— Ясно, отпустим. Сейчас же. На черта он нам нужен?
— Он парень туповатый, но вполне надежный.
— Значит, так и решим, — заключил я. — Он идет с нами через границу, на той стороне получает бабки и возвращается. «Окно» будет открыто не меньше двух часов.
— А разве бабки не с вами? — насторожился Граф.
— Да что же мы, спятили? Мы ехали контролировать ситуацию, а не брать товар. Бабки подвезут те, кто нас встретит.
Граф надолго задумался, а потом покачал головой:
— Нет, Гриша не подходит.
— Значит, свою жизнь вы ему доверяете, а семьсот штук зеленых — нет?
— Вот именно нет, — подтвердил Граф.
— Тогда я вижу только один выход. Колюня, сколько у нас бабок осталось?
Штук пятьдесят?
— Около того, — отозвался Трубач. — Ну, и за «ситроен» чирик—полтора можно взять.
— С «ситроеном» нам уже возиться некогда. Значит, полтинник. Сейчас, Граф, мы отдаем вам пятьдесят тысяч баксов, а остальные — когда привезем предоплату за следующую партию товара… Опять несогласно? Тогда я не знаю. Предлагайте сами. В конце концов, это вам нужно, а не мне, — добавил я, а сам подумал: «Черт! Неужели не клюнул?»
Граф немного помолчал и спросил:
— Когда я могу получить эти пятьдесят штук?
— Как только приедем в Нови Двор.
— Я смогу увидеть товар?
— Не доверяете?
— Вы осторожный человек, Серж. Я тоже.
— Сможете, — сказал я. Клюнуть, может, и не клюнул, но интерес к наживке проявил. Теперь главное — не спугнуть. — Могу я еще раз воспользоваться вашим телефоном? Какой здесь код?
— Четыреста восемьдесят пять, — ответил Граф, передавая мне трубку.
Я набрал номер нашей комнаты в отеле-теремке. Ответил Док.
— Это Серж, — сказал я. — Звоню от Графа. Товар подготовлен?
— Да.
— Возьми с собой Митю и через час будьте в «ситроене». С товаром. Соберите все бабки, что у нас остались, и тоже принесите. Сидите в кабине и ждите меня.
Остальные пусть страхуют со стороны. И если что — никаких нежностей. Все ясно?
— Все, Серж, — ответил Док и положил трубку.
— Почему в «ситроене», а не в вашем отеле? — спросил Граф.
— Вас интересует, где мы живем?
— Не очень.
— Я так и подумал. Ну что, переодевайтесь, Граф, и поехали. Да, чуть не забыл! — Я вытряхнул из сумки пистолеты на полированную поверхность журнального столика. — Забирайте ваш арсенал.
— Успели разрядить, — предположил Граф, не притрагиваясь к стволам и сверля меня своими пронзительными глазами-буравчиками.
Я взял «глок», направил в пол длинный от глушителя ствол и два раза подряд нажал курок. Раздались два хлопка, в ковре появились две дырки с оплавленным по краям ворсом.
Я положил пистолет на стол.
— Убедились? Хотите сами попробовать?
Граф взял «глок» и повертел его в своих маленьких пухлых руках. Я заметил, как Трубач подсобрался. Но на этот раз ему не представилось возможности продемонстрировать свою рысью хватку.
— Вы сказали, что вам нравится эта машинка, — проговорил Граф.
— Да, очень, — вполне искренне признался я. Он взял пистолет двумя руками, как чашу, и протянул мне через стол.
— Дарю!
— Вы шутите, Граф?
— Дарю! — повторил он с таким самодовольством на физиономии, что прямо хоть руками разводи.
Странные вещи вытворяет с нами наше самомнение. Очень странные. Если человек считает, что он красив, он и ведет себя, как красавец. И что самое поразительное — и женщины-то к нему чаще всего относятся, как к красавцу. А вот если человек считает, что он умен, то ведет себя, как последний дурак. И дураком же выглядит в глазах окружающих.
А уж когда человек самовлюблен… Я принял «глок». Не потому, что он мне действительно нравился. А потому, что понял: я должен его принять. Но «спасибо» не сказал — это слово в его глубинном, изначальном смысле никак не годилось для этого случая. Не сказал я и «благодарю». А сказал то, что он и хотел услышать:
— Графский подарок!
И он сразу стал Наполеоном после Аустерлица.
Небрежно-благосклонным к свидетелям своего триумфа.
И мысли не допускающим, что кто-то может не восхищаться им и его не любить.
Доверчивым дураком.
Что для меня в этой ситуации было самым главным.
Я попросил Трубача:
— Пойди развяжи этих. Гришу сюда приведи, а остальные пусть сидят в «фиате».
— Гриша — это который с перебитым носом? — уточнил Трубач. — Или без зубов?
— Который самый целый из них, — подсказал Граф и удалился в гардеробную, даже и не подумав убрать пистолеты с журнального столика.
Тут я их слегка и перезарядил. Патронами от «Макарова» заклинил магазины «байарда» и браунинга, а «маслятами» калибра 6,35 от этих дамских игрушек зарядил ПМ. Так что из браунинга и «байарда» теперь не смог бы выстрелить даже КИО, а стрелять из «Макарова» патронами калибра 6,35 вместо штатного 7,62 я не пожелал бы и моему первому взводному, который считал строевую подготовку важнейшей дисциплиной для будущих офицеров-десантников.
Эту нехитрую работу я закончил как раз к тому моменту, когда из гардеробной появился Граф в белых брюках и синем блейзере с золотыми пуговицами, а Трубач с улицы ввел его телохранителя Гришу — крепенького мужичка, который выглядел так, словно побывал в руках у людей, не подписывавших Женевскую конвенцию о гуманном отношении к военнопленным. А если подписывавших, то не читавших. А если и читавших, то не очень внимательно. С виду-то он был вполне в норме, но двигался как робот с несмазанными шарнирами. Он тупо посмотрел на полусвалившегося с дивана Ленчика, потом на стволы передо мной, потом на меня, а уж только потом — со слабо обозначенным во взгляде вопросом — на Графа.
— Все в порядке, — сказал Граф, — сейчас поедем в Нови Двор.
Он взял со стола ПМ и сунул в подмышечную кобуру телохранителя, а браунинг и «байард» убрал в ящик письменного стола.
— Он не сможет сейчас вести машину, — заметил я. — Ему нужно хоть пару часиков отдохнуть.
— На заднем сиденье отдохнет. Сам поведу, — ответил Граф.
— Могу я, — предложил Трубач. — Никогда не ездил на «альфа-ромео». А в «фиате» я все равно не поеду. Там этот Владас воняет. Ну, не воняет, Но мне кажется, что воняет. А это одно и то же. Пусть сами едут. И с трупом пусть сами разбираются. Скажите им, Граф.
— Прикажу. — Он обернулся ко мне:
— Вы вернете моим людям оружие?
— Не раньше, чем мы исчезнем.
— Вы мне не доверяете?
— Вам — да. Им — нет.
Он даже оскорбился, но я не дал ему и рта раскрыть — пора было переместить этого Наполеона с Аустерлица в более подходящее для него место. Скажем, на старую Смоленскую дорогу, по которой он чесал из Москвы.
— Не забывайтесь, Граф. Сейчас приказываю я. И смените свой блейзер. Мы едем на барахолку, а не в гей-клуб.
Он послушно выполнил приказ, но за руль Трубача не пустил и всю дорогу до Нови Двора обиженно молчал. Мы с Трубачом тоже помалкивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113