Когда карета Киёмори свернула с обсаженной соснами дороги на запад, один из воинов, следовавших за ней, издал сдавленный стон и рухнул на землю с глухим стуком. Послышались крики других воинов и возглас:
— Вот он, мерзавец!
Затем началась отчаянная схватка. Киёмори поднялся с циновки и раздвинул занавески:
— Что случилось?
Он собирался выйти из кареты, когда о нее ударилось крупное тело человека, и перед Киёмори выросла фигура вооруженного воина, дико вращавшего зрачками и размахивавшего мечом.
— Киёмори из дома Хэйкэ, ты не забыл меня? Я — Ёсихира из дома Гэндзи, сын Ёситомо!
Ёсихира попытался вытащить Киёмори за рукав, сорвал занавески, но неожиданно был отброшен от кареты. Бык резко рванулся вперед, почувствовав укол острием меча.
Ёсихира вскочил на ноги и помчался за каретой. Однако против него ощетинился частокол алебард.
Перепуганный Красный Нос скрылся за деревьями, ограждавшими дорогу, причитая на бегу:
— Ёсихира — сын Ёситомо! — Он прибежал на лужайку, где располагались пешие воины из Рокухары, оглашая окрестности криком: — Помогите, режут! Спасите, убивают!
Мгновенно собрались вооруженные воины и побежали по узкой аллее.
— Там, на перекрестке! Кто-то зовет на помощь, зовет на помощь!
Вооруженный отряд добежал до перекрестка. Воины оглядывались по сторонам, ничего не видели и глядели друг на друга в недоумении.
— Что за придурок здесь орал и лишил нас ночного отдыха?
Но вскоре они обнаружили брошенную на дороге алебарду. Чуть подальше лежал и стонал раненый воин. Еще дальше в пыли нашли тело другого воина. Поднялась суматоха. Направили посыльных узнать, в чем дело. Стали седлать лошадей.
Беспокойство Носа росло. Не опоздал ли он с тревогой? Кареты Киёмори нигде не было видно. Жив ли он? Возможно, хозяин Рокухары не смог вернуться в свой дом с двориком, где были посажены кусты роз.
Обезумевший от страха бык мчался вперед, таща за собой карету. Он остановился, когда путь перегородила стена.
— Где мы? — крикнул Киёмори.
К нему подошли, ковыляя, охранник и погонщик быка. Последний ответил, тяжело дыша:
— Это дом господина Норимори!
— Стучите в ворота!
Взволнованный тон Киёмори заставил воина колотить по бревнам изо всех сил. Вскоре ворота открылись и, к изумлению привратника, во дворик без всяких объяснений быстро въехала карета, остановившись у самой галереи особняка. Появился слуга и, услышав, что прибыл сам хозяин Рокухары, побежал докладывать своему господину.
Вскоре вышел Норимори, младший брат Киёмори.
— В чем дело — почему в такой час? — раздраженно спросил он Киёмори.
— Я ездил к Айтого и на пути домой подвергся нападению сторонников Ёситомо.
— Сторонников Ёситомо? Сколько их было?
— Фактически только один.
— Только один?
— М-м-м, — промычал Киёмори, начиная осознавать неуклюжее положение, в котором оказался. Он никогда не испытывал такого панического состояния, какое пережил сегодня вечером. Ёсихира в одиночку напугал его сверх всякой меры и потряс до основания. Что послужило причиной такого непостижимого страха, думал Киёмори, перебирая в мозгу варианты ответа на вопрос. В этот день он вспоминал голову Ёситомо, торчавшую на суку напротив ворот Восточной тюрьмы. Когда с возгласом «Я — сын Ёситомо!» между занавесками появилось зловещее видение, Киёмори, наверно, отождествил это видение с самим Ёситомо. На мгновение ему показалось, что он встретился с призраком главы дома Гэндзи, обуреваемым чувством мести. Были другие обстоятельства, объясняющие страх Киёмори. Он ведь уезжал от Токивы, радуясь в душе своему успеху, но одновременно потаенное чувство вины вызвало дух Ёситомо…
Норимори пригласил брата войти в дом и стал расспрашивать его о происшествии более основательно.
— Почему Ёсихира, один, смог так напугать тебя? У тебя ведь было достаточно охраны?
— Со мной творилось что-то неладное, — был вынужден признать Киёмори.
— Не был ли ты пьян?
— Ни капли сакэ не брал в рот.
— Куда ты ездил?
— К Айтого.
— К Айтого? Его же не было дома сегодня вечером.
— Поэтому я и возвращался домой, когда случилось нападение.
— Вот как? — произнес Норимори, но его насмешливые глаза говорили: «Скорее всего, ты лжешь. Мне уже известно о твоих посещениях Токивы».
Между тем прибыл Нос, наконец обнаруживший местонахождение Киёмори.
Как только он показался, Киёмори встретил его тревожным вопросом:
— Что случилось с негодяем?
— Исчез, — ответил Нос.
Услышав эту весть, Киёмори стал готовиться к отъезду, сказав, что возвратится домой в своей карете. Бамбоку пошел убедиться, что карета готова ехать. Норимори проводил удалявшуюся фигуру купца недружелюбным взглядом. Он недолюбливал Бамбоку и не доверял ему. В качестве дополнительной меры предосторожности Норимори распорядился отправить десять своих воинов сопровождать Киёмори.
На следующее утро хозяин Рокухары проснулся позже обычного. Когда он облачился в придворные одежды и собирался отбыть во дворец, явилась служанка супруги, чтобы доложить:
— Госпожа желает позавтракать с вами и ждет вас, господин.
Киёмори вздрогнул.
— Позавтракать? Только вечером мы обо всем переговорили. Чего она хочет от меня утром? — удивился Киёмори и стал торопливо завершать свой туалет, как будто его ждали неотложные дела. — Я опаздываю ко двору. Скажи госпоже, что мы поговорим вечером.
Приказав, чтобы карета ждала его в главной аллее, Киёмори быстро уехал в ней из дома. У него действительно была масса дел. Его появление во дворце обычно служило сигналом для высокопоставленных придворных и подчиненных являться к нему за советом, подтверждением или разрешением. Чиновники приходили к Киёмори со смешанными чувствами страха и любопытства. Некоторое время назад его уговорили принять более высокий ранг при дворе, от принятия которого он ранее воздерживался. Теперь повсеместно признавалось, что Киёмори обладает наибольшим влиянием на трон.
Новые веяния при дворе стали заметны еще при жизни отца Киёмори — Тадамори, но в то время воин, занимавший нынешнее положение Киёмори, еще встречал враждебное отношение со стороны придворной верхушки. Прочное положение Киёмори ознаменовало важную перемену. Он стал символом новой эры. Без него не могло быть принято ни одного решения или оно не считалось окончательным без его согласия. Короче говоря, сословие воинов пришло к власти, и слово Киёмори стало определяющим в государственных делах.
Фудзивара Корэмити, известный своими симпатиями к дому Хэйкэ, был назначен главой правительства. Киёмори, ценивший его как деятеля, которому можно было доверять, настоял на передаче на его утверждение всех важных решений. Это назначение доставляло удовлетворение Киёмори, тем более, что дочерью главы правительства была госпожа Симэко, у которой Токива когда-то находилась в услужении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Вот он, мерзавец!
Затем началась отчаянная схватка. Киёмори поднялся с циновки и раздвинул занавески:
— Что случилось?
Он собирался выйти из кареты, когда о нее ударилось крупное тело человека, и перед Киёмори выросла фигура вооруженного воина, дико вращавшего зрачками и размахивавшего мечом.
— Киёмори из дома Хэйкэ, ты не забыл меня? Я — Ёсихира из дома Гэндзи, сын Ёситомо!
Ёсихира попытался вытащить Киёмори за рукав, сорвал занавески, но неожиданно был отброшен от кареты. Бык резко рванулся вперед, почувствовав укол острием меча.
Ёсихира вскочил на ноги и помчался за каретой. Однако против него ощетинился частокол алебард.
Перепуганный Красный Нос скрылся за деревьями, ограждавшими дорогу, причитая на бегу:
— Ёсихира — сын Ёситомо! — Он прибежал на лужайку, где располагались пешие воины из Рокухары, оглашая окрестности криком: — Помогите, режут! Спасите, убивают!
Мгновенно собрались вооруженные воины и побежали по узкой аллее.
— Там, на перекрестке! Кто-то зовет на помощь, зовет на помощь!
Вооруженный отряд добежал до перекрестка. Воины оглядывались по сторонам, ничего не видели и глядели друг на друга в недоумении.
— Что за придурок здесь орал и лишил нас ночного отдыха?
Но вскоре они обнаружили брошенную на дороге алебарду. Чуть подальше лежал и стонал раненый воин. Еще дальше в пыли нашли тело другого воина. Поднялась суматоха. Направили посыльных узнать, в чем дело. Стали седлать лошадей.
Беспокойство Носа росло. Не опоздал ли он с тревогой? Кареты Киёмори нигде не было видно. Жив ли он? Возможно, хозяин Рокухары не смог вернуться в свой дом с двориком, где были посажены кусты роз.
Обезумевший от страха бык мчался вперед, таща за собой карету. Он остановился, когда путь перегородила стена.
— Где мы? — крикнул Киёмори.
К нему подошли, ковыляя, охранник и погонщик быка. Последний ответил, тяжело дыша:
— Это дом господина Норимори!
— Стучите в ворота!
Взволнованный тон Киёмори заставил воина колотить по бревнам изо всех сил. Вскоре ворота открылись и, к изумлению привратника, во дворик без всяких объяснений быстро въехала карета, остановившись у самой галереи особняка. Появился слуга и, услышав, что прибыл сам хозяин Рокухары, побежал докладывать своему господину.
Вскоре вышел Норимори, младший брат Киёмори.
— В чем дело — почему в такой час? — раздраженно спросил он Киёмори.
— Я ездил к Айтого и на пути домой подвергся нападению сторонников Ёситомо.
— Сторонников Ёситомо? Сколько их было?
— Фактически только один.
— Только один?
— М-м-м, — промычал Киёмори, начиная осознавать неуклюжее положение, в котором оказался. Он никогда не испытывал такого панического состояния, какое пережил сегодня вечером. Ёсихира в одиночку напугал его сверх всякой меры и потряс до основания. Что послужило причиной такого непостижимого страха, думал Киёмори, перебирая в мозгу варианты ответа на вопрос. В этот день он вспоминал голову Ёситомо, торчавшую на суку напротив ворот Восточной тюрьмы. Когда с возгласом «Я — сын Ёситомо!» между занавесками появилось зловещее видение, Киёмори, наверно, отождествил это видение с самим Ёситомо. На мгновение ему показалось, что он встретился с призраком главы дома Гэндзи, обуреваемым чувством мести. Были другие обстоятельства, объясняющие страх Киёмори. Он ведь уезжал от Токивы, радуясь в душе своему успеху, но одновременно потаенное чувство вины вызвало дух Ёситомо…
Норимори пригласил брата войти в дом и стал расспрашивать его о происшествии более основательно.
— Почему Ёсихира, один, смог так напугать тебя? У тебя ведь было достаточно охраны?
— Со мной творилось что-то неладное, — был вынужден признать Киёмори.
— Не был ли ты пьян?
— Ни капли сакэ не брал в рот.
— Куда ты ездил?
— К Айтого.
— К Айтого? Его же не было дома сегодня вечером.
— Поэтому я и возвращался домой, когда случилось нападение.
— Вот как? — произнес Норимори, но его насмешливые глаза говорили: «Скорее всего, ты лжешь. Мне уже известно о твоих посещениях Токивы».
Между тем прибыл Нос, наконец обнаруживший местонахождение Киёмори.
Как только он показался, Киёмори встретил его тревожным вопросом:
— Что случилось с негодяем?
— Исчез, — ответил Нос.
Услышав эту весть, Киёмори стал готовиться к отъезду, сказав, что возвратится домой в своей карете. Бамбоку пошел убедиться, что карета готова ехать. Норимори проводил удалявшуюся фигуру купца недружелюбным взглядом. Он недолюбливал Бамбоку и не доверял ему. В качестве дополнительной меры предосторожности Норимори распорядился отправить десять своих воинов сопровождать Киёмори.
На следующее утро хозяин Рокухары проснулся позже обычного. Когда он облачился в придворные одежды и собирался отбыть во дворец, явилась служанка супруги, чтобы доложить:
— Госпожа желает позавтракать с вами и ждет вас, господин.
Киёмори вздрогнул.
— Позавтракать? Только вечером мы обо всем переговорили. Чего она хочет от меня утром? — удивился Киёмори и стал торопливо завершать свой туалет, как будто его ждали неотложные дела. — Я опаздываю ко двору. Скажи госпоже, что мы поговорим вечером.
Приказав, чтобы карета ждала его в главной аллее, Киёмори быстро уехал в ней из дома. У него действительно была масса дел. Его появление во дворце обычно служило сигналом для высокопоставленных придворных и подчиненных являться к нему за советом, подтверждением или разрешением. Чиновники приходили к Киёмори со смешанными чувствами страха и любопытства. Некоторое время назад его уговорили принять более высокий ранг при дворе, от принятия которого он ранее воздерживался. Теперь повсеместно признавалось, что Киёмори обладает наибольшим влиянием на трон.
Новые веяния при дворе стали заметны еще при жизни отца Киёмори — Тадамори, но в то время воин, занимавший нынешнее положение Киёмори, еще встречал враждебное отношение со стороны придворной верхушки. Прочное положение Киёмори ознаменовало важную перемену. Он стал символом новой эры. Без него не могло быть принято ни одного решения или оно не считалось окончательным без его согласия. Короче говоря, сословие воинов пришло к власти, и слово Киёмори стало определяющим в государственных делах.
Фудзивара Корэмити, известный своими симпатиями к дому Хэйкэ, был назначен главой правительства. Киёмори, ценивший его как деятеля, которому можно было доверять, настоял на передаче на его утверждение всех важных решений. Это назначение доставляло удовлетворение Киёмори, тем более, что дочерью главы правительства была госпожа Симэко, у которой Токива когда-то находилась в услужении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157