ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Далее, спиритизм учит нас, что все люди и все живые творения составляют одну семью, в которой должна царить любовь.
— На любовь я согласен, — прервал ее пан Казимеж.
— Вы тоже так думаете? — спросил у Элены Сольский.
— Да, но только чтобы любовь доказывали на деле.
— Далее, — продолжала пани Арнольд со все возрастающим жаром, — спиритизм дает возможность общаться с умершими.
— Неужели? — воскликнула Мадзя.
— Ах, только не это! — вздрогнула панна Элена. — Я так далека от понимания сверхъестественного, что боялась бы…
— А нет ли таких духов, которые показывали бы людям тайные сокровища? — спросил пан Казимеж.
— Конечно. Они уже открыли нам, что самые драгоценные сокровища человек таит в себе, — ответила пани Арнольд.
Дембицкий пристально посмотрел на нее и покачал головой.
За ужином царило оживление. Только Дембицкий, хоть и сидел напротив панны Элены, был угрюм и смотрел в тарелку. Мадзя, рядом с которой сидел пан Норский, то менялась в лице, то как будто порывалась встать из-за стола.
После ужина Сольский отвел Дембицкого в сторону и со смехом сказал старику:
— Вижу, вы не обожатель панны Норской.
— Вне всякого сомнения, — пожал тот плечами. — Не понимаю, как могли вы сходить по ней с ума.
— Люблю спорт! — воскликнул Сольский. — Когда на улице буря, меня тянет на прогулку. Когда я вижу крутую гору, мне хочется взобраться на нее.
— Думаю, крутые горы меньше всего должны располагать к вылазкам.
— И все-таки какая-то магнетическая сила скрыта во всем, что недоступно и опасно.
— Смотря для кого, — прервал его Дембицкий. — Сказать по правде, не вижу, чем может быть опасна панна Элена.
— Чем? — воскликнул Сольский. — Эгоизмом, обожествлением собственного я, перед которым должен склониться весь мир. Человек в ее глазах — ничтожество! О, это наслаждение обладать такой женщиной!
— Стоит ли она того?
— А что же стоит? — с живостью спросил Сольский. — Я дрался на дуэлях и вынес из них шрамы или угрызения совести. У берегов Капри я в бурю разбился на лодке, но ничего не испытал, разве только ногу вывихнул. Лев, к которому я вошел в клетку, разорвал мне панталоны. На огнедышащем Везувии я едва не ослеп от пепла и получил насморк. И это называется впечатления! К черту! Меж тем обладание красивой и независимой женщиной принесет мне миг безумства, и при этом я не промокну, не разобьюсь и не изувечусь. Дайте же и мне насладиться жизнью! Иначе зачем мне деньги?
— Вы все еще беседуете о спиритизме? — спросила Мадзя, подойдя к ним.
— Хуже, — подхватил Сольский, — мы говорим о счастье. Панна Магдалена, думали ли вы когда-нибудь о том, что такое счастье?
— Счастье? — повторила Мадзя. — Человек чувствует себя счастливым, когда всем вокруг хорошо.
— Это чужое счастье! — сказал Сольский. — А как вы представляете себе свое личное счастье?
— Самое большое личное счастье, когда человек может творить добро. Не так ли? — спросила Мадзя, глядя удивленными глазами то на Дембицкого, то на Сольского.
— И вас удовлетворило бы такое счастье? — спросил Сольский.
— Ах боже! — воскликнула Мадзя. — Да ведь лучше нет ничего на свете, и человеку больше ничего ненужно…
— Нет, отчего же, — флегматически произнес Дембицкий, — человеку нужно еще носиться по волнам, катиться с крутых гор, драться на дуэлях…
— Что вы говорите? — удивилась Мадзя. — Ведь это несчастье!
— Мы, сударыня, не понимаем друг друга, — сказал Дембицкий, пожимая ей руку. — Вы человек нормальный и здоровый, а мы люди больные, дегенераты. Наши нервы уже так притупились, что мы не чувствуем не только чужой, но и собственной радости. Только физическая боль напоминает нам о том, что мы еще существуем…
— Ну-ну! — прервал старика Сольский. — Ни эгоизм, ни жажда сильных ощущений не доказывают, что нервы притупились.
— Доказывают, доказывают! — настаивал Дембицкий. — Превосходная скрипка рождает отзвук даже тогда, когда звук раздастся рядом. А для того чтобы камень родил отзвук, по нему надо ударить молотом. Альтруизм — это та превосходная скрипка, которую каждый здоровый человек носит в своем сердце. А ваши сильные ощущения — это молот, молот, которым надо бить камни.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — покраснела Мадзя и отошла к дамам.
— Что скажете? — спросил Дембицкий, показывая глазами на Мадзю. — Не лучше ли это отвесных скал?
— Сон! Небесное виденье! — задумчиво ответил Сольский. — Если… не хорошо сыгранная комедия! — прибавил он через минуту. — Эти бабочки, если захотят, могут явиться ангелами в облаках и радугой опоясаться. Вся наша мудрость заключается в том, чтобы, притворяясь, будто мы верим им, знать про себя, что эти милые ангелочки представляют собой на деле.
— Что же они собой представляют?
— Это самки, они слабее самцов и, чтобы использовать их, вынуждены прибегать ко всяким маневрам. Одни изображают из себя ангелов, другие демонов… смотря по надобности.
— А ваша сестра кого изображает? — спросил Дембицкий, строго глядя на Сольского.
— Ах! — вспыхнул тот. — Ада святая. Это исключительная женщина.
— Так будьте осторожны с вашими теориями, потому что исключений может быть больше.
Было уже поздно, разговор в гостиной обрывался, и гости стали прощаться.
— Вы позволите отвезти вас? — спросил у Мадзи пан Казимеж.
— Спасибо. Может, меня проводит пан Дембицкий, — ответила Мадзя.
— Вот видите, сударь, какая награда ждет вас за оптимизм, — обратился Сольский к Дембицкому.
— Неутешительная награда! — прибавил пан Казимеж.
— Поблагодари же, Мадзя, пани Арнольд за доброе предсказание, — прервала его Ада. — Впрочем, я бы предпочла, чтобы твой избранник не был таким уж великим человеком.
По дороге домой Мадзя стала просить у Дембицкого извинения за то, что пани Коркович удалила Зосю. Но старик прервал ее.
— Зосю я посылал к Корковичам только ради вас, — сказал он. — Я доволен, что так случилось, это неприятные люди. Мне кажется, что и вы в скором времени распроститесь с ними.
Догадавшись, что до Дембицкого дошли слухи об ее отношениях с Корковичами, Мадзя переменила тему разговора и спросила у старика, что он думает о сегодняшнем собрании.
— Что ж? — ответил он, кривя губы при свете фонаря, мимо которого они проезжали. — Мы провели время не так банально, как на обычных вечерах. Что же касается людей…
Он потер кончик носа и продолжал:
— Оба Сольские прекрасные люди, — я давно их знаю, — но нет у них цели в жизни. Вот где полезна была бы бедность! Пан Арнольд, кажется, человек порядочный, а его жена полусектантка, полуистеричка. Женщины изнеженные и свободные легко становятся капризницами, а там и истеричками.
— Вы ничего не сказали о Норских, — вполголоса произнесла Мадзя.
— Что можно о них сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255