— Я пользовалась у твоей матери некоторым доверием.
— Ах вот как!
— Она часто говорила со мной о тебе. И вот что я скажу тебе: ты не представляешь, как она хотела, чтобы ты вышла замуж за пана Стефана, и не догадываешься, каким ударом был для нее слух о том, что между вами начались недоразумения. Тогда… в Италии…
— Что же дальше? — спросила панна Элена. — После такого пролога я жду драматического конца.
— Я не имею права сказать тебе все, что я знаю, — продолжала Мадзя, — но об одном прошу тебя: хоть ты и ни во что не ставишь меня, отнесись к моим словам со всей серьезностью. Так вот слушай, помирись с паном Стефаном и исполни волю матери.
Панна Элена похлопала себя рукой по уху.
— Не ослышалась ли я? — спросила она, глядя на Мадзю. — Ты, Магдалена Бжеская, гробовым голосом заклинаешь меня именем покойной матери выйти замуж за Сольского? Ну милочка, на такой смешной комедии мне еще не приходилось бывать!
— Кто же из нас играет комедию? — спросила оскорбленная Мадзя.
Панна Элена скрестила руки на груди и, глядя на Мадзю пылающим взором, произнесла:
— Ты являешься сватать меня за Сольского, а сама вот уже несколько месяцев напропалую кокетничаешь с ним?
— Я… с паном Стефаном? Я кокетничаю? — скорее с изумлением, чем с гневом, спросила Мадзя.
Панна Элена смешалась.
— Об этом все говорят, — сказала она.
— Об этом все говорят! Ты извини меня, но что говорят о тебе, о твоем брате? Что, наконец, говорили о…
Тут Мадзя умолкла, словно испугавшись собственных слов.
— Сольский любит тебя. И говорят, женится на тебе… Видно, в его сердце пришел твой черед, — сказала панна Элена.
Мадзя рассмеялась с такой искренностью, что этот смех разуверил панну Элену больше всяких слов.
— Может, ты и не кокетничаешь с ним, — продолжала она со все возрастающим смущением, — но если он захочет на тебе жениться, выйдешь и прыгать будешь от радости…
— Я? Но об этом никогда и речи не было! Я никогда и не помышляла об этом и, если бы даже — упаси бог! — пан Стефан сошел с ума и сделал мне предложение, я бы никогда за него не вышла. Я и оправдываться не хочу, — говорила Мадзя, — потому что не понимаю, как можно, будучи в своем уме, верить подобному вздору! Ведь если бы в этом была хоть крупица истины, я бы не жила у них! А так живу и буду жить, хотя бы для того, чтобы заткнуть рот сплетникам, которых я просто презираю. Это все равно что болтать о тебе, будто в тебя влюблен пан Арнольд и ты собираешься за него замуж…
— Это другое дело. За Сольского ты можешь выйти.
— Никогда! — воскликнула Мадзя.
— Извини, но я не понимаю почему? — ответила панна Элена. — Ты ведь ему не сестра.
— Я уважаю пана Стефана, восхищаюсь им, желаю ему счастья, потому что это благороднейший человек, — с жаром говорила Мадзя. — Но все достоинства, какими он владеет, не засыпали бы пропасти, которая разделяет нас. Боже! — она задрожала при этих словах. — Да для меня, бедной девушки, лучше смерть, чем лезть в общество, которое уже сегодня от меня отворачивается. У меня тоже есть гордость, — с воодушевлением закончила Мадзя. — И я предпочла бы стать служанкой у бедняков, чем войти в семью, в которой я была бы чужой.
Панна Элена слушала ее, опустив глаза, лицо ее покрылось румянцем.
— Ну, в наше время, — сказала она, — образование и воспитание стирают разницу в богатстве.
— И поэтому ты можешь стать женой пана Стефана, — подхватила Мадзя. — Твой отец был богатым помещиком, имел деревни. Мать с головы до ног была светской дамой. Да и ты сама, хоть у тебя нет состояния, светская дама и можешь импонировать семье мужа. А я дочь доктора из маленького городишка, и предел моих мечтаний открыть школу на несколько классов! Ясное дело, я привязана к Сольским, ведь они обещали устроить меня в школу при своем заводе. Я буду обучать детей их служащих и рабочих, вот моя роль в их доме.
Хмурое лицо панны Элены прояснилось, как красивый ландшафт, когда из-за туч проглянет солнце.
— Извини, — сказала она и, нагнувшись, горячо поцеловала Мадзю.
— Вот видишь, вот видишь, какая ты нехорошая! — говорила Мадзя, прижимая ее к груди. — За всю напраслину, которую ты на меня взвела, ты должна помириться с паном Стефаном. Помни, — прибавила она, понизив голос, — этого хочет твоя бедная мать…
— Но не могу же я сделать первый шаг, — задумалась панна Элена.
— Он сделает, только больше его не отталкивай. О, я об этом кое-что знаю, да, да! — прошептала Мадзя.
В другой комнате раздался тихий скрип, и на пороге появился пан Казимеж. Он весь сиял: у него смеялись губы, лицо, вся фигура. Но при виде Мадзи признаки радости исчезли, на лбу показалась тонкая морщинка, а в глазах тень меланхолии. С таким выражением он был очень хорош, особенно когда волосы у него были немного растрепаны.
Панна Элена была так увлечена, что, не спрашивая брата о результате разговора с отчимом, воскликнула:
— Знаешь, это все сплетни о Мадзе и Сольском!
У пана Казимежа вид в эту минуту был такой, точно он пробудился ото сна. Он уставился глазами на Мадзю.
— Она клянется, — продолжала сестра, — что никогда не вышла бы за Сольского и что Стефек вовсе в нее не влюблен.
У Мадзи защемило сердце.
— К тому же, — говорила панна Элена, — наша благонравная Мадзя как нельзя верней определила свою роль в их доме. Стефек обещал назначить ее в школу при сахарном заводе, и она говорит, что будет обучать детей его служащих и рабочих и потому привязана к Сольским.
Каждое слово красавицы, произнесенное с насмешливой улыбкой, ранило душу Мадзи.
«Ах, какая она безжалостная, какая неделикатная!» — думала девушка.
— Ничего не понимаю, — произнес пан Казимеж.
— Поймешь, — уже серьезно заговорила панна Элена, — если я скажу тебе, что панна Бжеская уговаривает меня, во-первых, помириться со Стефеком, а во-вторых, выйти за него замуж. Слышишь: это Бжеская советует, от которой у них нет секретов!
— Ура! — крикнул пан Казимеж и запрыгал по комнате. Меланхолия исчезла, как спугнутый заяц из борозды. — В таком случае, милая Эля, ты не станешь напоминать мне о тысяче рублей…
— Будь покоен! — с победоносным видом ответила панна Элена, — я отдам тебе и те деньги, которые еще у меня остались.
Мадзя никогда не могла отдать себе отчет в том, какие чувства владели ею в эту минуту. Ей казалось, что она попала в омут, из которого надо вырваться.
Она встала и протянула Элене руку.
— Ты уходишь? — спросила панна Норская, не обращая внимания ни на молчание Мадзи, ни на ее бледность.
— До свидания, сударыня, — сказал пан Казимеж тоном, который сделал бы честь самому чванливому родственнику Сольского.
«Что же это такое?» — думала Мадзя, медленно спускаясь с лестницы.
Она никак не могла примирить ни глубокое разочарование пана Казимежа с его прыжками, ни ту нежность, с какой он разговаривал с нею за минуту до этого, с этим пренебрежительным прощаньем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255