Я пошла за ним. Сунув носы в незастекленный, но забранный железной решёткой оконный проем, мы замерли.
На улице была ночь, но фонари ярко освещали все пространство перед домом. Хорошо была видна мостовая, по которой изредка проскакивали автомашины, и дом напротив, в котором не светились окна.
— Что это за улица? — спросил Пол, внимательно всматриваясь в соседние окна.
— Не могу узнать отсюда. Слушайте, вас же нужно перевязать! — Только тут, при свете, я увидела, что из разорванной ладони у него фонтаном хлещет кровь, даже несмотря на то, что он старательно зажимал её другой рукой.
— Успеется. Сначала нужно выбраться отсюда. Что-то подсказывает мне, что Индус где-то рядом.
— Плевать на Индуса! Вы умрёте от потери крови. Я стащила с него пиджак, оторвала рукав рубашки и перевязала на скорую руку. После этого мы пошли искать дверь. Она оказалась в другом конце подвала, заваленная каким-то строительным мусором. Она тоже была железной. Раскидав кое-как кирпичи и доски, я подобралась к ней, тщетно подёргала за ручку и поняла, что этот подвал все-таки станет нашей могилой.
— Бесполезно. Она закрыта снаружи, — мрачно обронил американец, сидевший на ящике из-под бутылок. Я заставила его сделать это по случаю ранения. — Придётся ждать утра. Может, кто-то пройдёт мимо, тогда мы постучим и попросим открыть. Другого выхода нет.
— Да уж, — я села на другой ящик рядом с ним, — не хотят ваши духи отпускать нас с миром.
— Ой, не хотят. Чувствую, пока не прикончат меня — не успокоятся.
— И зачем вам это золото сдалось? Жили бы себе спокойно, как раньше…
— А что раньше? Думаешь, я до этого марки собирал? Или парикмахером работал? Я ведь всю жизнь жил так, словно мне вожжа под хвост попала.
— А зачем вам это?
— Не знаю, — он вздохнул. — Кто-то мне сказал, что смысл жизни в том, чтобы умереть, не став подлецом. Это самое трудное, оказывается. Быть негодяем — легко. Для этого, как правило, даже делать ничего не нужно. А я вот пытаюсь доказать всем и себе самому, что не подлец и быть им не собираюсь. Помогаю всем, лезу, куда сам черт побоится нос сунуть. Дурость, наверное…
— Ну а золото здесь при чем?
— Золото вообще ни при чем. Я ведь не из-за золота влип. Я на самом деле хотел помочь тому человеку, который написал своей кровью записку. Мог ведь, узнав, что там написано, просто выбросить её, и дело с концом. Но потом бы меня до конца дней угрызения совести мучили. Вот и понёс меня нечистый в тот дом напротив. А там и затянуло по самые уши.
— Но вы можете прямо сейчас это бросить. Вот выберемся отсюда, и забудьте обо всем.
— Черта с два я позволю, чтобы клад достался этим ублюдкам! — с горячностью проговорил он. — Теперь уж нет! Лучше пусть убьют, чем буду сознавать, что они на эти деньги жируют и надо мной посмеиваются. И потом, мне кажется, что это главное дело всей моей жизни. Вот найду его, возьму себе, сколько нужно для нормального существования, а остальное раздам нищим и голодным — пусть знают, что мир не без добрых людей. А то ведь почти все уже совсем веру в добро потеряли.
— Вы — идеалист, сударь. Мой босс уже однажды пытался накормить московских бомжей, так они чуть его самого не сожрали.
— Не кормить нужно было, а сначала нормальных людей из них сделать, чтобы себя уважать начали. Дать им жильё, работу и так далее. Тогда бы они сами не захотели уже ничего дурного творить. Все человеческие пороки от бедности происходят. А так, наверное, даже не поблагодарили Родиона? — Он усмехнулся. — А Родион, кстати, молодец, умный парень. Интересно, что он сейчас делает?
Небось гадает, что с нами случилось. Хорошо, что он успел дверь кабинета захлопнуть, а то бы сейчас вместе с нами кувыркался. Индус сказал, что за ним наблюдают и он не сможет выйти из своей будки. А так бы и вправду, смог бы проверить, на месте ли клад. Кстати, ты тогда так и не ответила мне: кто он такой на самом деле? О нем даже Индус с каким-то генералом по телефону разговаривал. Помнишь?
— Помню. Но вы все равно не поверите, если отвечу.
— А ты попробуй.
— Честно?
— Конечно!
Я набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы выдохнуть ответ, и в этот момент за дверью подвала послышались голоса.
Первым моим желанием было закричать от радости, но Пол своей железной ручищей закрыл мне лицо и тревожно прислушался. Голоса были неразборчивыми.
Кто-то находился по ту сторону двери и негромко переговаривался. Судя по всему, их там было двое.
Убрав руку с моего рта, Пол прошептал:
— Тише. Вдруг это Индус? Надо бы сначала проверить.
— А как?
— Не знаю. Сиди здесь, я подберусь поближе и постараюсь подслушать.
Он осторожно пробрался по мусору к двери, приложил к ней ухо и стал слушать. На лице его сначала отразилось удивление, потом оно расплылось в улыбке. Так же бережно ступая по кирпичам, он вернулся ко мне.
— Не знаю, как это сказать, — он смущённо отвернулся. — Но, по-моему, там занимаются любовью…
— Что?!
— А чего? У вас в России все может быть. Может, людям негде больше, так они в подвале. У нас в Америке для этого номера сдают в гостиницах на час-два за пару долларов.
— И что будем делать? Надо же как-то выбираться. Пусть позовут кого-нибудь, кто сможет открыть дверь.
— Подождём, пока закончат. А то прервём их на самом интересном, тогда хрен чего они для нас сделают, — он усмехнулся. — Пусть уж потешатся.
Тут из-за двери послышались уже вполне разборчивые женские стоны, которые стали постепенно переходить в яростные страстные выкрики. Я покраснела и заткнула уши. Американец как-то весь подобрался, нахмурился и мужественно выжидал. О том, что происходило у него в душе, я могла только догадываться. Мне было неловко перед ним ни много ни мало за всю Россию, но я ничего не могла изменить. Наконец, когда мускулы на его лице расслабились, я поняла, что сеанс любви в подворотне закончился, и убрала руки.
— Кажется, у них все получилось как надо, — пробормотал Пол, не глядя на меня. — Горячие ребята, черт возьми. Пойду стучать…
— Нет, стойте, лучше я, — я поднялась. — Они могут испугаться мужского голоса.
Пожав плечами, он снова сел на ящик и стал смотреть, как я пробираюсь через кучу мусора. Голоса за дверью опять притихли, их стало почти не слышно, видимо, любовнички отдыхали. Постучав в дверь, я громко крикнула:
— Эй, есть там кто-нибудь? Помогите выбраться отсюда!
Кто-то испуганно вскрикнул, потом все смолкло. Я опять постучала.
— Люди добрые, отзовитесь, ради Христа! Выпустите нас отсюда!
— Кто там? — испуганно спросил грубый мужской голос.
— Это мы: я и мой друг! — радостно затараторила я. — Мы зашли сюда на минутку поцеловаться, а потом кто-то закрыл дверь на замок с той стороны!
Найдите кого-нибудь, пожалуйста, чтобы открыли эту проклятую дверь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
На улице была ночь, но фонари ярко освещали все пространство перед домом. Хорошо была видна мостовая, по которой изредка проскакивали автомашины, и дом напротив, в котором не светились окна.
— Что это за улица? — спросил Пол, внимательно всматриваясь в соседние окна.
— Не могу узнать отсюда. Слушайте, вас же нужно перевязать! — Только тут, при свете, я увидела, что из разорванной ладони у него фонтаном хлещет кровь, даже несмотря на то, что он старательно зажимал её другой рукой.
— Успеется. Сначала нужно выбраться отсюда. Что-то подсказывает мне, что Индус где-то рядом.
— Плевать на Индуса! Вы умрёте от потери крови. Я стащила с него пиджак, оторвала рукав рубашки и перевязала на скорую руку. После этого мы пошли искать дверь. Она оказалась в другом конце подвала, заваленная каким-то строительным мусором. Она тоже была железной. Раскидав кое-как кирпичи и доски, я подобралась к ней, тщетно подёргала за ручку и поняла, что этот подвал все-таки станет нашей могилой.
— Бесполезно. Она закрыта снаружи, — мрачно обронил американец, сидевший на ящике из-под бутылок. Я заставила его сделать это по случаю ранения. — Придётся ждать утра. Может, кто-то пройдёт мимо, тогда мы постучим и попросим открыть. Другого выхода нет.
— Да уж, — я села на другой ящик рядом с ним, — не хотят ваши духи отпускать нас с миром.
— Ой, не хотят. Чувствую, пока не прикончат меня — не успокоятся.
— И зачем вам это золото сдалось? Жили бы себе спокойно, как раньше…
— А что раньше? Думаешь, я до этого марки собирал? Или парикмахером работал? Я ведь всю жизнь жил так, словно мне вожжа под хвост попала.
— А зачем вам это?
— Не знаю, — он вздохнул. — Кто-то мне сказал, что смысл жизни в том, чтобы умереть, не став подлецом. Это самое трудное, оказывается. Быть негодяем — легко. Для этого, как правило, даже делать ничего не нужно. А я вот пытаюсь доказать всем и себе самому, что не подлец и быть им не собираюсь. Помогаю всем, лезу, куда сам черт побоится нос сунуть. Дурость, наверное…
— Ну а золото здесь при чем?
— Золото вообще ни при чем. Я ведь не из-за золота влип. Я на самом деле хотел помочь тому человеку, который написал своей кровью записку. Мог ведь, узнав, что там написано, просто выбросить её, и дело с концом. Но потом бы меня до конца дней угрызения совести мучили. Вот и понёс меня нечистый в тот дом напротив. А там и затянуло по самые уши.
— Но вы можете прямо сейчас это бросить. Вот выберемся отсюда, и забудьте обо всем.
— Черта с два я позволю, чтобы клад достался этим ублюдкам! — с горячностью проговорил он. — Теперь уж нет! Лучше пусть убьют, чем буду сознавать, что они на эти деньги жируют и надо мной посмеиваются. И потом, мне кажется, что это главное дело всей моей жизни. Вот найду его, возьму себе, сколько нужно для нормального существования, а остальное раздам нищим и голодным — пусть знают, что мир не без добрых людей. А то ведь почти все уже совсем веру в добро потеряли.
— Вы — идеалист, сударь. Мой босс уже однажды пытался накормить московских бомжей, так они чуть его самого не сожрали.
— Не кормить нужно было, а сначала нормальных людей из них сделать, чтобы себя уважать начали. Дать им жильё, работу и так далее. Тогда бы они сами не захотели уже ничего дурного творить. Все человеческие пороки от бедности происходят. А так, наверное, даже не поблагодарили Родиона? — Он усмехнулся. — А Родион, кстати, молодец, умный парень. Интересно, что он сейчас делает?
Небось гадает, что с нами случилось. Хорошо, что он успел дверь кабинета захлопнуть, а то бы сейчас вместе с нами кувыркался. Индус сказал, что за ним наблюдают и он не сможет выйти из своей будки. А так бы и вправду, смог бы проверить, на месте ли клад. Кстати, ты тогда так и не ответила мне: кто он такой на самом деле? О нем даже Индус с каким-то генералом по телефону разговаривал. Помнишь?
— Помню. Но вы все равно не поверите, если отвечу.
— А ты попробуй.
— Честно?
— Конечно!
Я набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы выдохнуть ответ, и в этот момент за дверью подвала послышались голоса.
Первым моим желанием было закричать от радости, но Пол своей железной ручищей закрыл мне лицо и тревожно прислушался. Голоса были неразборчивыми.
Кто-то находился по ту сторону двери и негромко переговаривался. Судя по всему, их там было двое.
Убрав руку с моего рта, Пол прошептал:
— Тише. Вдруг это Индус? Надо бы сначала проверить.
— А как?
— Не знаю. Сиди здесь, я подберусь поближе и постараюсь подслушать.
Он осторожно пробрался по мусору к двери, приложил к ней ухо и стал слушать. На лице его сначала отразилось удивление, потом оно расплылось в улыбке. Так же бережно ступая по кирпичам, он вернулся ко мне.
— Не знаю, как это сказать, — он смущённо отвернулся. — Но, по-моему, там занимаются любовью…
— Что?!
— А чего? У вас в России все может быть. Может, людям негде больше, так они в подвале. У нас в Америке для этого номера сдают в гостиницах на час-два за пару долларов.
— И что будем делать? Надо же как-то выбираться. Пусть позовут кого-нибудь, кто сможет открыть дверь.
— Подождём, пока закончат. А то прервём их на самом интересном, тогда хрен чего они для нас сделают, — он усмехнулся. — Пусть уж потешатся.
Тут из-за двери послышались уже вполне разборчивые женские стоны, которые стали постепенно переходить в яростные страстные выкрики. Я покраснела и заткнула уши. Американец как-то весь подобрался, нахмурился и мужественно выжидал. О том, что происходило у него в душе, я могла только догадываться. Мне было неловко перед ним ни много ни мало за всю Россию, но я ничего не могла изменить. Наконец, когда мускулы на его лице расслабились, я поняла, что сеанс любви в подворотне закончился, и убрала руки.
— Кажется, у них все получилось как надо, — пробормотал Пол, не глядя на меня. — Горячие ребята, черт возьми. Пойду стучать…
— Нет, стойте, лучше я, — я поднялась. — Они могут испугаться мужского голоса.
Пожав плечами, он снова сел на ящик и стал смотреть, как я пробираюсь через кучу мусора. Голоса за дверью опять притихли, их стало почти не слышно, видимо, любовнички отдыхали. Постучав в дверь, я громко крикнула:
— Эй, есть там кто-нибудь? Помогите выбраться отсюда!
Кто-то испуганно вскрикнул, потом все смолкло. Я опять постучала.
— Люди добрые, отзовитесь, ради Христа! Выпустите нас отсюда!
— Кто там? — испуганно спросил грубый мужской голос.
— Это мы: я и мой друг! — радостно затараторила я. — Мы зашли сюда на минутку поцеловаться, а потом кто-то закрыл дверь на замок с той стороны!
Найдите кого-нибудь, пожалуйста, чтобы открыли эту проклятую дверь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114