— Кто такая Ёмоги?
— Она была няней моих детей. Я рассталась с ней в Ямато, где мы скрывались, но она каким-то образом узнала, где мы находимся. Няня сказала, что встретила монаха по пути ко мне. Он и дал ей послание.
— В таком случае ты знаешь этого монаха, иначе как бы он узнал, что девушка — твоя служанка?
— Я его почти не знаю. Это монах, живший после Хогэнской смуты в развалинах Дворца Ручья под ивой и попрошайничавший.
— Как его зовут?
— Кажется, Монгаку…
Киёмори внимательно осмотрел письмо. Верно, на нем едва заметно нацарапано: Монгаку. Само письмо было написано крупным почерком, твердой рукой.
Монгаку. Прошло много времени с тех пор, как Киёмори видел его в последний раз — Морито из императорской стражи. Он узнал о нем случайно. О Монгаку рассказал ему однажды Синдзэй, в особняке которого монах устроил переполох. Это был тот самый странствующий Монгаку — бродивший по улицам столицы, ночевавший под открытым небом, не имевший ни дома, ни семьи. Киёмори с глубокой скорбью вспоминал о своем друге молодости. Воспоминания о Монгаку были, естественно, связаны с именем Кэса-Годзэн и трагедией, из-за которой гвардеец ради любви к женщине отказался от блестящего будущего. За это его сочли глупцом, но Киёмори вдруг осознал, что он сам мало чем отличается от Монгаку. Какая разница между глупостью двадцатилетнего парня и сорокалетнего мужчины? Какая глупость хуже? Кто больше достоин порицания? Он поступил справедливо, пощадив детей Токивы, но можно ли оправдать его посещения этой женщины?
Несомненно, Киёмори был неуклюжим и робким. Таким, каким его охарактеризовал Нос. Ему не хватало целеустремленности и страстности Монгаку. В отношениях с Токивой это обнаружилось более чем очевидно. Он желал овладеть ею и в то же время выглядеть благородным.
— Монгаку, как он сейчас называет себя, служил одно время в императорской страже. Мы были соучениками в военной академии… Для чего, ты думаешь, он прислал это письмо? Что он пытается сказать тебе? «Бесконечный путь в тумане по пустыне…»
— Не знаю, я никогда не видела Монгаку.
— Хм-м… Кажется, я догадываюсь, что он имеет в виду.
— Что именно?
— Вот что: Гэндзи разгромлены. Сторонники Ёситомо рассеяны во враждебном окружении. Но этому придет конец. Гэндзи в конце концов возьмут верх. Он хочет подбодрить тебя.
— Какие страшные вещи вы говорите!
— Это неудивительно. Многие думают как Монгаку. Он считает меня преемником Синдзэя и весьма низкого мнения обо мне.
— Нет, господин, вы ошибаетесь. По-моему, в его стихах другой смысл.
— Какой же?
— «Пустыня в тумане» — мое сердце. Он имеет в виду, что сердце женщины полно печали. Он призывает меня не унывать.
— Что ж, можно и так понять его стихи.
— Я признательна ему за стихи. Я перечитывала их много раз. Пришла к выводу о необходимости продолжать жить на этом свете и следовать путем через «пустыню в тумане».
— У тебя возникали мысли покончить с собой?
— Да, когда в одиночестве становится невыносимо. В это время даже шелест цветущих деревьев кажется приглашением к самоубийству.
— Оттого, что ты тоскуешь по детям?
— Это естественное предположение с вашей стороны, со стороны их спасителя. Я же смирилась с их утратой.
— Ты не можешь перенести гибель Ёситомо?
— С вашей стороны жестоко напоминать мне об этом! — воскликнула Токива, глядя на Киёмори глазами, полными слез.
— Токива!..
Киёмори заключил женщину в объятия. Сегодня вечером, как никогда раньше, он чувствовал ее тело податливым и отзывчивым. Вожделение жгло его, как пламя, когда он покрывал желанное лицо страстными поцелуями. Напуганная страстью, которую она возбудила в нем, Токива попыталась вырваться, но Киёмори не обращал внимания на ее приглушенные крики.
Опустошенная, Токива лежала на полу в складках своего шелкового кимоно, беззвучно плача. Она не раскрыла глаз даже тогда, когда Киёмори собрался уходить. В эту весеннюю ночь молодую женщину душили слезы, а белые лепестки отцветающих деревьев роем залетали в комнату и опускались на нее.

Неясная тень прокралась из ворот и стала спускаться по косогору.
— Ну как дела, господин? — прошептал Бамбоку встретившись с Киёмори. — Господин, вы преуспели на этот раз? Вы же поклялись, что сегодня вечером обязательно…
Киёмори замкнулся в мрачном молчании. Нос еще никогда не видел его в таком состоянии. Случилось что-то необычное. Бамбоку некоторое время молча следовал за военачальником, затем вдруг принялся хихикать. Киёмори в удивлении уставился на Носа, который разразился теперь уже громким хохотом.
— Господин, вы можете обманывать кого угодно, только не меня. Я в этом деле имею большой опыт.
Киёмори широко улыбнулся в темноте:
— Перестань кривляться, мне надоело.
— Разве я не был вашим верным союзником в этом деле и не принимал его так близко к сердцу, как будто оно мое собственное? Мне вы могли бы сказать, получилось у вас что-нибудь или нет. Не вижу в этом ничего предосудительного.
— До чего же ты несносный тип! Твоя назойливость способна убить все нежные чувства. Дай мне побыть в тишине. Помолчи!
Нос бросил понимающий взгляд на отвернувшегося Киёмори и нарочито громко вздохнул. Услышанного ему было достаточно, чтобы понять, что случилось. Кроме того, он уловил тонкий аромат духов.
— Э-ге-гей! — крикнул Нос в направлении сосновой рощи, у подножия горы, где несколько воинов поджидали их в темноте вместе с каретой Киёмори. Погонщики быков выехали на дорогу.
Однако даже громкий возглас Носа не вывел Киёмори из его особенного состояния. Он как будто погрузился в нирвану. Реальность соседствовала в его сознании с фантастическими видениями.
— Не надо спешить. Пусть быки идут размеренным шагом, — приказал Киёмори из-за задернутых занавесок. Он хотел полностью насладиться ощущением от возвращения домой в дымке зачинающегося утра, предаваясь сладким мечтам. Киёмори интересовало: не возненавидела ли его Токива? Как она его встретит в следующий раз? Насилие претило ему. За время двух последних войн он пресытился насилием. Киёмори видел голову Ёситомо, свисавшую с ветки дерева, сотню казней… В его власти было подарить Токиве жизнь или лишить жизни, но насиловать ее он не хотел. Да, податливость этой женщины оказалась столь же естественна, как нежность распускающегося бутона. Он хотел подарить ей любовь, но не обкрадывать ее. Даже если бы был жив Ёситомо, он любил бы Токиву не меньше…
Подобные мысли проносились в голове Киёмори, освобождая от сомнений и оправдывая его поведение минувшим вечером. Несомненно, оценка, которую дал ему Красный Нос, была справедливой — ему действительно не хватало смелости. И почему вообще он вспоминал о Ёситомо в такой момент?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157