Сердце его болело. И чтобы унять боль, он прижал лютню к себе и тихонько запел, перебирая пальцами четыре струны и извлекая звенящие каскады звуков.
— Но что это за мотив? — смеясь, спросила Токико.
— О, ты не можешь его узнать. Это… это «Песня простого смертного» из Манъёсю, — шутливо-торжественно объявил он, хотя ресницы его при этом влажно блестели.
Глава 12.
Мертвые свидетельствуют
Фудзивара Цунэмунэ, придворный третьего ранга, хотя и принадлежал к знати, но бездельником не был, поскольку общество, в котором он вращался, являлось не только сосредоточением политической жизни, но и интеллектуальным центром того времени, и, общаясь с придворными, этот молодой человек будто собирал в себе все зримые достоинства блистательной аристократии. Чистоплотный и элегантный внешне, как, впрочем, в манерах и обращении, Цунэмунэ обладал вкусами ученого и много читал классических авторов; искусный сочинитель стихов, умелый игрок в аристократическую игру в мяч и талантливый музыкант; но лучше всего он разбирался в переменчивых течениях жизни дворца.
Однажды, когда Цунэмунэ принял приглашение придворного сыграть в мяч, в одном из императорских павильонов появился секретарь регента Тадамити и тихо сообщил Цунэмунэ, что регент хочет поговорить с ним. Вслед за секретарем Цунэмунэ прошел в беседку, стоявшую обособленно на островке в окружении кувшинок.
Это случилось в начале лета, в июне 1149 года. Император-ребенок Коноэ скоро должен был праздновать свой одиннадцатый день рождения, и советники готовились к его восшествию на престол. Вопрос о выборе для него супруги требовал срочного разрешения, так как юному императору подобало присутствовать на большой благодарственной службе во время коронации с будущей императрицей. Император-инок Тоба некоторое время тщательно обдумывал этот вопрос. Уже распространились слухи, в чью сторону может пасть выбор, и каждая подходящая ветвь дома Фудзивара, имеющая дочерей на выданье, была преисполнена надежд, что высшую честь могут оказать именно ей. Выбор следовало делать в полнейшей тайне и с учетом всех соображений о его влиянии на хрупкий баланс политических сил. История показала, что дурной выбор мог втянуть двор в интриги и даже погрузить страну в пучину войны.
Никогда еще служебные обязанности не давили на регента так сильно, как в тот момент. Многие месяцы посвятил он мучительным размышлениям над этой проблемой и наконец пришел к решению. Рассмотренный со всех возможных сторон, сделанный им выбор Тадако, дочери министра Ёринаги, представлялся безупречным. Хотя ей было всего лишь одиннадцать лет — практически еще ребенок, — природные способности и изысканная красота делали девочку, считал он, главной претенденткой на роль императрицы. Все же имелось одно препятствие, мешавшее объявить об этом выборе. Тадако приходилась приемной дочерью его брату Ёринаге. Отношения между такими разными по характеру братьями были сложными, и Тадамити, не желая поступиться самолюбием, не решался познакомить Ёринагу с выбором, на который император-инок уже дал согласие. Его беспокоила возможная резкость, с которой Ёринага встретит новость о высочайшем одобрении, и, пребывая в растерянности, он вдруг надумал послать к брату своим представителем Цунэмунэ, придворного, чьи такт и терпение позволили бы сгладить неловкость, если б таковая возникла. И вот Тадамити пригласил Цунэмунэ к себе и поделился с ним своим планом.
Цунэмунэ выслушал регента с восторгом. Задание понравилось ему своей значимостью. Кроме того, ему открывалась возможность дальнейшего продвижения при дворе. И, договорившись о дне, когда он принесет ответ Ёринаги, Цунэмунэ откланялся.
Встреча Цунэмунэ с Ёринагой началась неблагоприятно. Министр не отважился на какой-либо комментарий, кроме сдержанной фразы:
— Значит, Тадако хотят видеть императрицей? — вслед за которой последовала кислая улыбка.
После бессвязного разговора, продолжавшегося еще какое-то время, непрямые попытки Цунэмунэ добиться ответа были вознаграждены. Ёринага в конце концов спросил:
— Это срочный вопрос? Требуется ли дать ответ немедленно?
Убедившись, что таково было желание императора-инока, Ёринага, оказав на Цунэмунэ давление, попытался выведать причины, помешавшие регенту прийти к нему лично. Ссылки на государственные дела, не позволявшие Тадамити покинуть двор, не удовлетворили его, но наконец Ёринага сказал:
— Я не возражаю, чтобы Тадако стала императрицей, но настоятельно требую: ее должны объявить супругой императора на его коронации; я против ее переезда ко двору простой наложницей. В этом случае я вынужден буду отказать. Должны быть даны полные гарантии, что она будет императрицей.
Ответ Ёринаги был предъявлен императору-иноку и регенту, и они приняли условия. Вскоре после этого Тадако была допущена ко двору. Но прошло некоторое время, и регент пришел в смятение, получив от императора-инока распоряжение заменить Тадако на девятнадцатилетнюю Симэко, любимую служанку госпожи Бифукумон. Та несколько лет участвовала в обучении и воспитании Симэко и планировала, что эта девочка, которая была дорога ей, как любимая дочь, должна стать супругой ее сыну Коноэ. Услышав, что Тадако выбрали, не спросив ее мнения, госпожа Бифукумон резко отругала мужа, императора-инока, и убедила его переменить решение.
Узнав об этом, Ёринага пришел в ярость и почувствовал себя чрезвычайно униженным. Ускользали его шансы на могущество и почет. Решив, что его воля должна восторжествовать даже над волей императора-инока, он обратился за поддержкой к отцу.
Фудзивара Тададзанэ, отец Ёринаги, достиг возраста семидесяти двух лет и уже давно отошел от дел и жил в своем летнем дворце в Удзи, что входил в храмовый ансамбль Бёдоин. Как старейший из придворных дома Фудзивара, он все еще пользовался достаточным влиянием, к тому же с императорским домом его связывали не только родственные отношения по материнской линии, но и одна из его дочерей являлась первой супругой императора-инока. Его карьере можно было позавидовать. Он с честью служил двоим императорам подряд и занимал несколько высших постов в правительстве. Даже пребывая в отставке, Тададзанэ не отказывался от пышности и церемоний, подобающих персоне очень высокого положения, и знать из столицы продолжала посещать его во дворце. Несмотря на все качества, позволившие ему стать удачливым придворным, Тададзанэ имел слабость, которая, казалось, противоречила всему, за что он выступал: он любил своего младшего сына Ёринагу — слишком сильно любил — и из-за какого-то любопытного несовпадения темпераментов крайне враждебно относился к старшему сыну, регенту Тадамити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Но что это за мотив? — смеясь, спросила Токико.
— О, ты не можешь его узнать. Это… это «Песня простого смертного» из Манъёсю, — шутливо-торжественно объявил он, хотя ресницы его при этом влажно блестели.
Глава 12.
Мертвые свидетельствуют
Фудзивара Цунэмунэ, придворный третьего ранга, хотя и принадлежал к знати, но бездельником не был, поскольку общество, в котором он вращался, являлось не только сосредоточением политической жизни, но и интеллектуальным центром того времени, и, общаясь с придворными, этот молодой человек будто собирал в себе все зримые достоинства блистательной аристократии. Чистоплотный и элегантный внешне, как, впрочем, в манерах и обращении, Цунэмунэ обладал вкусами ученого и много читал классических авторов; искусный сочинитель стихов, умелый игрок в аристократическую игру в мяч и талантливый музыкант; но лучше всего он разбирался в переменчивых течениях жизни дворца.
Однажды, когда Цунэмунэ принял приглашение придворного сыграть в мяч, в одном из императорских павильонов появился секретарь регента Тадамити и тихо сообщил Цунэмунэ, что регент хочет поговорить с ним. Вслед за секретарем Цунэмунэ прошел в беседку, стоявшую обособленно на островке в окружении кувшинок.
Это случилось в начале лета, в июне 1149 года. Император-ребенок Коноэ скоро должен был праздновать свой одиннадцатый день рождения, и советники готовились к его восшествию на престол. Вопрос о выборе для него супруги требовал срочного разрешения, так как юному императору подобало присутствовать на большой благодарственной службе во время коронации с будущей императрицей. Император-инок Тоба некоторое время тщательно обдумывал этот вопрос. Уже распространились слухи, в чью сторону может пасть выбор, и каждая подходящая ветвь дома Фудзивара, имеющая дочерей на выданье, была преисполнена надежд, что высшую честь могут оказать именно ей. Выбор следовало делать в полнейшей тайне и с учетом всех соображений о его влиянии на хрупкий баланс политических сил. История показала, что дурной выбор мог втянуть двор в интриги и даже погрузить страну в пучину войны.
Никогда еще служебные обязанности не давили на регента так сильно, как в тот момент. Многие месяцы посвятил он мучительным размышлениям над этой проблемой и наконец пришел к решению. Рассмотренный со всех возможных сторон, сделанный им выбор Тадако, дочери министра Ёринаги, представлялся безупречным. Хотя ей было всего лишь одиннадцать лет — практически еще ребенок, — природные способности и изысканная красота делали девочку, считал он, главной претенденткой на роль императрицы. Все же имелось одно препятствие, мешавшее объявить об этом выборе. Тадако приходилась приемной дочерью его брату Ёринаге. Отношения между такими разными по характеру братьями были сложными, и Тадамити, не желая поступиться самолюбием, не решался познакомить Ёринагу с выбором, на который император-инок уже дал согласие. Его беспокоила возможная резкость, с которой Ёринага встретит новость о высочайшем одобрении, и, пребывая в растерянности, он вдруг надумал послать к брату своим представителем Цунэмунэ, придворного, чьи такт и терпение позволили бы сгладить неловкость, если б таковая возникла. И вот Тадамити пригласил Цунэмунэ к себе и поделился с ним своим планом.
Цунэмунэ выслушал регента с восторгом. Задание понравилось ему своей значимостью. Кроме того, ему открывалась возможность дальнейшего продвижения при дворе. И, договорившись о дне, когда он принесет ответ Ёринаги, Цунэмунэ откланялся.
Встреча Цунэмунэ с Ёринагой началась неблагоприятно. Министр не отважился на какой-либо комментарий, кроме сдержанной фразы:
— Значит, Тадако хотят видеть императрицей? — вслед за которой последовала кислая улыбка.
После бессвязного разговора, продолжавшегося еще какое-то время, непрямые попытки Цунэмунэ добиться ответа были вознаграждены. Ёринага в конце концов спросил:
— Это срочный вопрос? Требуется ли дать ответ немедленно?
Убедившись, что таково было желание императора-инока, Ёринага, оказав на Цунэмунэ давление, попытался выведать причины, помешавшие регенту прийти к нему лично. Ссылки на государственные дела, не позволявшие Тадамити покинуть двор, не удовлетворили его, но наконец Ёринага сказал:
— Я не возражаю, чтобы Тадако стала императрицей, но настоятельно требую: ее должны объявить супругой императора на его коронации; я против ее переезда ко двору простой наложницей. В этом случае я вынужден буду отказать. Должны быть даны полные гарантии, что она будет императрицей.
Ответ Ёринаги был предъявлен императору-иноку и регенту, и они приняли условия. Вскоре после этого Тадако была допущена ко двору. Но прошло некоторое время, и регент пришел в смятение, получив от императора-инока распоряжение заменить Тадако на девятнадцатилетнюю Симэко, любимую служанку госпожи Бифукумон. Та несколько лет участвовала в обучении и воспитании Симэко и планировала, что эта девочка, которая была дорога ей, как любимая дочь, должна стать супругой ее сыну Коноэ. Услышав, что Тадако выбрали, не спросив ее мнения, госпожа Бифукумон резко отругала мужа, императора-инока, и убедила его переменить решение.
Узнав об этом, Ёринага пришел в ярость и почувствовал себя чрезвычайно униженным. Ускользали его шансы на могущество и почет. Решив, что его воля должна восторжествовать даже над волей императора-инока, он обратился за поддержкой к отцу.
Фудзивара Тададзанэ, отец Ёринаги, достиг возраста семидесяти двух лет и уже давно отошел от дел и жил в своем летнем дворце в Удзи, что входил в храмовый ансамбль Бёдоин. Как старейший из придворных дома Фудзивара, он все еще пользовался достаточным влиянием, к тому же с императорским домом его связывали не только родственные отношения по материнской линии, но и одна из его дочерей являлась первой супругой императора-инока. Его карьере можно было позавидовать. Он с честью служил двоим императорам подряд и занимал несколько высших постов в правительстве. Даже пребывая в отставке, Тададзанэ не отказывался от пышности и церемоний, подобающих персоне очень высокого положения, и знать из столицы продолжала посещать его во дворце. Несмотря на все качества, позволившие ему стать удачливым придворным, Тададзанэ имел слабость, которая, казалось, противоречила всему, за что он выступал: он любил своего младшего сына Ёринагу — слишком сильно любил — и из-за какого-то любопытного несовпадения темпераментов крайне враждебно относился к старшему сыну, регенту Тадамити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157