Эта резьба, арабская вязь вперемежку с кириллицей на корешках книг, островерхие дверные и оконные проемы, кривой турецкий ятаган над большим английским камином — все здесь словно старалось напомнить о том, что это уже не Европа, но еще и не Азия. Граница между ними.
Ближний Восток.
И такой же двойственной — незатейливо-примитивной, даже хамски-прямолинейной и одновременно изощренно-витиеватой, будто восточная мелодия или узор на коже гюрзы — казалась Губерману интрига, в центре которой были обитатели этой виллы, и главный из них — сам Назаров.
Всем своим нутром чувствовал это Губерман. Всеми фибрами души. Жилками такими. Про которые ничего нет в Большой Советской Энциклопедии, но которыми пронизан весь человек. Правда, мало кто из людей умеет слышать в себе их стон. И еще меньше люди умеют верить тому, что слышат. Вот змеи — те умеют. Поэтому и выползают из нор перед землетрясением.
Губерман тоже умел. И теперь, слушая Розовского, пересказывавшего Назарову то, что они перед его появлением обсуждали, все больше утверждался в том, что предчувствия и на этот раз не обманывают его. Но высказывать свои соображения не спешил. Ему было интересно узнать, как оценит все это сам Назаров. У шефа был свой взгляд на любую проблему. Не всегда понятный Губерману. Не всегда, по его мнению, тонкий. Но в конечном итоге выводы их чаще всего сходились. Они словно бы пользовались разной оптикой: Губерман смотрел в лупу, а Назаров в морской бинокль.
— Так кто же этот полковник? — спросил Назаров, когда Розовский закончил.
— Просто порученец.
— Чей?
Розовский неопределенно пожал плечами:
— Трудно сказать. Правительство национального согласия — это сейчас в программе любой партии. Мы уже всех перебрали — от Зюганова до Анпилова.
Назаров с сомнением покачал головой:
— После выборов прошло всего ничего. Ельцин, конечно, ни черта не делает.
Впал в спячку. Как всегда после крупной драки. Все валится, но критической массы ситуация не набрала. Любое выступление против Ельцина сейчас обречено на провал.
Это очевидно для любого политика.
— А если они хотят заручиться твоей поддержкой на будущее? — предположил Розовский. — Когда ситуация созреет?
— Допустимо, конечно. Но… Нет, тут что-то не то. Какое впечатление произвел на тебя этот Вологдин?
— Серьезное.
— Сорок лет. Год назад уволился — уже полковником… На диссидентах такой карьеры не сделаешь. Да и нет их уже давно. Кабинетный шаркун?
— Только не это, — возразил Розовский. — Да шаркуну и не поручат важное дело.
— Значит — кто? — спросил Назаров. И сам ответил:
— Оперативник. Или как это у них называется? И, видно, высокого класса.
— И что, по-твоему, из этого следует? — спросил Розовский.
— То, что он не просто порученец. То, что за ним стоят очень серьезные люди… Твое мнение, Ефим?
— У меня тоже все время крутится мысль, что здесь что-то не так, — ответил Губерман. — Вот какой вопрос я себе сейчас задаю: а мы не слишком зациклились на политике?
— Что ты имеешь в виду?
— Извините, шеф, что я к этому возвращаюсь… Покушение в Женеве — ну, согласимся, что это было предупреждением. А с какой целью была взорвана яхта «Анна»?
Назаров помрачнел.
— Чего тут неясного? — спросил Розовский, желая как можно быстрей уйти от этой тягостной для Назарова темы.
— Если оставаться на той точке зрения, которую мы как-то сразу и безоговорочно приняли, ясно все, — согласился Губерман. — Но если взглянуть с другой стороны и дать себе труд как следует об этом подумать… — По-твоему, мы об этом не думали? — довольно резко перебил Назаров. — Или думали мало?
— Не давите на меня, шеф, — попросил Губерман. — Я и сам в растерянности, эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Я говорю не ради трепа. Уже десять лет я иду в вашем кильватере. И все мины, которые всплывают у вас на курсе, бьют и по мне. Это может сказать и Борис Семенович. И еще многие люди. Возможно, я скажу глупость. Но и глупость иногда помогает докопаться до истины. И не так уж редко.
— Продолжай, — кивнул Назаров.
— Где лучше всего спрятать березовый листок? В березовой роще. А труп? На поле боя, среди других трупов. Это я не сам придумал, где-то вычитал, — оговорился Губерман. — Но вот что придумал сам. Где можно спрятать истину? Среди других истин. Одна из них: положение Ельцина перед выборами было действительно очень шатким. В вас увидели объект угрозы. И приняли решение нанести упреждающий удар. Логично выглядит?
— А по-твоему, это не так? — не без иронии поинтересовался Розовский.
— Давайте рассуждать вместе. Что произошло бы, если бы этот упреждающий удар достиг цели? Я не знаю, шеф, где вы храните компромат. Но не в памяти и не в рундуке яхты. В каком-то банке есть сейф. В Лондоне, в Женеве или Нью-Йорке. И есть человек, которому даны точные указания, как распорядиться содержимым этого сейфа, если с вами что-то случится. И не один, возможно, а двое или трое. И сейф наверняка не один. В одном — подлинники, а в других — дискеты. Я прав?
Розовский и Назаров переглянулись.
— Продолжай, — повторил Назаров.
— Те, кто планировал взрыв, об этом, по-вашему, не знали? Не догадывались?
Или до этого так трудно додуматься?
Розовский сунул в рот окурок сигары, потянулся за зажигалкой, но, взглянув на Назарова, ткнул сигару в пепельницу.
— Ты считаешь, что взрыв устроили не сторонники Ельцина, а его противники?
— Не о том речь, Борис Семенович. Вы по-прежнему оцениваете ситуацию в координатах предвыборной борьбы. А если вообще забыть о том, что были выборы?
Если вычеркнуть из ситуации всю политику?
— И что останется? — спросил Назаров.
— Главная и единственная цель покушения. — Губерман помолчал и закончил:
— Ваша смерть.
Розовский и тем более сам Назаров были не из тех людей, кого легко запугать. Но и на них угнетающе подействовала обнаженность этих слов. Слова были равны смыслу. И что-то сатанинское в них было. Адское.
— По счастливейшей случайности цель эта не была достигнута, — продолжал Губерман. — И вот не прошло и трех месяцев, как появляется полковник Вологдин.
Как вы сами сказали, шеф: оперативник высокого класса. И вешает нам на уши развесистую, хорошо продуманную лапшу. Если ее убрать, что мы увидим?
— Ничего, — ответил Розовский. — Пустоту. Нуль.
— Нет, Борис Семенович, — возразил Губерман. — Ту же цель.
В библиотеке воцарилась напряженная тишина. Назаров неподвижно сидел в кресле, сцепив на затылке руки и вытянув длинные ноги. Лицо его было жестким, безжалостным. Страшным. Розовский не без опаски поглядывал на него. Он знал, что такое лицо бывает у Назарова перед взрывами бешенства. Но на этот раз ничего не произошло. Назаров потянулся к столу, налил себе виски, повертел фужер в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Ближний Восток.
И такой же двойственной — незатейливо-примитивной, даже хамски-прямолинейной и одновременно изощренно-витиеватой, будто восточная мелодия или узор на коже гюрзы — казалась Губерману интрига, в центре которой были обитатели этой виллы, и главный из них — сам Назаров.
Всем своим нутром чувствовал это Губерман. Всеми фибрами души. Жилками такими. Про которые ничего нет в Большой Советской Энциклопедии, но которыми пронизан весь человек. Правда, мало кто из людей умеет слышать в себе их стон. И еще меньше люди умеют верить тому, что слышат. Вот змеи — те умеют. Поэтому и выползают из нор перед землетрясением.
Губерман тоже умел. И теперь, слушая Розовского, пересказывавшего Назарову то, что они перед его появлением обсуждали, все больше утверждался в том, что предчувствия и на этот раз не обманывают его. Но высказывать свои соображения не спешил. Ему было интересно узнать, как оценит все это сам Назаров. У шефа был свой взгляд на любую проблему. Не всегда понятный Губерману. Не всегда, по его мнению, тонкий. Но в конечном итоге выводы их чаще всего сходились. Они словно бы пользовались разной оптикой: Губерман смотрел в лупу, а Назаров в морской бинокль.
— Так кто же этот полковник? — спросил Назаров, когда Розовский закончил.
— Просто порученец.
— Чей?
Розовский неопределенно пожал плечами:
— Трудно сказать. Правительство национального согласия — это сейчас в программе любой партии. Мы уже всех перебрали — от Зюганова до Анпилова.
Назаров с сомнением покачал головой:
— После выборов прошло всего ничего. Ельцин, конечно, ни черта не делает.
Впал в спячку. Как всегда после крупной драки. Все валится, но критической массы ситуация не набрала. Любое выступление против Ельцина сейчас обречено на провал.
Это очевидно для любого политика.
— А если они хотят заручиться твоей поддержкой на будущее? — предположил Розовский. — Когда ситуация созреет?
— Допустимо, конечно. Но… Нет, тут что-то не то. Какое впечатление произвел на тебя этот Вологдин?
— Серьезное.
— Сорок лет. Год назад уволился — уже полковником… На диссидентах такой карьеры не сделаешь. Да и нет их уже давно. Кабинетный шаркун?
— Только не это, — возразил Розовский. — Да шаркуну и не поручат важное дело.
— Значит — кто? — спросил Назаров. И сам ответил:
— Оперативник. Или как это у них называется? И, видно, высокого класса.
— И что, по-твоему, из этого следует? — спросил Розовский.
— То, что он не просто порученец. То, что за ним стоят очень серьезные люди… Твое мнение, Ефим?
— У меня тоже все время крутится мысль, что здесь что-то не так, — ответил Губерман. — Вот какой вопрос я себе сейчас задаю: а мы не слишком зациклились на политике?
— Что ты имеешь в виду?
— Извините, шеф, что я к этому возвращаюсь… Покушение в Женеве — ну, согласимся, что это было предупреждением. А с какой целью была взорвана яхта «Анна»?
Назаров помрачнел.
— Чего тут неясного? — спросил Розовский, желая как можно быстрей уйти от этой тягостной для Назарова темы.
— Если оставаться на той точке зрения, которую мы как-то сразу и безоговорочно приняли, ясно все, — согласился Губерман. — Но если взглянуть с другой стороны и дать себе труд как следует об этом подумать… — По-твоему, мы об этом не думали? — довольно резко перебил Назаров. — Или думали мало?
— Не давите на меня, шеф, — попросил Губерман. — Я и сам в растерянности, эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Я говорю не ради трепа. Уже десять лет я иду в вашем кильватере. И все мины, которые всплывают у вас на курсе, бьют и по мне. Это может сказать и Борис Семенович. И еще многие люди. Возможно, я скажу глупость. Но и глупость иногда помогает докопаться до истины. И не так уж редко.
— Продолжай, — кивнул Назаров.
— Где лучше всего спрятать березовый листок? В березовой роще. А труп? На поле боя, среди других трупов. Это я не сам придумал, где-то вычитал, — оговорился Губерман. — Но вот что придумал сам. Где можно спрятать истину? Среди других истин. Одна из них: положение Ельцина перед выборами было действительно очень шатким. В вас увидели объект угрозы. И приняли решение нанести упреждающий удар. Логично выглядит?
— А по-твоему, это не так? — не без иронии поинтересовался Розовский.
— Давайте рассуждать вместе. Что произошло бы, если бы этот упреждающий удар достиг цели? Я не знаю, шеф, где вы храните компромат. Но не в памяти и не в рундуке яхты. В каком-то банке есть сейф. В Лондоне, в Женеве или Нью-Йорке. И есть человек, которому даны точные указания, как распорядиться содержимым этого сейфа, если с вами что-то случится. И не один, возможно, а двое или трое. И сейф наверняка не один. В одном — подлинники, а в других — дискеты. Я прав?
Розовский и Назаров переглянулись.
— Продолжай, — повторил Назаров.
— Те, кто планировал взрыв, об этом, по-вашему, не знали? Не догадывались?
Или до этого так трудно додуматься?
Розовский сунул в рот окурок сигары, потянулся за зажигалкой, но, взглянув на Назарова, ткнул сигару в пепельницу.
— Ты считаешь, что взрыв устроили не сторонники Ельцина, а его противники?
— Не о том речь, Борис Семенович. Вы по-прежнему оцениваете ситуацию в координатах предвыборной борьбы. А если вообще забыть о том, что были выборы?
Если вычеркнуть из ситуации всю политику?
— И что останется? — спросил Назаров.
— Главная и единственная цель покушения. — Губерман помолчал и закончил:
— Ваша смерть.
Розовский и тем более сам Назаров были не из тех людей, кого легко запугать. Но и на них угнетающе подействовала обнаженность этих слов. Слова были равны смыслу. И что-то сатанинское в них было. Адское.
— По счастливейшей случайности цель эта не была достигнута, — продолжал Губерман. — И вот не прошло и трех месяцев, как появляется полковник Вологдин.
Как вы сами сказали, шеф: оперативник высокого класса. И вешает нам на уши развесистую, хорошо продуманную лапшу. Если ее убрать, что мы увидим?
— Ничего, — ответил Розовский. — Пустоту. Нуль.
— Нет, Борис Семенович, — возразил Губерман. — Ту же цель.
В библиотеке воцарилась напряженная тишина. Назаров неподвижно сидел в кресле, сцепив на затылке руки и вытянув длинные ноги. Лицо его было жестким, безжалостным. Страшным. Розовский не без опаски поглядывал на него. Он знал, что такое лицо бывает у Назарова перед взрывами бешенства. Но на этот раз ничего не произошло. Назаров потянулся к столу, налил себе виски, повертел фужер в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113