеялось — ничего не было у него в руке, просто прикосновение лопаток к голому дощатому полу всколыхнуло на дне души застоявшуюся, прокисшую муть, которая, впрочем, тут же и улеглась, оставив под языком неприятный медный привкус страха.
— Никто тебя не услышит, девочка, — страшным голосом Серого Волка сказал Андрей, нависая над нею. — Кричи, сколько влезет, а лучше сразу отдай мне пирожки и горшочек масла.
— Может быть, тебя устроит бабушка? — спросила Катя, преданно глядя на него снизу вверх. — Старушка все равно зажилась на свете.
Андрей скривился.
— Фу, — сказал он, выпуская Катю и садясь рядом с ней на пол. — Ну, разве так можно? Весь кайф поломала...
Катя хихикнула.
— Что, Серый Волк, воображение разгулялось? Андрей искоса посмотрел на нее и вдруг заразительно расхохотался.
— Представь себе, да, — выдавил он сквозь смех. — Ос, тос, первертос, бабушка здорова...
— Чего? — тоже смеясь, спросила Катя.
— Песенка такая была... блатная, в общем-то. Псевдоодесский фольклор. Ребята во дворе пели — давно, я еще пацаном был... Тогда это модно было, помнишь?
— Ага, — сказала Катя. — В беседке, под гитару и портвейн... А что за песня? Про что?
— Про то, как два налетчика у старушки-бабушки отобрали честь.
— А бабушка что?
— Бабушка здорова, — сказал Андрей. — Кушает компот. И, сама понимаешь, мечтает снова пережить налет.
— Боже мой, что за глупости, — простонала Катя, корчась от смеха. — Сразу видно, что фольклор. Кушает компот... ой, не могу!
Она лежала на полу своей новой квартиры и хохотала, держась за живот и наслаждаясь этим состоянием бездумного веселья. Нет, подумала она, это мы с ним правильно придумали — паритет и равноправие. Пусть секреты остаются секретами. Пока вот так хохочешь, не думая ни о Лизке, ни об этом непонятном Щукине, ни о... ни о чем, в общем, не думая, — всего этого дерьма будто бы и не существует. И правильно. И ну его к черту. Мне хорошо? Хорошо. Вот и ладно...
— Слушай, — сказал Андрей. — Ну, Катерина, ну, прекрати ты ржать, послушай... Слышишь?
— Слышу, — с трудом вытолкнула из себя Катя. Переставать смеяться было жалко.
— У тебя деньги есть? — спросил Андрей.
— Навалом, — легкомысленно сказала Катя. — Тебе что, деньги нужны?
— Тебе нужны, — усмехнулся Андрей. — Айда мебель покупать. Хотя бы кровать для начала... Пора оборудовать семейное гнездышко.
— Мебель? — переспросила Катя, садясь и подтягивая колени к подбородку. Смеяться почему-то вдруг расхотелось, как отрезало. — Мебель — это мысль. Только не надо про семью...
— А почему, собственно, не надо? — вскинулся было Андрей, но тут же, словно вспомнив о чем-то, тоже обмяк и загрустил. Внимательно наблюдавшая за ним Катя тихонько вздохнула — паритет и равноправие, черт бы их подрал... Нужно было срочно спасать положение — так чудесно начавшийся день портился прямо на глазах из-за неосторожно оброненного слова, — и она с натужной веселостью сказала:
— Айда. Только, учти, я хочу большую кровать — большую и мягкую, чтобы в ней можно было жить.
— Заметано, — сказал Андрей. — Я знаю неподалеку одно местечко, где продают то, что тебе нужно. Кровати там меряют сотками, как дачные участки...
Катя снова попыталась рассмеяться, но на этот раз у нее ничего не вышло. Надо же, подумала она, всего одно слово... Мечтать, конечно, не вредно, только вот беда в том, что мечтать о семье для нее то же самое, что безногому мечтать о титуле олимпийского чемпиона по бегу... во всяком случае, сейчас. И хорошо, что замуж не зовет, подумала она об Андрее. Интересно, что я должна была бы ему ответить?
— Эй, — позвал Андрей. — Катерина, да ты, никак, плачешь? Ну, что с тобой?
Он притянул ее к себе, и она благодарно опустила голову к нему на грудь — это было очень удобно во всех отношениях. Под пиджаком у него был жилет, и в этот самый жилет Катя уткнулась своим мокрым носом. Хорошая вещь — жилетка, подумала она. Плачь — не хочу...
Андрей гладил ее по волосам, по тонкой девчоночьей шее, по узким, вздрагивающим в такт затихающим всхлипам плечам, и с уже ставшей привычной тоской думал о том, как здорово было бы, будь все немного по-другому... Она бы у меня никогда не плакала, думал он, со щемящей нежностью прижимая к себе это хрупкое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Андрей засмеялся и на секунду так крепко прижал к себе Катю, что у той отчетливо хрустнули позвонки.
— Это невозможно, — сказал он. — Неужели?! Перестать прятаться по углам и скрипеть твоей знаменитой кроватью? Нет, это невообразимо! Слушай, — еще больше оживляясь, воскликнул он и, выпустив из рук Катю, винтом прошелся по комнате, — у тебя же здесь совсем пусто! Давай перевезем сюда твою кровать! Я закажу трейлер — самый большой, какой только сможет протиснуться к тебе во двор, — и мы перевезем ее с большой помпой и при огромном стечении народа, а потом поставим посреди комнаты и повесим мемориальную табличку: здесь впервые... ну, и так далее. Когда настанут тяжелые времена и нам нечего будет есть, мы будем приводить к ней экскурсантов — разных алкашей и тетенек на возрасте, — становиться по обе стороны кровати и рассказывать, как это было, а они будут себе все это представлять и раскошеливаться... А помнишь, как это было в первый раз?
Катя с улыбкой покачала головой — тот, самый первый раз она запомнила довольно смутно, ей тогда было не до деталей.
— Помню, что боялась заездить тебя насмерть, — сказала она.
— Да, — признался Андрей, — была парочка моментов, когда и у меня возникали аналогичные подозрения...
— Ах ты, наглец! — возмутилась Катя. — Подозрения у него, видите ли, возникали... Зря я тебя тогда пожалела.
— Так уж и пожалела, — хитро улыбнулся Андрей. — Мне лично показалось, что ты просто выдохлась...
Катя задохнулась.
— Что?! — страшным голосом спросила она. — Так. Считай, что ты допрыгался. А ну, снимай штаны — посмотрим, кто раньше выдохнется...
— Эй, эй, — пятясь в притворном ужасе, воскликнул Андрей. — Не на полу же!
— Ничего, — зловеще проговорила Катя, надвигаясь на него. — Если останешься жив, я подарю тебе прибор для выжигания. Сделаешь на полу мемориальную надпись: здесь такого-то числа такого-то года такой и сякой хвастунишка чудом избежал смерти.
— А если не выживу? — падая на колени, спросил Андрей.
— Тогда надпись выжгу я: такому и сякому не удалось избежать смерти...
— Самой приятной из смертей, — поправил ее Андрей. — Хотелось бы мне умереть именно так... А, была не была, попробую! — вдруг воскликнул он, хватая Катю за ногу и валя ее на пол.
— Помогите! — закричала Катя, отбрыкиваясь.
Закричала почти искренне — на секунду ей показалось, что время повернуло вспять и в руке у Андрея блеснуло длинное и узкое, любовно отполированное лезвие финского ножа, но наваждение тут же развеялось — ничего не было у него в руке, просто прикосновение лопаток к голому дощатому полу всколыхнуло на дне души застоявшуюся, прокисшую муть, которая, впрочем, тут же и улеглась, оставив под языком неприятный медный привкус страха.
— Никто тебя не услышит, девочка, — страшным голосом Серого Волка сказал Андрей, нависая над нею. — Кричи, сколько влезет, а лучше сразу отдай мне пирожки и горшочек масла.
— Может быть, тебя устроит бабушка? — спросила Катя, преданно глядя на него снизу вверх. — Старушка все равно зажилась на свете.
Андрей скривился.
— Фу, — сказал он, выпуская Катю и садясь рядом с ней на пол. — Ну, разве так можно? Весь кайф поломала...
Катя хихикнула.
— Что, Серый Волк, воображение разгулялось? Андрей искоса посмотрел на нее и вдруг заразительно расхохотался.
— Представь себе, да, — выдавил он сквозь смех. — Ос, тос, первертос, бабушка здорова...
— Чего? — тоже смеясь, спросила Катя.
— Песенка такая была... блатная, в общем-то. Псевдоодесский фольклор. Ребята во дворе пели — давно, я еще пацаном был... Тогда это модно было, помнишь?
— Ага, — сказала Катя. — В беседке, под гитару и портвейн... А что за песня? Про что?
— Про то, как два налетчика у старушки-бабушки отобрали честь.
— А бабушка что?
— Бабушка здорова, — сказал Андрей. — Кушает компот. И, сама понимаешь, мечтает снова пережить налет.
— Боже мой, что за глупости, — простонала Катя, корчась от смеха. — Сразу видно, что фольклор. Кушает компот... ой, не могу!
Она лежала на полу своей новой квартиры и хохотала, держась за живот и наслаждаясь этим состоянием бездумного веселья. Нет, подумала она, это мы с ним правильно придумали — паритет и равноправие. Пусть секреты остаются секретами. Пока вот так хохочешь, не думая ни о Лизке, ни об этом непонятном Щукине, ни о... ни о чем, в общем, не думая, — всего этого дерьма будто бы и не существует. И правильно. И ну его к черту. Мне хорошо? Хорошо. Вот и ладно...
— Слушай, — сказал Андрей. — Ну, Катерина, ну, прекрати ты ржать, послушай... Слышишь?
— Слышу, — с трудом вытолкнула из себя Катя. Переставать смеяться было жалко.
— У тебя деньги есть? — спросил Андрей.
— Навалом, — легкомысленно сказала Катя. — Тебе что, деньги нужны?
— Тебе нужны, — усмехнулся Андрей. — Айда мебель покупать. Хотя бы кровать для начала... Пора оборудовать семейное гнездышко.
— Мебель? — переспросила Катя, садясь и подтягивая колени к подбородку. Смеяться почему-то вдруг расхотелось, как отрезало. — Мебель — это мысль. Только не надо про семью...
— А почему, собственно, не надо? — вскинулся было Андрей, но тут же, словно вспомнив о чем-то, тоже обмяк и загрустил. Внимательно наблюдавшая за ним Катя тихонько вздохнула — паритет и равноправие, черт бы их подрал... Нужно было срочно спасать положение — так чудесно начавшийся день портился прямо на глазах из-за неосторожно оброненного слова, — и она с натужной веселостью сказала:
— Айда. Только, учти, я хочу большую кровать — большую и мягкую, чтобы в ней можно было жить.
— Заметано, — сказал Андрей. — Я знаю неподалеку одно местечко, где продают то, что тебе нужно. Кровати там меряют сотками, как дачные участки...
Катя снова попыталась рассмеяться, но на этот раз у нее ничего не вышло. Надо же, подумала она, всего одно слово... Мечтать, конечно, не вредно, только вот беда в том, что мечтать о семье для нее то же самое, что безногому мечтать о титуле олимпийского чемпиона по бегу... во всяком случае, сейчас. И хорошо, что замуж не зовет, подумала она об Андрее. Интересно, что я должна была бы ему ответить?
— Эй, — позвал Андрей. — Катерина, да ты, никак, плачешь? Ну, что с тобой?
Он притянул ее к себе, и она благодарно опустила голову к нему на грудь — это было очень удобно во всех отношениях. Под пиджаком у него был жилет, и в этот самый жилет Катя уткнулась своим мокрым носом. Хорошая вещь — жилетка, подумала она. Плачь — не хочу...
Андрей гладил ее по волосам, по тонкой девчоночьей шее, по узким, вздрагивающим в такт затихающим всхлипам плечам, и с уже ставшей привычной тоской думал о том, как здорово было бы, будь все немного по-другому... Она бы у меня никогда не плакала, думал он, со щемящей нежностью прижимая к себе это хрупкое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100