— Пожалуй, это хорошо, что мы потеряли его из виду, так как все это время он жил там один, в жестокой нищете, он беден, очень беден.
— Отлично, — сказал поверенный. — Конечно, вы хотите, чтобы его арестовали завтра?
— Да, — ответил Хейлинг. — Позвольте! Нет! Послезавтра. Вы удивляетесь, что я хочу это отложить, — добавил он с мрачной улыбкой, — но я совсем забыл. Послезавтра годовщина одного события в его жизни, пусть это совершится послезавтра.
— Отлично, — сказал поверенный. — Быть может, вы сообщите полицейскому чиновнику?
— Нет. Мы встретимся с ним здесь в восемь часов вечера, — я отправлюсь вместе с ним.
Они встретились в назначенный вечер и, наняв карету, приказали кучеру остановиться на том углу старой Пенкрес-роуд, где находится приходский работный дом. Когда они приехали туда, уже совсем стемнело; пройдя вдоль глухой стены перед Ветеринарным госпиталем, они свернули в маленькую боковую улицу, которая называется, или в то время называлась, Литтл Колледж-стрит, и какой бы ни была она теперь, но в те дни являлась довольно жалкой улицей, окруженной полями и канавами.
Надвинув на глаза дорожную шляпу и завернувшись в плащ, Хейлинг остановился перед самым жалким домом на этой улице и тихо постучал в дверь. Ее тотчас же открыла женщина, которая, узнав его, сделала реверанс, а Хейлинг, шепотом приказав полицейскому чиновнику остаться внизу, осторожно поднялся по лестнице и, открыв дверь комнаты, выходящей на улицу, быстро вошел.
Тот, кого он искал и так ненавидел — теперь это был дряхлый старик, сидел за простым сосновым столом, на котором стояла жалкая свеча. Старик вздрогнул, когда вошел незнакомец, и с трудом встал.
— Что еще? — спросил он. — Еще какая-нибудь беда? Что вам нужно.
— Сказать вам несколько слов, — ответил Хейлинг.
С этими словами он присел к другому концу стола и, сняв плащ и шляпу, повернулся лицом к старику.
Старик, казалось, мгновенно лишился дара речи. Он откинулся на спинку стула и, сжимая руки, смотрел на посетителя с отвращением и страхом.
— Сегодня, — сказал Хейлинг, — исполнилось шесть лет с тех пор, как я потребовал от вас жизнь, которую вы должны были отдать мне за жизнь моего ребенка. Старик! Над бездыханным телом вашей дочери я поклялся посвятить свою жизнь мести. Я не уклонялся от этого намерения ни на мгновенье, но если бы уклонился, одно воспоминание об ее покорном страдальческом взгляде, когда она умирала, или об изможденном лице невинного ребенка придало бы мне сил для осуществления замысла. Мой первый акт отмщения вы помните хорошо, сегодня — последний.
Старик задрожал, и руки его бессильно опустились.
— Завтра я покидаю Англию, — продолжал Хейлинг после краткой паузы. — С сегодняшней ночи вы будете заживо погребены в той самой могиле, на которую обрекли ее… в тюрьме, без надежды покинуть…
Он взглянул на старика и умолк. Поднес свечу к его лицу, осторожно поставил ее на стол и вышел из комнаты.
— Вы бы наведались к старику. — сказал он женщине и, открыв дверь, дал знак чиновнику идти вслед за ним на улицу. — Мне кажется, он болен.
Женщина закрыла дверь, быстро взбежала по лестнице и нашла старика бездыханным.
Под простой могильной плитой, на одном из самых мирных и уединенных кладбищ Кента, где полевые цветы пестреют в траве и спокойный пейзаж обрамляет прекраснейший уголок в саду Англии, покоятся останки молодой матери и ее кроткого ребенка. Но прах отца не смешался с их прахом, и, начиная с той ночи, поверенный не мог добыть никаких сведений о дальнейшей судьбе своего странного клиента.
Закончив рассказ, старик подошел к вешалке в углу, снял свою шляпу и пальто, надел их с величайшим спокойствием и, не прибавив больше ни слова, медленно удалился. Так как джентльмен с мозаичными запонками заснул, а большая часть присутствующих увлеклась веселой забавой — капала ему в грог сало с подтаявшей свечи, то мистер Пиквик вышел, никем не замеченный, и, расплатившись за себя и за мистера Уэллера, покинул вместе с этим джентльменом обитель «Сороки и Пня».
Глава XXII
Мистер Пиквик едет в Ипсуич и наталкивается романтическое приключение с леди средних лет в желтых папильотках
— Это и есть багаж твоего хозяина, Сэмми? — осведомился мистер Уэллер у своего любящего сына, когда тот явился во двор гостиницы «Бык» в Уайтчепле, с дорожным саком и небольшим чемоданом.
— Догадка хоть куда, могла быть хуже, старина, отвечал мистер Уэллер-младший, складывая свою ношу на дворе и усаживаясь на нее. — Сейчас прибудет и сам хозяин.
— Должно быть, едет в кэбе? — предположил отец.
— Да, две мили опасностей по восьми пенсов за милю, — дал ответ сын. Как поживает сегодня мачеха?
— Чудно, Сэмми, чудно, — с внушительной серьезностью ответил старший мистер Уэллер. — За последнее время она вроде как в методистский орден записалась, Сэмми, и она на редкость благочестива, уж это верно. Она слишком хороша для меня, Сэмми. Я чувствую, что я ее не заслуживаю.
— Вот как! — сказал мистер Сэмюел. — Это очень самоотверженно с вашей стороны.
— Очень, — со вздохом подтвердил его родитель. — Она ухватилась за какую-то выдумку, будто взрослые люди рождаются снова, Сэмми; новое рождение, — так, кажется, это у них называется. Очень бы мне хотелось посмотреть, как эта система работает, Сэмми. Очень бы мне хотелось видеть новое рождение твоей мачехи. Уж я бы ее спровадил к кормилице!
— Как ты думаешь, что эти женщины устроили на днях? — продолжал мистер Уэллер после непродолжительного молчания, в течение которого он многозначительно постукивал себя указательным пальцем по носу. — Как ты думаешь, что они устроили на днях, Сэмми?
— Не знаю, — ответил Сэм. — А что?
— Собрались и устроили большое чаепитие для одного молодца, которого называют своим пастырем, — сказал мистер Уэллер. — Я стоял и глазел у нашей лавочки с картинками, вдруг вижу маленькое объявление: «Билеты полкроны. Со всеми заявлениями обращаться в комитет. Секретарь миссис Уэллер». А когда пришел домой, вижу — этот комитет заседает у нас в задней комнате. Четырнадцать женщин. Ты бы их послушал, Сэмми! Выносили резолюции, голосовали смету, и всякая такая потеха. Ну, тут твоя мачеха пристала, чтобы и я пошел, да я и сам думал, что надо идти, увижу диковинные вещи, я а записался на билет. В пятницу вечером, в шесть часов, я нарядился, и мы отправились со старухой; поднимаемся на второй этаж, там стол накрыт на тридцать человек и целая куча женщин, начинают шептаться и глазеть на меня, — словно никогда не видывали довольно плотного джентльмена лет пятидесяти восьми. Сидим. Вдруг поднимается суматоха на лестнице, вбегает долговязый парень с красным носом и в белом галстуке и кричит: «Се грядет пастырь навестить свое верное стадо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263
— Отлично, — сказал поверенный. — Конечно, вы хотите, чтобы его арестовали завтра?
— Да, — ответил Хейлинг. — Позвольте! Нет! Послезавтра. Вы удивляетесь, что я хочу это отложить, — добавил он с мрачной улыбкой, — но я совсем забыл. Послезавтра годовщина одного события в его жизни, пусть это совершится послезавтра.
— Отлично, — сказал поверенный. — Быть может, вы сообщите полицейскому чиновнику?
— Нет. Мы встретимся с ним здесь в восемь часов вечера, — я отправлюсь вместе с ним.
Они встретились в назначенный вечер и, наняв карету, приказали кучеру остановиться на том углу старой Пенкрес-роуд, где находится приходский работный дом. Когда они приехали туда, уже совсем стемнело; пройдя вдоль глухой стены перед Ветеринарным госпиталем, они свернули в маленькую боковую улицу, которая называется, или в то время называлась, Литтл Колледж-стрит, и какой бы ни была она теперь, но в те дни являлась довольно жалкой улицей, окруженной полями и канавами.
Надвинув на глаза дорожную шляпу и завернувшись в плащ, Хейлинг остановился перед самым жалким домом на этой улице и тихо постучал в дверь. Ее тотчас же открыла женщина, которая, узнав его, сделала реверанс, а Хейлинг, шепотом приказав полицейскому чиновнику остаться внизу, осторожно поднялся по лестнице и, открыв дверь комнаты, выходящей на улицу, быстро вошел.
Тот, кого он искал и так ненавидел — теперь это был дряхлый старик, сидел за простым сосновым столом, на котором стояла жалкая свеча. Старик вздрогнул, когда вошел незнакомец, и с трудом встал.
— Что еще? — спросил он. — Еще какая-нибудь беда? Что вам нужно.
— Сказать вам несколько слов, — ответил Хейлинг.
С этими словами он присел к другому концу стола и, сняв плащ и шляпу, повернулся лицом к старику.
Старик, казалось, мгновенно лишился дара речи. Он откинулся на спинку стула и, сжимая руки, смотрел на посетителя с отвращением и страхом.
— Сегодня, — сказал Хейлинг, — исполнилось шесть лет с тех пор, как я потребовал от вас жизнь, которую вы должны были отдать мне за жизнь моего ребенка. Старик! Над бездыханным телом вашей дочери я поклялся посвятить свою жизнь мести. Я не уклонялся от этого намерения ни на мгновенье, но если бы уклонился, одно воспоминание об ее покорном страдальческом взгляде, когда она умирала, или об изможденном лице невинного ребенка придало бы мне сил для осуществления замысла. Мой первый акт отмщения вы помните хорошо, сегодня — последний.
Старик задрожал, и руки его бессильно опустились.
— Завтра я покидаю Англию, — продолжал Хейлинг после краткой паузы. — С сегодняшней ночи вы будете заживо погребены в той самой могиле, на которую обрекли ее… в тюрьме, без надежды покинуть…
Он взглянул на старика и умолк. Поднес свечу к его лицу, осторожно поставил ее на стол и вышел из комнаты.
— Вы бы наведались к старику. — сказал он женщине и, открыв дверь, дал знак чиновнику идти вслед за ним на улицу. — Мне кажется, он болен.
Женщина закрыла дверь, быстро взбежала по лестнице и нашла старика бездыханным.
Под простой могильной плитой, на одном из самых мирных и уединенных кладбищ Кента, где полевые цветы пестреют в траве и спокойный пейзаж обрамляет прекраснейший уголок в саду Англии, покоятся останки молодой матери и ее кроткого ребенка. Но прах отца не смешался с их прахом, и, начиная с той ночи, поверенный не мог добыть никаких сведений о дальнейшей судьбе своего странного клиента.
Закончив рассказ, старик подошел к вешалке в углу, снял свою шляпу и пальто, надел их с величайшим спокойствием и, не прибавив больше ни слова, медленно удалился. Так как джентльмен с мозаичными запонками заснул, а большая часть присутствующих увлеклась веселой забавой — капала ему в грог сало с подтаявшей свечи, то мистер Пиквик вышел, никем не замеченный, и, расплатившись за себя и за мистера Уэллера, покинул вместе с этим джентльменом обитель «Сороки и Пня».
Глава XXII
Мистер Пиквик едет в Ипсуич и наталкивается романтическое приключение с леди средних лет в желтых папильотках
— Это и есть багаж твоего хозяина, Сэмми? — осведомился мистер Уэллер у своего любящего сына, когда тот явился во двор гостиницы «Бык» в Уайтчепле, с дорожным саком и небольшим чемоданом.
— Догадка хоть куда, могла быть хуже, старина, отвечал мистер Уэллер-младший, складывая свою ношу на дворе и усаживаясь на нее. — Сейчас прибудет и сам хозяин.
— Должно быть, едет в кэбе? — предположил отец.
— Да, две мили опасностей по восьми пенсов за милю, — дал ответ сын. Как поживает сегодня мачеха?
— Чудно, Сэмми, чудно, — с внушительной серьезностью ответил старший мистер Уэллер. — За последнее время она вроде как в методистский орден записалась, Сэмми, и она на редкость благочестива, уж это верно. Она слишком хороша для меня, Сэмми. Я чувствую, что я ее не заслуживаю.
— Вот как! — сказал мистер Сэмюел. — Это очень самоотверженно с вашей стороны.
— Очень, — со вздохом подтвердил его родитель. — Она ухватилась за какую-то выдумку, будто взрослые люди рождаются снова, Сэмми; новое рождение, — так, кажется, это у них называется. Очень бы мне хотелось посмотреть, как эта система работает, Сэмми. Очень бы мне хотелось видеть новое рождение твоей мачехи. Уж я бы ее спровадил к кормилице!
— Как ты думаешь, что эти женщины устроили на днях? — продолжал мистер Уэллер после непродолжительного молчания, в течение которого он многозначительно постукивал себя указательным пальцем по носу. — Как ты думаешь, что они устроили на днях, Сэмми?
— Не знаю, — ответил Сэм. — А что?
— Собрались и устроили большое чаепитие для одного молодца, которого называют своим пастырем, — сказал мистер Уэллер. — Я стоял и глазел у нашей лавочки с картинками, вдруг вижу маленькое объявление: «Билеты полкроны. Со всеми заявлениями обращаться в комитет. Секретарь миссис Уэллер». А когда пришел домой, вижу — этот комитет заседает у нас в задней комнате. Четырнадцать женщин. Ты бы их послушал, Сэмми! Выносили резолюции, голосовали смету, и всякая такая потеха. Ну, тут твоя мачеха пристала, чтобы и я пошел, да я и сам думал, что надо идти, увижу диковинные вещи, я а записался на билет. В пятницу вечером, в шесть часов, я нарядился, и мы отправились со старухой; поднимаемся на второй этаж, там стол накрыт на тридцать человек и целая куча женщин, начинают шептаться и глазеть на меня, — словно никогда не видывали довольно плотного джентльмена лет пятидесяти восьми. Сидим. Вдруг поднимается суматоха на лестнице, вбегает долговязый парень с красным носом и в белом галстуке и кричит: «Се грядет пастырь навестить свое верное стадо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263