— Ты и об Элене говорил, что она не такая, как другие женщины.
Сольский остановился перед сестрой.
— Надо ли понимать твои слова так, что ты стала сторонницей панны Элены? — спросил он.
Ада опустила руки на колени и посмотрела на него.
— Не сердись, дорогой мой, — сказала она, — но я больше не хочу играть роль свахи. Меня иное беспокоит. Многие из нашей родни уверены, что ты женишься на Элене, хотя в городе поговаривают другое.
— Оставь меня в покое! — вспылил пан Стефан. — Элена первая порвала со мной, и все об этом знают.
— Нет, не все, даже самой Элене и ее родным это еще не ясно. На днях она отказала какому-то инженеру, который просил ее руки. И хотя духи сказали, что Элена не будет твоей женой, пани Арнольд иногда заговаривает о вашем браке. А брат Эли…
Тут голос панны Сольской дрогнул.
— А пан Казимеж Норский, — продолжала она, силясь говорить спокойно, — отказался от должности на железной дороге, очевидно, рассчитывая, что… станет твоим шурином, — тихо закончила Ада.
Сольский смотрел на сестру, следя за всеми движениями ее лица и оттенками в голосе. Его глаза загорелись, но сразу же потухли, он только нетерпеливо пожал плечами.
— С панной Эленой, — сказал он, — все кончено. Будь на свете только две женщины, она и какая-нибудь другая, я и то выбрал бы другую.
— Постоянство, достойное удивления, — шепнула Ада.
— Что ж, может, ты сумеешь быть более постоянной! — прошипел брат, сверкнув глазами.
Лицо панны Сольской омрачилось.
— Тогда почему ты ухаживаешь за ней? — спросила она немного мягче.
— Да потому, что она со мной заигрывает, — смеясь, ответил Сольский. — Ты — девица эмансипированная, значит, должна признавать равноправие.
Ада привлекла к себе брата и поцеловала его руку; потом обняла его и поцеловала в голову.
— Делай, что хочешь, женись, на ком хочешь, я все равно не перестану тебя любить, — шепнула она.
— И я тебя, — заверил он. — А поэтому я не скажу тебе: делай, что хочешь! Ты всегда сделаешь только то, что подобает женщине твоего положения.
— Останусь старой девой, да? — с улыбкой спросила Ада.
— Останешься старой девой, зато — Сольской.
— Знаю, знаю, — повторила Ада. — Поговорим лучше о тебе: ты решил жениться на Мадзе. По крайней мере, сейчас ты так настроен.
— Да, и ты должна мне помочь, — сказал Сольский.
— Ни за что! — воскликнула Ада. — Да и к чему тебе моя помощь? Сделай предложение сам.
— А если она меня не любит?
— Тут я ничем не могу помочь. Так же, как не смогу помешать тебе бросить ее, когда она тебе надоест.
Сольский сел рядом с сестрой и взял ее за руку.
— Послушай, — начал он.
— Я знаю, что ты скажешь, — перебила его сестра. — Она не такая, как другие. Слышала я это уже не раз!
— Вовсе нет, — сказал он, — зато я люблю ее иначе. Прежде, когда женщина мне нравилась, во мне пробуждался зверь, я готов был ее съесть. Мне даже хотелось кусаться. Но с Мадзей иначе.
— Ну конечно! Сколько раз, когда ты заговаривал с Мадзей или даже только смотрел на нее, мне было стыдно за тебя. Ах, до чего вы, мужчины, гадки с вашей любовью!
— Не сердись, — умоляюще проговорил пан Стефан. — Знаешь, если бы ты предложила мне описать ее черты, я бы не сумел, честное слово! До такой степени в моем отношении к ней нет ничего чувственного. Да, я знаю, у нее прелестные ручки, ножки, шея, будто выточенная из слоновой кости, грудь богини… От нее исходит особое благоухание. А вот черт ее я почти не помню. Моих нервов она не будоражит. Но как хорошо я знаю ее душу! А этого я не смог бы сказать ни об одной из женщин, которые мне нравились.
Ада пожала плечами.
— Ты не веришь, что моя любовь лишена чувственности, что она какая-то неземная? Послушай же, я отлично понимаю, что Мадзя — наивное дитя, не знающее жизни, но в то же время она очень рассудительна и ум ее развивается день ото дня. Теперь она гораздо взрослей, чем тогда, когда поселилась у нас.
— Верно.
— Вот видишь. Кроме того, она очень энергична, живое олицетворение деятельности и душевной силы…
— Верно, — вставила Ада.
— Но сила эта не похожа на твердость стали или гранита, которые либо сокрушают все, либо сами разбиваются вдребезги. Нет, она скорее сродни пламени, которое выкидывает языки, вьется, обнимая все кругом, исчезает и пробивается вновь уже в другом месте. Но оно всегда прекрасно!
— Очень удачное сравнение.
— Поэтому, — вполголоса продолжал Сольский, — она кажется мне духом в образе женщины; мы чувствуем его влияние, но сам он неуловим. Более того, это дитя совсем лишено эгоизма, у нее как будто нет никаких земных желаний. Просила ли она тебя хоть раз о чем-нибудь? Для других — да, но для себя — ни разу. Ей не нужны ни положение, ни деньги, она равнодушна к тому, чего добиваются все смертные. А заметила ли ты, Ада, как она ест?
— Очень красиво.
— Потому что за столом она держит себя так, словно никогда не испытывала голода и даже не знает, что пища может быть вкусной. Она ест только для того, чтобы скрыть свое небесное происхождение; она притворяется, что ест, притворяется земным человеком, — ведь иначе мы не узнали бы о ее существовании.
— Опять поэзия! — прервала Стефана Ада.
— Можешь назвать это поэзией. Но вспомни, какой у нее чудный характер. Разве не напоминает он ясное небо? Разве не становится светлее и теплей, когда она входит в комнату? Порой она грустна, но и тогда — она как солнышко красное, на миг закрывшееся облаками. А ее слезы! Ведь я видел ее и в слезах! Разве не схожи они с майским дождем, падающим на землю, чтобы осыпать все растения алмазами, в которые глядится небо?
Сестра смотрела на него с изумлением.
— Дорогой мой, — сказала она, — повтори ей все то, что ты сказал мне, и проси ее руки.
Сольский вскочил с дивана и зашагал по кабинету.
— Что все это значит? — спросила Ада.
— Сам не знаю, — ответил Сольский. — Впрочем, мне ведь ничего не известно ни о ее прошлом, ни о ее семье! — прибавил он вдруг.
— Прошлое Мадзи? — воскликнула панна Сольская, следя глазами за братом. — Стефек, милый, перекрестись! У Мадзи нет никакого прошлого, и тебе нечего тревожиться. Что ж до ее семьи… Мадзя, как ты знаешь, из рода Струсей. Родители ее трудятся, но не нуждаются ни в чьих благодеяниях, потребности их так скромны, что нескольких десятков тысяч рублей хватило бы им до конца жизни. Мать, кажется, немного деспотична, в своих письмах она все ворчит на Мадзю, зато отец похож на Дембицкого. Во всяком случае, в его письмах к Мадзе встречаются такие выражения, точно он подслушал нашего старика. А ты ведь согласился бы иметь тестем Дембицкого? Предупреждаю, что с отцом Мадзи тебе придется считаться, — он хотя и провинциальный доктор, но человек незаурядный. Ради счастья дочери он может поставить кое-какие условия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255