И к Анне я был часто несправедлив. И к Сашке… — Ты их любил. И они это знали.
— Тебя я тоже люблю. И хочу, чтобы ты это знал.
— Спасибо, Аркадий. Я это знаю… И очень ценю…"
"Боже милостивый! — мелькнуло у меня в голове. — Сейчас он его поцелует!
Неужели посмеет?!."
" — Налей и мне… Давай выпьем за нашу дружбу. За тебя, Борька!
— За тебя, Аркаша!..
— Царица ночь!.. В странном мы месте, а? Там — Эллада. Там — Иудея. И пустыня египетская, по которой Моисей сорок лет водил свой народ, чтобы вытравить из него рабство… А для нас этот путь еще впереди.
— Для нас? Кого ты имеешь в виду?
— Да всех нас. Россию… — Извини, Аркадий, что опускаю тебя на грешную землю. Но нужно что-то решать. И немедленно. Предлагаю продать патент. Они и тогда предлагали за него хорошие деньги. А сейчас заплатят вдвое и даже втрое. Ситуация для них крайне острая. Акции тюменских компаний упали до минимального уровня. Если ты обнародуешь свой проект, Самотлор и вся Западная Сибирь уплывет из их рук. Они заплатят столько, сколько ты скажешь. Они не будут торговаться.
— Нет.
— Но это же колоссальные деньги! Конечно, можно получить в десятки раз больше, если самим внедрять установку. Но вспомни, сколько нужно вложить! Сотни миллионов долларов! И потом ждать отдачи не год и не два! А так ты получаешь все сразу и без всякой головной боли!
— Нет.
— Но почему?! Можешь ты объяснить почему?!
— Ты сам знаешь, что они сделают с патентом.
— Да пусть делают что хотят! Нас это уже не будет касаться! И главное: нас оставят в покое! Все равно ты не сможешь сам реализовать проект. Тебе придется вложить в него все до последнего цента! И все равно не хватит! А иностранные инвесторы не дадут ни копейки. Ты слишком опасный партнер. А Россия сейчас не та страна, в которую умные люди вкладывают деньги. Неужели и это тебя не убеждает?
— Нет.
— Послушай, Аркадий… Я понимаю, ты не можешь простить им Сашку… Но вспомни, ты же сам всегда говорил, что в политике и в бизнесе нет места эмоциям!
— Я ошибался.
— Ну, знаешь!.. Все. Сдаюсь. Выхожу из игры. Ты поставил на своей жизни крест, а мне это ни к чему. Я еще хочу спокойно пожить. Хватит с меня. Уеду на какие-нибудь Канары или Бермуды и даже телевизор не буду включать. Извини, Аркадий, но я уезжаю.
— Твое право. Распорядись, чтобы твои деньги перевели на счет в Женеву.
Свою долю ты знаешь. Допуск к счету у тебя есть.
— И ты больше ничего мне не скажешь?
— Скажу. Хорошо, что мы успели выпить за нашу дружбу. Спокойной ночи, Борис.
— Спокойной ночи, Аркадий…"
«Стоп».
Некоторое время в гостиной моего апартамента царило молчание.
— Ну, Иуда! — пробормотал Артист. Губерман вынул из кармана радиопередатчик.
— Я Первый, вызываю «Эр тридцать пять»! Прием!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять»!.. Я Первый, я Первый. «Эр тридцать пять», ответьте Первому!
Прием!..
— Спят, наверно, — заметил Боцман. — Шесть утра, самый сон.
— Я им посплю! Вахтенный должен дежурить!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять», я Первый, я Первый, прием!..
— Я «Эр тридцать пять», — отозвались, наконец, с буксира. — Слышу вас, Первый. Прием.
— Передать всем. Наблюдение с «Трех олив» снять. Двое — на внешнюю охрану виллы. Двое — в наружку. Объект — Розовский. Как поняли?
— Понял вас, Первый. Объект Розовский.
— Глаз не спускать. Иметь при себе документы, деньги. Следовать за ним, куда бы ни уехал или ни улетел. Держать со мной связь. Обо всех контактах докладывать.
— Ясно, Первый, все ясно.
— Конец связи! Губерман убрал рацию.
— Где вы взяли буксир? — поинтересовался я.
— Специально арендовали. Очень удобно. И внимания не привлекает. И всегда под рукой. — Он кивнул на магнитофон:
— Что скажете?
— "Они". «Им». Кто эти «они»?
— Об этом нужно спросить у Назарова. Или у Розовского.
— Я не стал бы спрашивать у Розовского.
— Я и не собираюсь… — Губерман ткнул сигарету в переполненную пепельницу и долго протирал очки. Потом надел их и сокрушенно покачал головой:
— Понятия не имею, как я обо всем этом буду рассказывать шефу. Это будет для него сильный удар. Они дружили больше тридцати лет.
— А вы и не рассказывайте, — посоветовал я. — Предоставьте это мне.
— Он задаст вам вопрос «Кто вы?», — предупредил Губерман. — И вам придется на него ответить.
— Я постараюсь.
Когда Губерман ушел, я открыл настежь все балконные двери, чтобы вытянуло дым, — крепко накадили Губерман с Доком. В низких лучах солнца серебрились узкие листья олив, окружавших пансионат. Пахло сосновой хвоей, еще чем-то пряным, будто корицей. Может, эти кустики внизу и в самом деле были корицей, откуда мне знать, корицу я видел только в жестяной баночке на кухне у Ольги.
— Все, расходимся, — сказал я ребятам. — Нужно хоть немного вздремнуть.
Неизвестно, каким будет день.
— Минутку, — остановил меня Боцман. — Ты уверен, что мы занимаемся тем, чем надо?
— Что ты имеешь в виду?
— Да все это. Вникаем в проблемы Назарова, в его отношения с компаньоном.
— А как же без этого?
— Да очень просто. У нас есть задание. Мы должны были блокировать контакты Назарова с этим долбаным полковником. Сделали. Устранить угрозу жизни Назарова.
Сделали. Осталось доставить Назарова в Россию — и все дела.
— Как?
— Вот об этом и надо думать. А не о том, как сообщить Назарову, что его друг-блондин вовсе ему не друг, а последняя сволочь. Это не наши проблемы.
— Ты рассуждаешь, как настоящий наемник.
— А мы и есть наемники. Тут нечем гордиться. Так получилось. Ну так и давайте заниматься своим делом. А Назаров пусть занимается своим. Я допускаю, что он честный человек. И что свои миллионы или миллиарды заработал честно. Хоть и не представляю, как это можно сделать. Он покупает яхты, патенты, создает центры для сына, проворачивает какие-то крупные дела с нефтью и имеет от этого сложности. Но это его сложности. А у нас и своих хватает.
Последние фразы Боцман произнес с нескрываемым раздражением. Ни хрена себе.
Это была классовая ненависть. И ничуть не меньше. Голосом Боцмана говорила нищая, осатаневшая от новых времен Калуга. Да и только ли Калуга? А может быть, вся Россия? Интересно, а как в Штатах относятся к ихним Морганам и Рокфеллерам?
Я оглядел ребят. Судя по выражению лиц, слова Боцмана их озадачили. Лишь Док с явным неодобрением покачивал головой.
— Возможно, я согласился бы с тобой, — обратился я к Боцману. — Если бы не одно «но». Проблемы Назарова напрямую связаны с нашими. Они вытекают одна из другой, как… Как даже не знаю что.
— Как музыкальные темы, — подсказал Трубач. — Это называется двойной концерт.
У каждого исполнителя своя тема.
— Наш культурный уровень стремительно повышается, — констатировал я. — Мы уже усвоили, что такое застольный период. А теперь вот узнали, что такое двойной концерт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— Тебя я тоже люблю. И хочу, чтобы ты это знал.
— Спасибо, Аркадий. Я это знаю… И очень ценю…"
"Боже милостивый! — мелькнуло у меня в голове. — Сейчас он его поцелует!
Неужели посмеет?!."
" — Налей и мне… Давай выпьем за нашу дружбу. За тебя, Борька!
— За тебя, Аркаша!..
— Царица ночь!.. В странном мы месте, а? Там — Эллада. Там — Иудея. И пустыня египетская, по которой Моисей сорок лет водил свой народ, чтобы вытравить из него рабство… А для нас этот путь еще впереди.
— Для нас? Кого ты имеешь в виду?
— Да всех нас. Россию… — Извини, Аркадий, что опускаю тебя на грешную землю. Но нужно что-то решать. И немедленно. Предлагаю продать патент. Они и тогда предлагали за него хорошие деньги. А сейчас заплатят вдвое и даже втрое. Ситуация для них крайне острая. Акции тюменских компаний упали до минимального уровня. Если ты обнародуешь свой проект, Самотлор и вся Западная Сибирь уплывет из их рук. Они заплатят столько, сколько ты скажешь. Они не будут торговаться.
— Нет.
— Но это же колоссальные деньги! Конечно, можно получить в десятки раз больше, если самим внедрять установку. Но вспомни, сколько нужно вложить! Сотни миллионов долларов! И потом ждать отдачи не год и не два! А так ты получаешь все сразу и без всякой головной боли!
— Нет.
— Но почему?! Можешь ты объяснить почему?!
— Ты сам знаешь, что они сделают с патентом.
— Да пусть делают что хотят! Нас это уже не будет касаться! И главное: нас оставят в покое! Все равно ты не сможешь сам реализовать проект. Тебе придется вложить в него все до последнего цента! И все равно не хватит! А иностранные инвесторы не дадут ни копейки. Ты слишком опасный партнер. А Россия сейчас не та страна, в которую умные люди вкладывают деньги. Неужели и это тебя не убеждает?
— Нет.
— Послушай, Аркадий… Я понимаю, ты не можешь простить им Сашку… Но вспомни, ты же сам всегда говорил, что в политике и в бизнесе нет места эмоциям!
— Я ошибался.
— Ну, знаешь!.. Все. Сдаюсь. Выхожу из игры. Ты поставил на своей жизни крест, а мне это ни к чему. Я еще хочу спокойно пожить. Хватит с меня. Уеду на какие-нибудь Канары или Бермуды и даже телевизор не буду включать. Извини, Аркадий, но я уезжаю.
— Твое право. Распорядись, чтобы твои деньги перевели на счет в Женеву.
Свою долю ты знаешь. Допуск к счету у тебя есть.
— И ты больше ничего мне не скажешь?
— Скажу. Хорошо, что мы успели выпить за нашу дружбу. Спокойной ночи, Борис.
— Спокойной ночи, Аркадий…"
«Стоп».
Некоторое время в гостиной моего апартамента царило молчание.
— Ну, Иуда! — пробормотал Артист. Губерман вынул из кармана радиопередатчик.
— Я Первый, вызываю «Эр тридцать пять»! Прием!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять»!.. Я Первый, я Первый. «Эр тридцать пять», ответьте Первому!
Прием!..
— Спят, наверно, — заметил Боцман. — Шесть утра, самый сон.
— Я им посплю! Вахтенный должен дежурить!.. Первый вызывает «Эр тридцать пять», я Первый, я Первый, прием!..
— Я «Эр тридцать пять», — отозвались, наконец, с буксира. — Слышу вас, Первый. Прием.
— Передать всем. Наблюдение с «Трех олив» снять. Двое — на внешнюю охрану виллы. Двое — в наружку. Объект — Розовский. Как поняли?
— Понял вас, Первый. Объект Розовский.
— Глаз не спускать. Иметь при себе документы, деньги. Следовать за ним, куда бы ни уехал или ни улетел. Держать со мной связь. Обо всех контактах докладывать.
— Ясно, Первый, все ясно.
— Конец связи! Губерман убрал рацию.
— Где вы взяли буксир? — поинтересовался я.
— Специально арендовали. Очень удобно. И внимания не привлекает. И всегда под рукой. — Он кивнул на магнитофон:
— Что скажете?
— "Они". «Им». Кто эти «они»?
— Об этом нужно спросить у Назарова. Или у Розовского.
— Я не стал бы спрашивать у Розовского.
— Я и не собираюсь… — Губерман ткнул сигарету в переполненную пепельницу и долго протирал очки. Потом надел их и сокрушенно покачал головой:
— Понятия не имею, как я обо всем этом буду рассказывать шефу. Это будет для него сильный удар. Они дружили больше тридцати лет.
— А вы и не рассказывайте, — посоветовал я. — Предоставьте это мне.
— Он задаст вам вопрос «Кто вы?», — предупредил Губерман. — И вам придется на него ответить.
— Я постараюсь.
Когда Губерман ушел, я открыл настежь все балконные двери, чтобы вытянуло дым, — крепко накадили Губерман с Доком. В низких лучах солнца серебрились узкие листья олив, окружавших пансионат. Пахло сосновой хвоей, еще чем-то пряным, будто корицей. Может, эти кустики внизу и в самом деле были корицей, откуда мне знать, корицу я видел только в жестяной баночке на кухне у Ольги.
— Все, расходимся, — сказал я ребятам. — Нужно хоть немного вздремнуть.
Неизвестно, каким будет день.
— Минутку, — остановил меня Боцман. — Ты уверен, что мы занимаемся тем, чем надо?
— Что ты имеешь в виду?
— Да все это. Вникаем в проблемы Назарова, в его отношения с компаньоном.
— А как же без этого?
— Да очень просто. У нас есть задание. Мы должны были блокировать контакты Назарова с этим долбаным полковником. Сделали. Устранить угрозу жизни Назарова.
Сделали. Осталось доставить Назарова в Россию — и все дела.
— Как?
— Вот об этом и надо думать. А не о том, как сообщить Назарову, что его друг-блондин вовсе ему не друг, а последняя сволочь. Это не наши проблемы.
— Ты рассуждаешь, как настоящий наемник.
— А мы и есть наемники. Тут нечем гордиться. Так получилось. Ну так и давайте заниматься своим делом. А Назаров пусть занимается своим. Я допускаю, что он честный человек. И что свои миллионы или миллиарды заработал честно. Хоть и не представляю, как это можно сделать. Он покупает яхты, патенты, создает центры для сына, проворачивает какие-то крупные дела с нефтью и имеет от этого сложности. Но это его сложности. А у нас и своих хватает.
Последние фразы Боцман произнес с нескрываемым раздражением. Ни хрена себе.
Это была классовая ненависть. И ничуть не меньше. Голосом Боцмана говорила нищая, осатаневшая от новых времен Калуга. Да и только ли Калуга? А может быть, вся Россия? Интересно, а как в Штатах относятся к ихним Морганам и Рокфеллерам?
Я оглядел ребят. Судя по выражению лиц, слова Боцмана их озадачили. Лишь Док с явным неодобрением покачивал головой.
— Возможно, я согласился бы с тобой, — обратился я к Боцману. — Если бы не одно «но». Проблемы Назарова напрямую связаны с нашими. Они вытекают одна из другой, как… Как даже не знаю что.
— Как музыкальные темы, — подсказал Трубач. — Это называется двойной концерт.
У каждого исполнителя своя тема.
— Наш культурный уровень стремительно повышается, — констатировал я. — Мы уже усвоили, что такое застольный период. А теперь вот узнали, что такое двойной концерт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113