она почувствовала, что небо должно внять мольбам матери, которая просит за сына.
Глава двадцать первая
Действительность
В эту минуту в дверь кабинета дважды постучали. Пани Ляттер очнулась и посмотрела на часы.
— Одиннадцать часов вечера, — сказала она. — Что случилось? Войдите!
Вошла панна Говард. Движения ее были так робки и глаза так скромно опущены долу, что пани Ляттер встревожилась.
— В чем дело? — резко спросила она. — Уж не хотят ли ученицы выгнать еще одного учителя?
Панна Говард по-своему покраснела.
— Вы не можете забыть этого случая с Дембицким, — сухо сказала она. — А меж тем это было сделано для вас. Вы терпеть не могли этого человека.
— Ах, панна Клара, вы могли бы предоставить мне хотя бы свободу не любить кого мне вздумается! — вспыхнула пани Ляттер. — С чем вы пришли на этот раз?
Робость панны Говард исчезла.
— Так вот благодарность за дружеские чувства? — воскликнула она. — С этой минуты, — продолжала она насмешливым тоном, — вы можете быть уверены, что я не стану вмешиваться в ваши личные дела, даже если бы…
— Так вы сегодня пришли не по моему личному делу? Слава богу!
— Вы угадали. Меня привела сюда беда, которая постигла третье лицо, это великое дело и в то же время великая социальная несправедливость.
— Вы думаете, сударыня, что я располагаю соответствующей властью? — спросила пани Ляттер.
— Властью? Не знаю. Скорее это ваш долг. Иоася в положении… — тихо закончила панна Говард.
У пани Ляттер дрогнули губы. Однако, не меняя тона, она бросила:
— Вот как? Поздравляю.
— Поздравьте… своего сына…
Пани Ляттер позеленела, губы и глаза у нее задергались.
— Вы, вероятно, бредите, панна Клара, — ответила она сдавленным голосом. — Думаете ли вы о том, что говорите? Повторяя бессмысленные сплетни, вы губите сумасбродную, правда, но, в сущности, неплохую девушку. Ведь Иоанна все время развлекается, бывает в обществе. На прошлой неделе она даже была хозяйкой на каком-то вечере.
— Она не может поступать иначе, — пожав плечами, сказала панна Говард. — Но придет время…
Пани Ляттер минуту смотрела на нее, дрожа от гнева. Спокойствие панны Говард приводило ее в ярость.
— Что вы говорите? Что все это значит? В конце концов какое мне до этого дело? По вашему требованию я уволила Иоанну, она уже не служит в моем пансионе, так какое мне дело до всех этих новостей?
— Дело касается вашего сына, сударыня…
— Моего сына? — крикнула пани Ляттер. — Вы хотите внушить мне, что я должна нести ответственность, если какая-нибудь гувернантка заведет интрижку? Все это ложь с Иоасей, но если даже это так, кто имеет право обвинять моего сына?
— Естественно, его жертва.
— Ха-ха-ха! Иоася жертва моего сына! А я должна стать покровительницей особы, которая целый год тайком от меня гуляла в городе. Повторяю, я не верю тому, что вы говорите об Иоасе, но допустим даже, что это правда. Тогда позвольте узнать, действительно ли мой сын был последним, если он и в самом деле впутался в эту авантюру?
Панна Говард смешалась.
— Вы не можете говорить так об Иоасе, — сказала она. — Ведь она была на ужине с паном Казимежем… ну… тогда…
— А со сколькими бывала раньше? Я не верю тому, что вы говорите об Иоасе, но если даже это правда, мой сын имеет право не верить ей. Ведь эта девушка обманывала меня, она говорила, что уходит к родным, а сама шла на свидание; кто же может поручиться, что она не обманывала моего сына и всех своих любовников, если он был одним из них?
— А если сама Иоася скажет, что это пан Казимеж?
— Кому скажет? — спросила пани Ляттер.
— Вам.
Пани Ляттер схватила со стола лампу, сняла абажур и осветила стену, на которой висели два портрета ее детей.
— Взгляните! — воскликнула она, обращаясь к панне Говард. — Это Казик, когда ему было пять лет, а это Эленка, когда ей было три года. Вот фамильные черты Норских. Тот, кто хочет убедить меня в том, что Казик… тот должен показать мне ребенка, похожего на Казика или на Эленку. Поймите меня, сударыня!
— Значит, надо ждать если не три года, то целых пять лет, — прервала ее панна Говард. — А тем временем…
— Что тем временем?
— Что должна делать обольщенная девушка?
— Не рисковать… не охотиться за мужчинами, тогда они не будут обольщать ее! — со смехом ответила пани Ляттер.
— Она не виновата, она не знала, что ждет ее.
— Панна Клара, — уже спокойно сказала пани Ляттер. — Мы люди взрослые, а вы рассуждаете, как пансионерка. Ведь все наше воспитание направлено к тому, чтобы уберечь нас от обольщенья. Нам велят не шататься по ночам, не заигрывать с мужчинами, остерегаться их. Весь свет следит за нами, нас ждет позор за каждую улыбку, за каждый свободный жест. Словом, девушку стерегут каменные стены. Так можно ли назвать ее обольщенной, если она, по доброй воле, не слушая предостережений, каждый день перескакивает через эти стены?
— Стало быть, вы считаете, что для женщин существуют особые правила морали? Что женщины не люди? — воскликнула панна Говард.
— Извините, сударыня, не я создавала эти правила. А если они относятся только к женщинам, то, наверно, потому, что только женщины становятся матерями.
— Стало быть, эмансипация, прогресс, высшие достижения цивилизации — все это, по-вашему…
— Дорогая панна Клара, — прервала ее пани Ляттер, положив учительнице руку на плечо, — согласимся в одном: вам хочется защищать прогресс, а мне кровные деньги. Я не принуждаю вас разделять мои отсталые взгляды, так не принуждайте же меня принимать на свое иждивение таинственных детей, если они в самом деле появятся на свет.
— В таком случае Иоанна обратится к вашему сыну, — в негодовании ответила панна Говард.
— А он ответит ей так же, как я вам. Если Иоанна считала возможным пойти на авантюры, то нет никаких оснований думать, что мой сын не имеет права избегать авантюр. Наконец у него нет денег.
— Ах да, в самом деле! — подхватила панна Говард с насмешливой улыбкой. — Ведь он у вас еще малолетний. Это не Котовский, который умеет сдержать слово, данное женщине.
— Панна Говард!
— Спокойной ночи, сударыня! — ответила панна Клара. — А поскольку у нас такое расхождение во взглядах, с пасхи я ухожу со службы.
— Ах, изволь, уходи хоть со свету, — прошептала пани Ляттер после ухода учительницы. И вдруг горло ее сжалось от таких безумных сожалений, такой тоской стеснилась грудь и такой хаос мыслей вихрем закружил в голове, что пани Ляттер показалось, что она сходит с ума.
Новость, которую принесла панна Говард, крайне огорчила пани Ляттер, но последние слова учительницы были ударом, нанесенным ее материнской гордости, ее надеждам. С каким презрением эта старая дева назвала ее сына «малолетним»! И как она смела, как могла она сравнить его в эту минуту с Котовским!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255
Глава двадцать первая
Действительность
В эту минуту в дверь кабинета дважды постучали. Пани Ляттер очнулась и посмотрела на часы.
— Одиннадцать часов вечера, — сказала она. — Что случилось? Войдите!
Вошла панна Говард. Движения ее были так робки и глаза так скромно опущены долу, что пани Ляттер встревожилась.
— В чем дело? — резко спросила она. — Уж не хотят ли ученицы выгнать еще одного учителя?
Панна Говард по-своему покраснела.
— Вы не можете забыть этого случая с Дембицким, — сухо сказала она. — А меж тем это было сделано для вас. Вы терпеть не могли этого человека.
— Ах, панна Клара, вы могли бы предоставить мне хотя бы свободу не любить кого мне вздумается! — вспыхнула пани Ляттер. — С чем вы пришли на этот раз?
Робость панны Говард исчезла.
— Так вот благодарность за дружеские чувства? — воскликнула она. — С этой минуты, — продолжала она насмешливым тоном, — вы можете быть уверены, что я не стану вмешиваться в ваши личные дела, даже если бы…
— Так вы сегодня пришли не по моему личному делу? Слава богу!
— Вы угадали. Меня привела сюда беда, которая постигла третье лицо, это великое дело и в то же время великая социальная несправедливость.
— Вы думаете, сударыня, что я располагаю соответствующей властью? — спросила пани Ляттер.
— Властью? Не знаю. Скорее это ваш долг. Иоася в положении… — тихо закончила панна Говард.
У пани Ляттер дрогнули губы. Однако, не меняя тона, она бросила:
— Вот как? Поздравляю.
— Поздравьте… своего сына…
Пани Ляттер позеленела, губы и глаза у нее задергались.
— Вы, вероятно, бредите, панна Клара, — ответила она сдавленным голосом. — Думаете ли вы о том, что говорите? Повторяя бессмысленные сплетни, вы губите сумасбродную, правда, но, в сущности, неплохую девушку. Ведь Иоанна все время развлекается, бывает в обществе. На прошлой неделе она даже была хозяйкой на каком-то вечере.
— Она не может поступать иначе, — пожав плечами, сказала панна Говард. — Но придет время…
Пани Ляттер минуту смотрела на нее, дрожа от гнева. Спокойствие панны Говард приводило ее в ярость.
— Что вы говорите? Что все это значит? В конце концов какое мне до этого дело? По вашему требованию я уволила Иоанну, она уже не служит в моем пансионе, так какое мне дело до всех этих новостей?
— Дело касается вашего сына, сударыня…
— Моего сына? — крикнула пани Ляттер. — Вы хотите внушить мне, что я должна нести ответственность, если какая-нибудь гувернантка заведет интрижку? Все это ложь с Иоасей, но если даже это так, кто имеет право обвинять моего сына?
— Естественно, его жертва.
— Ха-ха-ха! Иоася жертва моего сына! А я должна стать покровительницей особы, которая целый год тайком от меня гуляла в городе. Повторяю, я не верю тому, что вы говорите об Иоасе, но допустим даже, что это правда. Тогда позвольте узнать, действительно ли мой сын был последним, если он и в самом деле впутался в эту авантюру?
Панна Говард смешалась.
— Вы не можете говорить так об Иоасе, — сказала она. — Ведь она была на ужине с паном Казимежем… ну… тогда…
— А со сколькими бывала раньше? Я не верю тому, что вы говорите об Иоасе, но если даже это правда, мой сын имеет право не верить ей. Ведь эта девушка обманывала меня, она говорила, что уходит к родным, а сама шла на свидание; кто же может поручиться, что она не обманывала моего сына и всех своих любовников, если он был одним из них?
— А если сама Иоася скажет, что это пан Казимеж?
— Кому скажет? — спросила пани Ляттер.
— Вам.
Пани Ляттер схватила со стола лампу, сняла абажур и осветила стену, на которой висели два портрета ее детей.
— Взгляните! — воскликнула она, обращаясь к панне Говард. — Это Казик, когда ему было пять лет, а это Эленка, когда ей было три года. Вот фамильные черты Норских. Тот, кто хочет убедить меня в том, что Казик… тот должен показать мне ребенка, похожего на Казика или на Эленку. Поймите меня, сударыня!
— Значит, надо ждать если не три года, то целых пять лет, — прервала ее панна Говард. — А тем временем…
— Что тем временем?
— Что должна делать обольщенная девушка?
— Не рисковать… не охотиться за мужчинами, тогда они не будут обольщать ее! — со смехом ответила пани Ляттер.
— Она не виновата, она не знала, что ждет ее.
— Панна Клара, — уже спокойно сказала пани Ляттер. — Мы люди взрослые, а вы рассуждаете, как пансионерка. Ведь все наше воспитание направлено к тому, чтобы уберечь нас от обольщенья. Нам велят не шататься по ночам, не заигрывать с мужчинами, остерегаться их. Весь свет следит за нами, нас ждет позор за каждую улыбку, за каждый свободный жест. Словом, девушку стерегут каменные стены. Так можно ли назвать ее обольщенной, если она, по доброй воле, не слушая предостережений, каждый день перескакивает через эти стены?
— Стало быть, вы считаете, что для женщин существуют особые правила морали? Что женщины не люди? — воскликнула панна Говард.
— Извините, сударыня, не я создавала эти правила. А если они относятся только к женщинам, то, наверно, потому, что только женщины становятся матерями.
— Стало быть, эмансипация, прогресс, высшие достижения цивилизации — все это, по-вашему…
— Дорогая панна Клара, — прервала ее пани Ляттер, положив учительнице руку на плечо, — согласимся в одном: вам хочется защищать прогресс, а мне кровные деньги. Я не принуждаю вас разделять мои отсталые взгляды, так не принуждайте же меня принимать на свое иждивение таинственных детей, если они в самом деле появятся на свет.
— В таком случае Иоанна обратится к вашему сыну, — в негодовании ответила панна Говард.
— А он ответит ей так же, как я вам. Если Иоанна считала возможным пойти на авантюры, то нет никаких оснований думать, что мой сын не имеет права избегать авантюр. Наконец у него нет денег.
— Ах да, в самом деле! — подхватила панна Говард с насмешливой улыбкой. — Ведь он у вас еще малолетний. Это не Котовский, который умеет сдержать слово, данное женщине.
— Панна Говард!
— Спокойной ночи, сударыня! — ответила панна Клара. — А поскольку у нас такое расхождение во взглядах, с пасхи я ухожу со службы.
— Ах, изволь, уходи хоть со свету, — прошептала пани Ляттер после ухода учительницы. И вдруг горло ее сжалось от таких безумных сожалений, такой тоской стеснилась грудь и такой хаос мыслей вихрем закружил в голове, что пани Ляттер показалось, что она сходит с ума.
Новость, которую принесла панна Говард, крайне огорчила пани Ляттер, но последние слова учительницы были ударом, нанесенным ее материнской гордости, ее надеждам. С каким презрением эта старая дева назвала ее сына «малолетним»! И как она смела, как могла она сравнить его в эту минуту с Котовским!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255