У забора, огораживавшего пастбище, росла в полном цвету павловния. Молодая девушка стояла под деревом.
— Наконец-то, Асатори! — закричала она, бросаясь к нему, заливаясь слезами и хватая его протянутую руку.
— В чем дело, Асука? Ты ждала, когда я приду домой?
— Да…
— Опять приходил Змий?
— Он пришел и сказал, что на этот раз обязательно увезет меня. Тогда я убежала сюда.
— Тебе не надо бояться, — заверил ее Асатори. — Я ему выплачу долг. Я поговорю с ним и уверен, он не увезет тебя силой.
С каждым поворотом, который приближал их к Улице торговцев волами, улочки и аллеи становились все более убогими. Когда они подошли к глиняной хижине колесного мастера, Змий все еще находился там и угрожал запуганным родителям. Он был в сопровождении ярко одетой пожилой женщины, которая с притворной добротой объясняла:
— Ведь вы же не хотите всю жизнь прожить в этих жалких трущобах, правда? Я пришла, чтобы дать вам совет, вам, у которых дочь — такое восхитительное создание. Неужели вы никогда не задумывались о ее будущем?
Рёдзэн и его жена не выказывали никаких намерений уступать, и Змий продолжал угрожать:
— В таком случае я заставлю вас немедленно выплатить сумму, которую одолжил вам в прошлом году. Если бы я тогда не дал вам денег, Асуки сейчас не было бы здесь — ее бы продали кому-нибудь на северо-востоке. Не говорите мне, что забыли об этом. Почему, вы думаете, я опять дал вам денег нынешней весной? Потому что вы сказали, что слишком жестоко увозить девочку в таком юном возрасте. И вот здесь находится женщина, которая обещает устроить ее танцовщицей. На что вам жаловаться? Это больше того, что вы заслуживаете!
Асатори и Асука протолкнулись сквозь толпу любопытных соседей, которые, чтобы лучше видеть, вытягивали шеи у двери. Похоже, Змий и его спутница чувствовали себя все более неловко при виде окружившей хижину толпы.
— Мы придем опять. Обдумайте все, вы оба, — уходя сказал угрожающе Змий.
— Какой упорный малый, этот Змий. Вы получше смотрите за Асукой. Сейчас за вами охотится сам дьявол, — заметил Асатори, когда, как обычно, осматривал больного Рёдзэна. — У вас осталось лекарство? Как только кончится, пошлите кого-нибудь, и я дам еще, — тепло сказал он и после нескольких советов больному удалился.
На следующий день Асука появилась в доме Асатори.
— Добрый Асатори, вот украшение для волос, которое Змий велел вернуть вам. Оно ведь ваше? — спросила она, передавая вещицу лекарю.
Замысловатая булавка, сделанная из серебра и золота, которая была, вероятно, слишком дорогой вещью даже для придворного музыканта, являлась подарком, который Асатори сделала его мать, когда он достиг совершеннолетия. Она предназначалась для того, чтобы придерживать головной убор, который придворные музыканты носили на официальных церемониях. Мать сделала для сына такую булавку на заказ, продав свои немногочисленные пожитки, чтобы заплатить за нее, и это была вещица, которой Асатори очень дорожил. После того как он пообещал Змию выплатить одолженные им Рёдзэну деньги, лекарь убедил дельца принять единственную ценность, которая у него имелась.
— Непонятно, почему этот скупец вернул ее? — удивился Асатори.
— Не знаю.
— Думаю, он не сделал бы это, если бы не собирался прийти опять. Лучше пусть булавка будет у тебя, Асука, на тот случай, если он… Я ей больше не пользуюсь.
Асука неохотно взяла дорогую вещицу, и только после того, как девочка ушла, Асатори увидел, что булавка аккуратно положена на коробку с его книгами.
Асука часто навещала лекаря после того дня, когда он не дал ее увезти на северо-восток. А в последнее время проводила с ним больше времени, чем с родителями, и Асатори, который к ней привязался, помогал девочке с чтением и письмом, гордился ее талантами, потому что она не только научилась писать каллиграфическим почерком, но и уже умела сочинять стихи. Хотя девочка и выросла среди бедняков, отец Асуки, в прошлом слуга благородного человека, казненного после Хогэнской смуты, дал своей дочери приличное воспитание.
В этом году, кажется, не предвиделось эпидемии, но не по сезону холодная погода почти уничтожила посевы риса и пшеницы. Люди с беспокойством говорили о плохом урожае, о голоде, который наступит зимой.
Как-то после лекций по медицине Асатори возвращался домой. Подойдя к двери, он кликнул Асуку, думая, что она там и приводит в порядок дом. Однако ответа не последовало. Пройдя переднюю, он вдруг обнаружил Ёмоги, которая враждебно смотрела на него. Лекарь поискал глазами Асуку и увидел ее, с вызывающим видом сидевшую в маленькой кухне. Ни одна из девушек ничего не сказала. После долгого молчания Асатори произнес:
— Что же это такое? — Вид обеих посетительниц, готовых разреветься, озадачил его. — Ну, Ёмоги, наконец-то ты пришла! Мы ведь давно не виделись, так?
— Здравствуйте, Асатори, — ответила Ёмоги, сдержанно кивнув. — Вы, может быть, уже знаете, что моя хозяйка прошлой осенью довольно неожиданно вышла замуж.
— Да, я и вправду слышал об этом.
— С тех пор я не могу часто уходить, потому что ее окружают странные слуги, и она любит, чтобы я была с ней как можно больше.
— Так тебе же повезло! А этот дом — не очень подходящее место для встреч, хотя я был бы счастлив, если бы мы могли время от времени видеться.
— Я уверена, что вы вполне довольны тем, что я не могу часто приходить и видеть вас.
— О нет, это не так, — со смехом отрицал Асатори.
— Но я вполне все понимаю. Я вижу сама.
— Что? Что ты имеешь в виду?
— Ничего, просто так.
Ёмоги отвернулась и заплакала. Асука, которая молча наблюдала за ними, вдруг встала и босиком выбежала из дома.
— Асука! Эй, Асука, куда ты? Что случилось?
Асатори выглянул из окна и во весь голос позвал ее, но Асука не хотела возвращаться. Все еще озадаченный лекарь подумал, не поссорились ли Ёмоги и Асука в его отсутствие. Небольшая размолвка, с улыбкой размышлял он, и вернулся к Ёмоги. Он с удивлением отметил, что она уже совсем не ребенок, которого Асатори знал шесть или даже больше месяцев назад.
В девушке, казалось, переменилось все: манера поведения, прическа, речь говорили о том, что это уже молодая женщина. Возможно ли, задавался вопросом Асатори, что осознание женственности в семнадцать лет могло так явно преобразить ее в столь трепетное существо. И он пришел к заключению, что это вполне естественно, и упрекнул себя за слепоту. Он предпринял еще одну попытку разрядить ситуацию:
— Ёмоги, Асука сделала что-то такое, что оскорбило твои чувства?
— Нет, ничего, — немногословно ответила девушка и добавила: — Я даже подумала, что она немая, потому как едва ли произнесла и слово, увидев меня.
— Она встречает не так много людей, кроме тех, которые живут в трущобах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Наконец-то, Асатори! — закричала она, бросаясь к нему, заливаясь слезами и хватая его протянутую руку.
— В чем дело, Асука? Ты ждала, когда я приду домой?
— Да…
— Опять приходил Змий?
— Он пришел и сказал, что на этот раз обязательно увезет меня. Тогда я убежала сюда.
— Тебе не надо бояться, — заверил ее Асатори. — Я ему выплачу долг. Я поговорю с ним и уверен, он не увезет тебя силой.
С каждым поворотом, который приближал их к Улице торговцев волами, улочки и аллеи становились все более убогими. Когда они подошли к глиняной хижине колесного мастера, Змий все еще находился там и угрожал запуганным родителям. Он был в сопровождении ярко одетой пожилой женщины, которая с притворной добротой объясняла:
— Ведь вы же не хотите всю жизнь прожить в этих жалких трущобах, правда? Я пришла, чтобы дать вам совет, вам, у которых дочь — такое восхитительное создание. Неужели вы никогда не задумывались о ее будущем?
Рёдзэн и его жена не выказывали никаких намерений уступать, и Змий продолжал угрожать:
— В таком случае я заставлю вас немедленно выплатить сумму, которую одолжил вам в прошлом году. Если бы я тогда не дал вам денег, Асуки сейчас не было бы здесь — ее бы продали кому-нибудь на северо-востоке. Не говорите мне, что забыли об этом. Почему, вы думаете, я опять дал вам денег нынешней весной? Потому что вы сказали, что слишком жестоко увозить девочку в таком юном возрасте. И вот здесь находится женщина, которая обещает устроить ее танцовщицей. На что вам жаловаться? Это больше того, что вы заслуживаете!
Асатори и Асука протолкнулись сквозь толпу любопытных соседей, которые, чтобы лучше видеть, вытягивали шеи у двери. Похоже, Змий и его спутница чувствовали себя все более неловко при виде окружившей хижину толпы.
— Мы придем опять. Обдумайте все, вы оба, — уходя сказал угрожающе Змий.
— Какой упорный малый, этот Змий. Вы получше смотрите за Асукой. Сейчас за вами охотится сам дьявол, — заметил Асатори, когда, как обычно, осматривал больного Рёдзэна. — У вас осталось лекарство? Как только кончится, пошлите кого-нибудь, и я дам еще, — тепло сказал он и после нескольких советов больному удалился.
На следующий день Асука появилась в доме Асатори.
— Добрый Асатори, вот украшение для волос, которое Змий велел вернуть вам. Оно ведь ваше? — спросила она, передавая вещицу лекарю.
Замысловатая булавка, сделанная из серебра и золота, которая была, вероятно, слишком дорогой вещью даже для придворного музыканта, являлась подарком, который Асатори сделала его мать, когда он достиг совершеннолетия. Она предназначалась для того, чтобы придерживать головной убор, который придворные музыканты носили на официальных церемониях. Мать сделала для сына такую булавку на заказ, продав свои немногочисленные пожитки, чтобы заплатить за нее, и это была вещица, которой Асатори очень дорожил. После того как он пообещал Змию выплатить одолженные им Рёдзэну деньги, лекарь убедил дельца принять единственную ценность, которая у него имелась.
— Непонятно, почему этот скупец вернул ее? — удивился Асатори.
— Не знаю.
— Думаю, он не сделал бы это, если бы не собирался прийти опять. Лучше пусть булавка будет у тебя, Асука, на тот случай, если он… Я ей больше не пользуюсь.
Асука неохотно взяла дорогую вещицу, и только после того, как девочка ушла, Асатори увидел, что булавка аккуратно положена на коробку с его книгами.
Асука часто навещала лекаря после того дня, когда он не дал ее увезти на северо-восток. А в последнее время проводила с ним больше времени, чем с родителями, и Асатори, который к ней привязался, помогал девочке с чтением и письмом, гордился ее талантами, потому что она не только научилась писать каллиграфическим почерком, но и уже умела сочинять стихи. Хотя девочка и выросла среди бедняков, отец Асуки, в прошлом слуга благородного человека, казненного после Хогэнской смуты, дал своей дочери приличное воспитание.
В этом году, кажется, не предвиделось эпидемии, но не по сезону холодная погода почти уничтожила посевы риса и пшеницы. Люди с беспокойством говорили о плохом урожае, о голоде, который наступит зимой.
Как-то после лекций по медицине Асатори возвращался домой. Подойдя к двери, он кликнул Асуку, думая, что она там и приводит в порядок дом. Однако ответа не последовало. Пройдя переднюю, он вдруг обнаружил Ёмоги, которая враждебно смотрела на него. Лекарь поискал глазами Асуку и увидел ее, с вызывающим видом сидевшую в маленькой кухне. Ни одна из девушек ничего не сказала. После долгого молчания Асатори произнес:
— Что же это такое? — Вид обеих посетительниц, готовых разреветься, озадачил его. — Ну, Ёмоги, наконец-то ты пришла! Мы ведь давно не виделись, так?
— Здравствуйте, Асатори, — ответила Ёмоги, сдержанно кивнув. — Вы, может быть, уже знаете, что моя хозяйка прошлой осенью довольно неожиданно вышла замуж.
— Да, я и вправду слышал об этом.
— С тех пор я не могу часто уходить, потому что ее окружают странные слуги, и она любит, чтобы я была с ней как можно больше.
— Так тебе же повезло! А этот дом — не очень подходящее место для встреч, хотя я был бы счастлив, если бы мы могли время от времени видеться.
— Я уверена, что вы вполне довольны тем, что я не могу часто приходить и видеть вас.
— О нет, это не так, — со смехом отрицал Асатори.
— Но я вполне все понимаю. Я вижу сама.
— Что? Что ты имеешь в виду?
— Ничего, просто так.
Ёмоги отвернулась и заплакала. Асука, которая молча наблюдала за ними, вдруг встала и босиком выбежала из дома.
— Асука! Эй, Асука, куда ты? Что случилось?
Асатори выглянул из окна и во весь голос позвал ее, но Асука не хотела возвращаться. Все еще озадаченный лекарь подумал, не поссорились ли Ёмоги и Асука в его отсутствие. Небольшая размолвка, с улыбкой размышлял он, и вернулся к Ёмоги. Он с удивлением отметил, что она уже совсем не ребенок, которого Асатори знал шесть или даже больше месяцев назад.
В девушке, казалось, переменилось все: манера поведения, прическа, речь говорили о том, что это уже молодая женщина. Возможно ли, задавался вопросом Асатори, что осознание женственности в семнадцать лет могло так явно преобразить ее в столь трепетное существо. И он пришел к заключению, что это вполне естественно, и упрекнул себя за слепоту. Он предпринял еще одну попытку разрядить ситуацию:
— Ёмоги, Асука сделала что-то такое, что оскорбило твои чувства?
— Нет, ничего, — немногословно ответила девушка и добавила: — Я даже подумала, что она немая, потому как едва ли произнесла и слово, увидев меня.
— Она встречает не так много людей, кроме тех, которые живут в трущобах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157