— Как вы разговариваете с клиентами? Имейте в виду, я буду жаловаться на вас!
Я положил ему руку на плечо и заставил сесть.
— Так-то лучше, — одобрил рыжий и поинтересовался:
— Кому ты будешь жаловаться?
— В Комитет по защите прав потребителей! — гордо ответил Артист и оскорбленно умолк, давая понять, что последнее слово все равно будет за ним.
Километров через пять дорога углубилась в лощину, по склонам которой поднимались виноградники, и вскоре уперлась в ворота какой-то усадьбы. Высокий забор и просторный двухэтажный дом в глубине двора, освещенного фонарями, были сложены из серого песчаника. Ворота были кованные, с завитушками, фонари тоже явно выполнены на заказ, а на втором этаже дома светилось просторное, без мелких переплетов окно. Скорее всего, когда-то здесь жили крестьяне, виноградари или скотоводы, потом усадьбу перестроили и превратили в загородную виллу.
Рыжий помигал дальним светом, ворота раскрылись — электроприводом, микроавтобус проехал по аллейке и снова притормозил возле подземного гаража.
Стальной щит ушел вверх, машина въехала в темный гараж и остановилась.
— Вылезайте, — скомандовал напарник рыжего и повел стволом в сторону двери.
Мы выпрыгнули на бетонный пол. Рыжий дал задний ход и вывел машину во двор.
Створка гаражных ворот опустилась, мы остались в кромешной темноте. И темнота эта была смертельно опасной. Без дураков. Такое и в Чечне не часто бывало.
Ничего себе остров любви.
Под низким потолком вспыхнули прожектора, и мы обнаружили, что стоим посреди огромного, метров в двести, бетонного зала в окружении четырех лбов с направленными на нас автоматами «узи». Пареньки были той же волчьей породы, что и напарник рыжего. Лет по двадцать пять — двадцать семь. С одинаковой короткой стрижкой. С одинаковыми золотыми цепями на бычьих шеях. Стоило лететь на край Европы, чтобы оказаться в такой компании. Они стояли вокруг нас на равном расстоянии друг от друга, как бы по углам правильного квадрата, и это говорило о многом.
Док взглянул на меня и с сомнением покачал головой. Я понимающе кивнул.
Шушера. Дешевка.
Так-то оно так, но они были в таком напряжении, что малейшее наше движение — и они откроют огонь. Они были явно не из тех, для кого убийство привычное дело.
Перемолоть ребра кулаками и ногами — да, это им сподручней. А убить… Но сейчас они были настроены именно на убийство. Поэтому и вздрючены до предела. Нужно было как-то сбить этот их высокий душевный настрой, перевести действие из жанра греческой трагедии в обычный милицейский боевичок.
— Ребята, — миролюбиво сказал я, обращаясь к одному из них, постарше, судя по всему — главному в этой шакальей команде. — Извините, что суюсь с советами, но если вы вздумаете палить, то перестреляете друг друга.
Он довольно быстро оценил мой бесплатный совет, по его знаку все четверо сместились на одну сторону. После чего приказал:
— Руки за голову! К стенке! Лицом к стенке!
Мы подчинились. Двое держали нас на мушке, а двое других закинули автоматы за спину и принялись обшаривать нас. Это был очень удобный момент, чтобы отобрать у них их игрушки. Я чувствовал, как ребята напряглись, ожидая моего сигнала. Но все-таки промолчал. Ситуация была, конечно, очень горячая, но я решил: если кто-то хочет с нами поговорить, пусть говорит с позиции силы. Это располагает к большей откровенности. А удобные моменты — ну, будут еще. Эти лбы не смогут не сделать пары-тройки ошибок, не та школа. А нам столько и не надо, нам и одной хватит. Но в свое время.
Пока они охлопывали наши бока и выворачивали из карманов документы и деньги, а потом вываливали на бетонный пол бельишко из наших сумок, я внимательно осмотрел зал. Выходов из него было только два. Один — через гаражные ворота, черта их откроешь, если электропривод будет блокирован снаружи. Второй — через дверь, ведущую, видно, в глубь дома. Тоже не слабенькая дверца — из стального листа, обваренного уголками. Окон не было. Если не считать двух проемов в торцевой стене, напротив ворот. Проемы были шириной метра по полтора и высотой с полметра. Изнутри они были закрыты толстыми прутьями арматуры, а снаружи застеклены. Не окна, а вентиляционные отверстия под самым потолком. Что надо тюрьма. Если они вздумают нас здесь держать, выбраться будет непросто. Но вряд ли будут. Иначе не стали бы выгонять микроавтобус. А зачем выгнали — ужу ясно: чтобы не повредить при стрельбе. Бережливый народ.
Когда со шмоном было покончено, главный достал из кармана «уоки-токи», сказал в микрофон:
— Нормально все.
Я ожидал, что на нас наденут наручники, но то ли их не припасли, то ли решили, что при такой огневой мощи они и без браслеток обойдутся. Ну, тем лучше.
Такие маленькие оплошности противника всегда украшают жизнь.
Минут через десять стальная дверь открылась и в зале появились еще три действующих лица. Одного мы уже знали, это был напарник рыжего водилы. На плече у него висел «узи», а впереди себя он аккуратно спускал по пандусу инвалидную коляску, в которой сидел совершенно лысый мужик лет шестидесяти. Он был в цветастой рубашке с расстегнутым воротом и короткими рукавами, обнажавшими жилистые, в синих наколках руки. Наколки просвечивали и сквозь седые волосы на груди. Ноги были укрыты клетчатым пледом. С ним было все ясно: пахан.
А вот третий, который вошел вслед за ними и прикрыл за собой дверь, был птицей совсем другого полета. Лет сорока, в аккуратном светло-коричневом костюме, с правильным невыразительным лицом и быстрым взглядом. В толпе на него и внимания не обратишь, но тут, среди этой уголовной братии, он выглядел белой вороной. «Контора». Это было на нем прямо написано. Майор или даже подполковник.
Впрочем, вряд ли подполковник, слишком подобран, в форме, подполковники редко такими бывают. Его-то как сюда занесло?
У все троих физиономии были такими, словно бы перед тем, как войти сюда, они крепко пересобачились. И как бы в продолжение этой ругани напарник рыжего показал на нас:
— Вот, только четверо!
Лысый и Майор (так я про себя его окрестил) посмотрели на нас, как будто хотели в этом убедиться. И убедились: да, четверо. Майор извлек из кармана пиджака небольшой фотоаппарат «Никон» и раза три щелкнул нас, сверкнув вспышкой.
— Завтра снова, выходит, ехать? — недовольно спросил лысый. — Так не договаривались. Двойная работа.
— Уладим! — раздраженно бросил ему Майор, сделал еще пару снимков и сунул аппарат в карман.
Старшой автоматчиков подошел к коляске и протянул лысому наши документы и деньги. У каждого из нас было по пятьсот баксов мелкими купюрами на карманные расходы. Трубач прихватил из своего гонорара пачечку новеньких стольников — он хотел купить хороший саксофон взамен старого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Я положил ему руку на плечо и заставил сесть.
— Так-то лучше, — одобрил рыжий и поинтересовался:
— Кому ты будешь жаловаться?
— В Комитет по защите прав потребителей! — гордо ответил Артист и оскорбленно умолк, давая понять, что последнее слово все равно будет за ним.
Километров через пять дорога углубилась в лощину, по склонам которой поднимались виноградники, и вскоре уперлась в ворота какой-то усадьбы. Высокий забор и просторный двухэтажный дом в глубине двора, освещенного фонарями, были сложены из серого песчаника. Ворота были кованные, с завитушками, фонари тоже явно выполнены на заказ, а на втором этаже дома светилось просторное, без мелких переплетов окно. Скорее всего, когда-то здесь жили крестьяне, виноградари или скотоводы, потом усадьбу перестроили и превратили в загородную виллу.
Рыжий помигал дальним светом, ворота раскрылись — электроприводом, микроавтобус проехал по аллейке и снова притормозил возле подземного гаража.
Стальной щит ушел вверх, машина въехала в темный гараж и остановилась.
— Вылезайте, — скомандовал напарник рыжего и повел стволом в сторону двери.
Мы выпрыгнули на бетонный пол. Рыжий дал задний ход и вывел машину во двор.
Створка гаражных ворот опустилась, мы остались в кромешной темноте. И темнота эта была смертельно опасной. Без дураков. Такое и в Чечне не часто бывало.
Ничего себе остров любви.
Под низким потолком вспыхнули прожектора, и мы обнаружили, что стоим посреди огромного, метров в двести, бетонного зала в окружении четырех лбов с направленными на нас автоматами «узи». Пареньки были той же волчьей породы, что и напарник рыжего. Лет по двадцать пять — двадцать семь. С одинаковой короткой стрижкой. С одинаковыми золотыми цепями на бычьих шеях. Стоило лететь на край Европы, чтобы оказаться в такой компании. Они стояли вокруг нас на равном расстоянии друг от друга, как бы по углам правильного квадрата, и это говорило о многом.
Док взглянул на меня и с сомнением покачал головой. Я понимающе кивнул.
Шушера. Дешевка.
Так-то оно так, но они были в таком напряжении, что малейшее наше движение — и они откроют огонь. Они были явно не из тех, для кого убийство привычное дело.
Перемолоть ребра кулаками и ногами — да, это им сподручней. А убить… Но сейчас они были настроены именно на убийство. Поэтому и вздрючены до предела. Нужно было как-то сбить этот их высокий душевный настрой, перевести действие из жанра греческой трагедии в обычный милицейский боевичок.
— Ребята, — миролюбиво сказал я, обращаясь к одному из них, постарше, судя по всему — главному в этой шакальей команде. — Извините, что суюсь с советами, но если вы вздумаете палить, то перестреляете друг друга.
Он довольно быстро оценил мой бесплатный совет, по его знаку все четверо сместились на одну сторону. После чего приказал:
— Руки за голову! К стенке! Лицом к стенке!
Мы подчинились. Двое держали нас на мушке, а двое других закинули автоматы за спину и принялись обшаривать нас. Это был очень удобный момент, чтобы отобрать у них их игрушки. Я чувствовал, как ребята напряглись, ожидая моего сигнала. Но все-таки промолчал. Ситуация была, конечно, очень горячая, но я решил: если кто-то хочет с нами поговорить, пусть говорит с позиции силы. Это располагает к большей откровенности. А удобные моменты — ну, будут еще. Эти лбы не смогут не сделать пары-тройки ошибок, не та школа. А нам столько и не надо, нам и одной хватит. Но в свое время.
Пока они охлопывали наши бока и выворачивали из карманов документы и деньги, а потом вываливали на бетонный пол бельишко из наших сумок, я внимательно осмотрел зал. Выходов из него было только два. Один — через гаражные ворота, черта их откроешь, если электропривод будет блокирован снаружи. Второй — через дверь, ведущую, видно, в глубь дома. Тоже не слабенькая дверца — из стального листа, обваренного уголками. Окон не было. Если не считать двух проемов в торцевой стене, напротив ворот. Проемы были шириной метра по полтора и высотой с полметра. Изнутри они были закрыты толстыми прутьями арматуры, а снаружи застеклены. Не окна, а вентиляционные отверстия под самым потолком. Что надо тюрьма. Если они вздумают нас здесь держать, выбраться будет непросто. Но вряд ли будут. Иначе не стали бы выгонять микроавтобус. А зачем выгнали — ужу ясно: чтобы не повредить при стрельбе. Бережливый народ.
Когда со шмоном было покончено, главный достал из кармана «уоки-токи», сказал в микрофон:
— Нормально все.
Я ожидал, что на нас наденут наручники, но то ли их не припасли, то ли решили, что при такой огневой мощи они и без браслеток обойдутся. Ну, тем лучше.
Такие маленькие оплошности противника всегда украшают жизнь.
Минут через десять стальная дверь открылась и в зале появились еще три действующих лица. Одного мы уже знали, это был напарник рыжего водилы. На плече у него висел «узи», а впереди себя он аккуратно спускал по пандусу инвалидную коляску, в которой сидел совершенно лысый мужик лет шестидесяти. Он был в цветастой рубашке с расстегнутым воротом и короткими рукавами, обнажавшими жилистые, в синих наколках руки. Наколки просвечивали и сквозь седые волосы на груди. Ноги были укрыты клетчатым пледом. С ним было все ясно: пахан.
А вот третий, который вошел вслед за ними и прикрыл за собой дверь, был птицей совсем другого полета. Лет сорока, в аккуратном светло-коричневом костюме, с правильным невыразительным лицом и быстрым взглядом. В толпе на него и внимания не обратишь, но тут, среди этой уголовной братии, он выглядел белой вороной. «Контора». Это было на нем прямо написано. Майор или даже подполковник.
Впрочем, вряд ли подполковник, слишком подобран, в форме, подполковники редко такими бывают. Его-то как сюда занесло?
У все троих физиономии были такими, словно бы перед тем, как войти сюда, они крепко пересобачились. И как бы в продолжение этой ругани напарник рыжего показал на нас:
— Вот, только четверо!
Лысый и Майор (так я про себя его окрестил) посмотрели на нас, как будто хотели в этом убедиться. И убедились: да, четверо. Майор извлек из кармана пиджака небольшой фотоаппарат «Никон» и раза три щелкнул нас, сверкнув вспышкой.
— Завтра снова, выходит, ехать? — недовольно спросил лысый. — Так не договаривались. Двойная работа.
— Уладим! — раздраженно бросил ему Майор, сделал еще пару снимков и сунул аппарат в карман.
Старшой автоматчиков подошел к коляске и протянул лысому наши документы и деньги. У каждого из нас было по пятьсот баксов мелкими купюрами на карманные расходы. Трубач прихватил из своего гонорара пачечку новеньких стольников — он хотел купить хороший саксофон взамен старого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113