Нет, опорой ему служил собственный опыт. На своей шкуре он испытал носорожью непрошибаемость государственного аппарата, полнейшую его неспособность воспринимать проблемы реальной жизни, продажность и карьеризм всей номенклатуры — советской и партийной, столичной и местной. Он своими глазами видел полуразворованные заводы, поголовно спившиеся деревни. Но видел он и другое: как преображаются люди, когда им дают настоящую работу и платят за нее настоящие деньги. И при всем своем неприятии высоких слов и пафоса в любых его формах на вопрос, верит ли он в возможность возрождения России из коровьей апатии, беспробудного пьянства и смрада, ответил бы без колебаний: да, верю.
Похоже, пришла пора подкрепить эту веру делом. Не делом даже, для дела еще не было опоры, — жестом. Но и жест в смутной политической ситуации тех лет мог быть весомым поступком.
Но лишь в том случае, если бы он был замечен, а не остался фигой в кармане.
Как это сделать — об этом следовало подумать.
И так случилось, что долго раздумывать Назарову не пришлось.
Через несколько дней Борис Розовский привел в его служебный кабинет, располагавшийся на втором этаже старинного дворянского особняка, снятого Назаровым под офис своего кооператива, невысокого молодого парня в джинсовом костюме и с длинными, по моде тех лет, волосами. Лицо у него было цыганистое, живое, на носу вызывающе поблескивали очки.
— Ефим Губерман, — представил его Борис. — Наш отдел по связи с прессой.
— Разве у нас есть такой отдел? — удивился Назаров.
— Уже два месяца. Я решил, что не помешает. У Фимы есть кое-какие идеи. На мой взгляд, любопытные. Поговори с ним.
Назаров кивнул:
— Слушаю.
— Я социальный психолог, — начал парень, не смущенный присутствием большого начальства (а Назаров, от которого зависела работа и благополучие нескольких тысяч человек, был для него, бесспорно, большим начальством).
— Это что — такая профессия? — уточнил Назаров.
— Нет, мироощущение. По профессии я журналист. За два месяца я прочувствовал ситуацию, в которой находится кооператив «Практика», и пришел к некоторым выводам. Но прежде два вопроса. У вас обширные связи в правительственных и околоправительственных кругах. И вы наверняка имеете свое мнение о первых лицах. Видите ли вы в ком-нибудь из них сильного лидера, который будет востребован в ближайшие годы? Я сам могу ответить на этот вопрос: никого, кроме первого секретаря МГК Ельцина.
— А Горбачева вы уже в расчет не берете? — с усмешкой поинтересовался Назаров. Парень был, конечно, наглец, но ему нравился.
— Как и вы, — последовал короткий ответ. — Второй вопрос. Видите ли вы в нынешнем политическом бомонде авторитетных людей, на которых сможет опереться Ельцин? Я имею в виду не теоретиков, а сильных практиков.
— Ну, разве что Федоров, директор «Микрохирургии глаза».
— А кроме него?
— С ходу и не назовешь.
— Не с ходу — тоже не назовете. Не кажется ли вам, что одним из таких людей должны стать вы? Хотите того или нет.
— Вот как? Даже если и не хочу? — переспросил Назаров.
— Да. По своей психофизике вы человек, лишенный честолюбия. Свой творческий потенциал вы реализуете в своем деле. Но вам придется стать заметной политической фигурой. Во-первых, чтобы своим авторитетом защитить маленький капиталистический анклав, который вы создали в зоне советской плановой экономики. Вторая причина более общего свойства. В первом веке до новой эры в Афинах был такой законодатель — Солон. О нем есть у Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях». Один из законов Солона гласил: «Человек, не примкнувший во время междоусобия ни к той, ни к другой партии, лишается гражданских прав».
— Странный закон, — заметил Назаров.
— Плутарх тоже называет его странным. Но к нашей ситуации он применим.
Развитие вашего дела невозможно обеспечить взятками — даже крупными. Настоящий импульс может дать только принципиально новая экономическая политика. А до тех пор дело может держаться лишь на вашем личном авторитете. Поэтому вы и не можете в междоусобице занимать позицию стороннего наблюдателя.
Поразительно, но этот Фима говорил именно то, о чем совсем недавно думал сам Назаров.
— По-твоему, междоусобица будет? — спросил он, невольно переходя на «ты» и тем самым как бы приближая «социального психолога» к себе.
— Обязательно и очень скоро.
— Интуиция?
— После университета я работал около года в информационном отделе одного НИИ. Оборонка, военная электроника. Переводил с английского разные материалы, тоже по электронике. И когда я приносил переводы ведущим специалистам, они даже понять не могли, о чем идет речь. Тогда я и понял, что совдепии приходят кранты.
И значит, междоусобица неизбежна. И сейчас, не теряя времени, вы должны заявить о себе. Причем достаточно эффективно.
— Как?
Губерман усмехнулся:
— Только не отвергайте мою идею с порога. Насколько я знаю, вы член КПСС?
На учете в какой организации вы состоите?
— По месту жительства, в ЖЭКе.
— Там же платите членские взносы?
— Само собой.
— Какая у вас зарплата? Я спрашиваю не из праздного любопытства.
Назаров обернулся к Борису:
— Какая у меня зарплата?
— Две тысячи рублей в месяц.
— Так мало? — удивился Губерман.
— Пока хватает. Нужно будет больше — попрошу Бориса Семеновича о прибавке.
Надеюсь, не откажет.
— Можно ли сделать так, что ваша зарплата хотя бы на один месяц станет пять, а еще лучше — десять миллионов рублей?
Назаров слегка пожал плечами:
— Теоретически — да. Но зачем?
— Чтобы заплатить парторгу вашего ЖЭКа триста тысяч рублей членских взносов.
У Назарова даже брови полезли на лоб.
— Триста тысяч? Вот так просто взять и отдать? С каких фигов? Это же десять новых «Волг» по ценам черного рынка!
— А вы подумайте, — невозмутимо посоветовал Губерман.
Назаров подумал. И даже засмеялся, представив эффект, который эта его акция произведет, когда о ней станет известно. А в том, что слух о ней пройдет по Москве, как лесной пожар по верхушкам сухостоя, сомнений не было.
— Вот вы и сами все поняли, — констатировал Губерман. — Всего за триста тысяч деревянных вы получаете мощный информационный повод для интереса к своей персоне. О газетах и телевидении я позабочусь. Через несколько дней вы станете самым популярным человеком в стране. Эту популярность нужно использовать с максимальным эффектом. К вам придет мой знакомый из «Литгазеты» — с ним будьте откровенны. В разумных пределах. С остальными — по обстоятельствам. Ваш основной тезис: «Я создавал свое дело не благодаря, а вопреки. Мне противостояли не отдельные чиновники, а вся экономическая и политическая система. Я хочу, чтобы на примере моего кооператива все увидели, какие огромные резервы таятся в частной инициативе людей, не скованных колодками государственного регулирования и диктата партийного аппарата».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Похоже, пришла пора подкрепить эту веру делом. Не делом даже, для дела еще не было опоры, — жестом. Но и жест в смутной политической ситуации тех лет мог быть весомым поступком.
Но лишь в том случае, если бы он был замечен, а не остался фигой в кармане.
Как это сделать — об этом следовало подумать.
И так случилось, что долго раздумывать Назарову не пришлось.
Через несколько дней Борис Розовский привел в его служебный кабинет, располагавшийся на втором этаже старинного дворянского особняка, снятого Назаровым под офис своего кооператива, невысокого молодого парня в джинсовом костюме и с длинными, по моде тех лет, волосами. Лицо у него было цыганистое, живое, на носу вызывающе поблескивали очки.
— Ефим Губерман, — представил его Борис. — Наш отдел по связи с прессой.
— Разве у нас есть такой отдел? — удивился Назаров.
— Уже два месяца. Я решил, что не помешает. У Фимы есть кое-какие идеи. На мой взгляд, любопытные. Поговори с ним.
Назаров кивнул:
— Слушаю.
— Я социальный психолог, — начал парень, не смущенный присутствием большого начальства (а Назаров, от которого зависела работа и благополучие нескольких тысяч человек, был для него, бесспорно, большим начальством).
— Это что — такая профессия? — уточнил Назаров.
— Нет, мироощущение. По профессии я журналист. За два месяца я прочувствовал ситуацию, в которой находится кооператив «Практика», и пришел к некоторым выводам. Но прежде два вопроса. У вас обширные связи в правительственных и околоправительственных кругах. И вы наверняка имеете свое мнение о первых лицах. Видите ли вы в ком-нибудь из них сильного лидера, который будет востребован в ближайшие годы? Я сам могу ответить на этот вопрос: никого, кроме первого секретаря МГК Ельцина.
— А Горбачева вы уже в расчет не берете? — с усмешкой поинтересовался Назаров. Парень был, конечно, наглец, но ему нравился.
— Как и вы, — последовал короткий ответ. — Второй вопрос. Видите ли вы в нынешнем политическом бомонде авторитетных людей, на которых сможет опереться Ельцин? Я имею в виду не теоретиков, а сильных практиков.
— Ну, разве что Федоров, директор «Микрохирургии глаза».
— А кроме него?
— С ходу и не назовешь.
— Не с ходу — тоже не назовете. Не кажется ли вам, что одним из таких людей должны стать вы? Хотите того или нет.
— Вот как? Даже если и не хочу? — переспросил Назаров.
— Да. По своей психофизике вы человек, лишенный честолюбия. Свой творческий потенциал вы реализуете в своем деле. Но вам придется стать заметной политической фигурой. Во-первых, чтобы своим авторитетом защитить маленький капиталистический анклав, который вы создали в зоне советской плановой экономики. Вторая причина более общего свойства. В первом веке до новой эры в Афинах был такой законодатель — Солон. О нем есть у Плутарха в «Сравнительных жизнеописаниях». Один из законов Солона гласил: «Человек, не примкнувший во время междоусобия ни к той, ни к другой партии, лишается гражданских прав».
— Странный закон, — заметил Назаров.
— Плутарх тоже называет его странным. Но к нашей ситуации он применим.
Развитие вашего дела невозможно обеспечить взятками — даже крупными. Настоящий импульс может дать только принципиально новая экономическая политика. А до тех пор дело может держаться лишь на вашем личном авторитете. Поэтому вы и не можете в междоусобице занимать позицию стороннего наблюдателя.
Поразительно, но этот Фима говорил именно то, о чем совсем недавно думал сам Назаров.
— По-твоему, междоусобица будет? — спросил он, невольно переходя на «ты» и тем самым как бы приближая «социального психолога» к себе.
— Обязательно и очень скоро.
— Интуиция?
— После университета я работал около года в информационном отделе одного НИИ. Оборонка, военная электроника. Переводил с английского разные материалы, тоже по электронике. И когда я приносил переводы ведущим специалистам, они даже понять не могли, о чем идет речь. Тогда я и понял, что совдепии приходят кранты.
И значит, междоусобица неизбежна. И сейчас, не теряя времени, вы должны заявить о себе. Причем достаточно эффективно.
— Как?
Губерман усмехнулся:
— Только не отвергайте мою идею с порога. Насколько я знаю, вы член КПСС?
На учете в какой организации вы состоите?
— По месту жительства, в ЖЭКе.
— Там же платите членские взносы?
— Само собой.
— Какая у вас зарплата? Я спрашиваю не из праздного любопытства.
Назаров обернулся к Борису:
— Какая у меня зарплата?
— Две тысячи рублей в месяц.
— Так мало? — удивился Губерман.
— Пока хватает. Нужно будет больше — попрошу Бориса Семеновича о прибавке.
Надеюсь, не откажет.
— Можно ли сделать так, что ваша зарплата хотя бы на один месяц станет пять, а еще лучше — десять миллионов рублей?
Назаров слегка пожал плечами:
— Теоретически — да. Но зачем?
— Чтобы заплатить парторгу вашего ЖЭКа триста тысяч рублей членских взносов.
У Назарова даже брови полезли на лоб.
— Триста тысяч? Вот так просто взять и отдать? С каких фигов? Это же десять новых «Волг» по ценам черного рынка!
— А вы подумайте, — невозмутимо посоветовал Губерман.
Назаров подумал. И даже засмеялся, представив эффект, который эта его акция произведет, когда о ней станет известно. А в том, что слух о ней пройдет по Москве, как лесной пожар по верхушкам сухостоя, сомнений не было.
— Вот вы и сами все поняли, — констатировал Губерман. — Всего за триста тысяч деревянных вы получаете мощный информационный повод для интереса к своей персоне. О газетах и телевидении я позабочусь. Через несколько дней вы станете самым популярным человеком в стране. Эту популярность нужно использовать с максимальным эффектом. К вам придет мой знакомый из «Литгазеты» — с ним будьте откровенны. В разумных пределах. С остальными — по обстоятельствам. Ваш основной тезис: «Я создавал свое дело не благодаря, а вопреки. Мне противостояли не отдельные чиновники, а вся экономическая и политическая система. Я хочу, чтобы на примере моего кооператива все увидели, какие огромные резервы таятся в частной инициативе людей, не скованных колодками государственного регулирования и диктата партийного аппарата».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113